О том, что стало с Ардом Норманом, она узнала из газет. За него вступилась партия «голубых», ратующая за чистоту океана; вопреки всем избирательным законам она выдвинула подсудимого кандидатом в президенты, и эта акция смягчила приговор трибунала: коммандер-лейтенант Норман был разжалован, уволен в отставку без пенсии, кроме того, ему надлежало выплатить штраф в десять тысяч долларов. Впрочем, судьба этого человека перестала волновать Флэгги. Под рождество она вышла замуж за офицера-подводника Барни, который не отличался стройностью и одухотворенностью, но был пылок и нежен.
О'Грегори набрал номер телефона.
— Алло, Флэгги! Ты еще не передумала выйти за меня замуж?
— Еще нет.
— Я тебе всегда говорил, что подводники — это камикадзе.
— Что-нибудь с Барни?!
— И не только с ним...
— Говори же, черт побери!
— По телефону не могу.
— Тогда приезжай немедленно!
— Только не сейчас. Приеду, когда освобожусь...
Протяжный взрыв со стороны моря заставил его оглянуться. Это на внешнем рейде взорвали баржу, на которой побывали носители бацилл неизвестной болезни...
В военно-морском министерстве адмиралы вместе с учеными-микробиологами решали судьбу «Архелона». Врач для особых поручений майор медицины О'Грегори никогда еще не видел такого скопища больших звезд на погонах.
Он тихо сидел рядом с шефом, обхватив ладонями щеки. Поза его выражала глубокую озабоченность, столь подобающую случаю.
Флагманский эпидемиолог резюмировал свой доклад:
— В результате бактериологического анализа биопроб с «Архелона» нами обнаружены бациллы неизвестной науке болезни — весьма скоротечной и инфекционной. Ее симптомы напоминают отчасти болезнь легионеров. Отчасти лепру. Выяснилось, что ее микробы в условиях слабой радиации ядерного реактора переродились в новый, крайне опасный для здоровья людей штамм микроорганизмов.
Суть моего предложения сводится к следующему: на острове Юджин в заброшенном концлагере можно без особых затрат устроить лепрозорий для пораженного экипажа. Проблема заключается лишь в том, что делать с подводной лодкой. Подлежит ли она дезинфекции? Если нет, то уничтожение столь дорогостоящего корабля нанесет ощутимую брешь в боевой мощи флота.
Президент микробиологического общества профессор Сименс заявил без обиняков:
— Полную дезинфекцию в отсеках «Архелона», набитых электроникой и разнообразной машинерией, провести невозможно. Надо менять всю начинку. Проще построить новый корабль!
— Я требую хотя бы частичной дезинфекции! — настаивал морской министр. — Стратегический атомоход должен быть в океане, а не у карантинного причала!
— Тогда через месяц вам придется подыскивать еще один остров Юджин! — запальчиво возражал профессор. — Для нового экипажа!
— Но я не могу отправить на дно целый ракетодром. Нация мне этого не простит.
— Нация во сто крат не простит вам, если вы заразите ее суперлепрой.
Перепалке, которая вот-вот грозила перейти правила приличия, положил конец начальник морского генерального штаба:
— Пусть каждый из присутствующих выскажет свое мнение. По старому флотскому обычаю, начнем с младшего. Майор медицины О'Грегори!
О'Грегори вздрогнул, как школьник, вызванный учителем врасплох. Он встал, потирая подбородок (жест крайнего смущения или, напротив, сосредоточения).
— Мне кажется, нет смысла менять на «Архелоне» экипаж... — О'Грегори сказал первое, что пришло ему в голову, и тут же судорожно стал придумывать обоснование. Нужно было немедленно найти хоть какой-нибудь довод, пусть нелепый, лишь бы не стоять столбом.
— А в этом что-то есть! — первым нарушил напряженную тишину морской министр. — Как сказывается эта болезнь на работоспособности человека?
— Никак! — откликнулся флагманский эпидемиолог. — На ранних стадиях больной почти полностью сохраняет умственную и трудовую способность. Безобразен лишь внешний вид...
— Но это уже из области эстетики, — прервал его адмирал. — В предложении майора О'Грегори я нахожу выход из сложившейся ситуации. Энергетическая установка «Архелона» заряжена на пять лет непрерывной работы. Таким образом, если экипаж пробудет некоторое время в море, то отпадает нужда в лепрозории, как снимается и вопрос о дезинфекции. А главное — не страдает стабильность нашей обороны.
— Страдают люди! — не удержался Сименс.
— Это военные люди, профессор! Они призваны к страданиям и лишениям. А вы, ученые, точно так же призваны им помочь. У вас будет предостаточно времени, чтобы найти противоядие...
— Чудовищно! — резюмировал президент микробиологического общества. — Где же наша демократия? Дайте им выбрать самим: остров или океан!
— Прошу разрешения сесть! — напомнил о себе майор медицины.
— Садитесь!.. — одобрительно кивнул морской министр.
К острову Юджин «Архелон» шел ночью в надводном положении.
Рейфлинт и Бар-Маттай стояли на мостике. Над ними ярко пылало полярное сияние. Бурлила вода, захлестывающая на обрезиненную палубу.
— Что бы ты выбрал, — спросил коммодор, — лечебницу на острове или нашу жизнь в отсеках?
Бар-Маттай недоуменно взглянул на Рейфлинта.
— Это альтернатива морского министра, — пояснил коммодор. — Либо мы все переселяемся в лепрозорий на острове. Либо продолжаем боевое патрулирование. В последнем случае нам платят вдвое...
— Мне кажется, первый вариант лучше...
— Я тоже так думаю. С удовольствием размял бы ноги на острове, — невесело пошутил Рейфлинт.
Скованный торосистыми льдами остров Юджин открылся в предрассветных сумерках. На алом фоне зоревой полосы четко выступали утесистые скалы. Все, кто стоял на мостике, увидели бараки за колючей проволокой, вышки с прожекторами...
Коммодор опустил бинокль.
— Прелестный уголок, — скривился Рейфлинт и выругался. Бар-Маттай рассматривал из-под ладони отвесные скалы.
— Рооп, играйте большой сбор, — распорядился коммодор. — Постройте экипаж на верхней палубе!
Когда подводники встали вдоль крышек ракетных шахт в неровную шеренгу, Рейфлинт показал рукой на остров, который даже в лучах поднявшегося солнца оставался черным и угрюмым, и прокричал в мегафон:
— Выбирайте. Либо эту ривьеру, либо океан.
— Океан! — вразнобой грянули архелонцы. Ветер трепал седые волосы, жутковато неживой бронзой отливали их лица. Яростно матерясь, матросы сыпались в верхний рубочный люк. У нижнего обреза входной шахты они натыкались на Катарину, не рискнувшую выбраться на палубу.
— Эй, красотка! — окликнул ее негр-барабанщик. — А почему ты такая же рыжая, как и была? Уж не ты ли нас наградила этой «бронзовкой»?
Катарина сжалась.
— Что-то давно ты не раздевалась перед нами, девочка?! — подступил к ней торпедист с шеей циркового борца.
— Помоги ей, Сэм! Она забыла, как расстегивается лифчик!
Сэм запустил пальцы в вырез и рванул платье так, что на Катарине остались лишь обрывки всех ее одежд.
— Ага! Я же говорил! — завопил негр. — На ней ни одного пятнышка!
— Я ничего не знаю! — кричала девушка. — Я никогда ничем не болела!
Толпа, сбившаяся под нижним рубочным люком, заревела:
— Мы тоже ничем не болели, пока ты не принесла на хвосте эту заразу!
— Суд Линча этой стерве!
— В торпедный аппарат ее, Сэм!
Сэм сгреб танцовщицу в охапку и ринулся в носовые отсеки. Катарина отчаянно брыкалась, но ей стянули ноги остатками платья. Кто-то услужливо распахнул крышку нижнего торпедного аппарата, и Сэм затолкал извивающееся тело в узкую темную трубу. Крышку тут же захлопнули и задраили. Крики и мольбы Катарины глухо пробивались сквозь толстый металл. Но тут открыли переднюю, забортную, крышку, и в аппарат ворвалась вода. Еще слышно было, как билась и царапалась в трубе жертва, когда Сэм заученно рванул рычаг боевого баллона. Двести атмосфер вышвырнули хрупкое тело в глубину. Испуганно шарахнулись дельфины. Сжатый воздух вырывался на поверхность черными хрустальными шарами.
Педант Рооп, узнав о расправе, записал в вахтенный журнал: «В 7.00 на восточном траверзе острова Юджин привели в исполнение приговор суда Линча над гражданкой Федерации Больших Кокосовых Островов, виновной в заражении экипажа «суперлепрой XX». В 7.15 дали обороты турбинам и легли на обратный курс для дозаправки продуктами и расходными материалами за северной чертой внешнего рейда базы».
Бахтияр прибежал в торпедный отсек, когда народ уже расходился. Выпихнув из лаза чью-то голову, стюард пронырнул в круглый люк, пронесся по проходу между стеллажными торпедами, расталкивая встречных, и яростно забарабанил в литую крышку.
— Открой! — проревел он Сэму.
— Пожалуйста, сэр! — торпедист крутнул рычаг кремальеры и галантно распахнул зев осушенной трубы.
Маленькая морская звезда распласталась на мокром металле....
Бахтияр, издав странный горловой звук, долго смотрел на нее, затем извлек звезду из аппарата, бережно расправил лучи на ладони и, с трудом переставляя ноги, понес ее к выходу. Один из матросов пощелкал пальцами у виска:
— Похоже, он решил, что его красотка слегка уменьшилась в размерах!
— Держу пари — она сегодня попадется тебе в компоте, Сэм! — захохотал негр-барабанщик. Но тут взвыли внутриотсечные динамики: «По местам стоять! Корабль к бою и походу!»
На этот раз буксиры вывели в море старый лихтер, груженный ящиками, мешками, бочками и коробками — всем необходимым для годичного автономного похода.
Выждав, когда на лихтере никого не осталось, «Архелон» подошел к борту. Без малого сутки перетаскивали подводники провизию, медикаменты, запчасти, загромождая отсеки и трюмы. Субмарина ушла, и лихтер взорвали.
Океан принял в свои недра заразные обломки точно так же, как принимал он бетонные капсулы с отравляющими глазами и радиоактивными веществами.
После гибели Катарины Бахтияр почти перестал выходить из каюты. В знак траура он отпустил щетину. Редкие жесткие волоски торчали из кожи серебряными занозами.