Но под давлением самой жизни этот духовный идеал очень часто либо уступал более телесному, либо сливался с ним. Заметим, что уже Христос (как Его обычно представляют) высок и статен, а не только привлекателен лицом. Хотя и не атлетичен. Но ведь и Аполлон — символ мужской красоты на многих статуях тоже далек от Геракла: краса его скорее нежна, быть может, даже хрупка и утонченна.
А вот и «ангельский доктор», знаменитый средневековый богослов Фома Аквинский. Он уже не просто светоносен, а и могуч, так что в Южной Италии был прозван Сицилийским Быком. По утверждению одного доминиканца, «когда св. Фома прогуливался на лоне природы, народ, работавший на полях, бросив свои занятия, устремлялся ему навстречу, с восхищением созерцая его величественную фигуру, красоту его человеческих черт; в гораздо большей степени их толкала к нему его красота, чем его святость».
А далеко-далеко на Востоке придворная дама писала: «Проповедник должен быть благообразен лицом. Когда глядишь на него, не отводя глаз, лучше постигаешь святость поучения. А будешь смотреть по сторонам, мысли невольно разбегутся. Уродливый вероучитель, думается мне, вводит нас в грех».
Не хочу показаться кощунственным и оскорбить чьи-то религиозные чувства. Но поскольку речь идет именно о внешнем, о том, что привлекает в облике Духовного Лидера, постольку нельзя не упомянуть и об иных лидерах, апеллирующих к Духу и Тайне, в том числе и тех, тип которых сочно обрисован жившим во II веке Лукианом в памфлете «Александр, или Лжепророк». «… Итак, Александр был высок, красив и в чем-то действительно богоподобен: кожа его отличалась белизной, подбородок был покрыт редкой щетиной; волосы Александр носил накладные, чрезвычайно искусно подобрав их к своим, и большинство не подозревало, что они чужие. Его глаза светились сильным и вдохновенным блеском. Голос он имел очень приятный и вместе с тем звучный. Словом, наружность Александра была безупречна».
Возможно, небезупречно, но очень эффектно выглядели и многие другие «пророки» и «духовные наставники». Вспомним хотя бы Григория Распутина или Абая, адепты которого забили насмерть популярного актера, литератора и спортсмена Талгата Нигматулина: «Высокий, смуглый, с черными усами и черными же горящими глазами, экспрессивно и уверенно рассуждающий о материях весьма загадочных, коротко знакомый со всеми известными экстрасенсами, он производил неотразимое впечатление в литературных «салонах» Москвы (и не ее одной)».
Показательно, что меняется отношение и к должному внешнему виду рядовых служителей Духовности — теперь уже безо всяких кавычек. В том числе и женщин. По сути дела, совсем недавно — каких-то семьдесят лет назад В. Маяковский описывал постные лица и фигуры монахинь, глядя на коих можно было бы свести скулы от зевоты:
И сзади
и спереди
ровней, чем веревка.
Шали,
как с гвоздика,
с плеч висят…
Вместо известных
симметричных мест,
Где у женщин выпуклость —
у этих выем:
в одной выемке —
серебряный крест,
в другой — медали со Львом
и с Пием.
Вполне понятно, что после созерцания такой картины верзила-поэт мог воскликнуть:
Агитпропщики!
Не лезьте вон из кожи.
Весь земной
обревизуйте шар.
Самый замечательный безбожник
не придумает
кощунственнее шарж!
Правда, судя по «Декамерону», и в прежние годы не все монахини вызывали подобные эмоции, но тем не менее… «Постность» была определенным эталоном, чуть ли не синонимом духовности. Ныне же многое иначе: идешь по проспекту — а навстречу нежнейшее создание. Девушка, к чьему личику глаза сами тянутся. Неужели это она ко мне идет? Давненько что-то такого за собой не замечал. А ведь идет, в руках ее «Сторожевая башня»… Либо встречает вас подле булочной молодая женщина. Приятная, но без капли елея, и предлагает красочную, прекрасно изданную книгу «Жизнь — как она возникла». Да еще со своим телефоном. Все мило, естественно, просто, без тени чопорности… Да, это вам не монахини В. Маяковского! О таких женщинах поэт написал бы явно иные стихи. Но, к сожалению, нам не до них. Пора возвращаться к нашей основной теме.
Перед нами — третий тип. Третье видение Эталона. Это — Герои. Как созданные воображением, так и реальные, но трансформируемые кистями Идеологии, Эстетических Потребностей и самого Времени в своеобразные Образцы. Такие герои, даже вырастая из живых и полнокровных людей, постепенно превращаются в иконы и плакаты, которые подчас больше говорят об идеалах определенного времени, чем о конкретном человеке, чье имя они несут «сквозь года и века».
Оказывается, и тут мы наблюдаем интереснейшее раздвоение и даже раздробление идеала. Уже былинно-эпические герои «сделаны не на одну колодку». С одной стороны, Зевсов сын, мощнорукий Геракл, рослые, статные и родовитые герои «Рамаяны», «Манаса» и западноевропейского эпоса… Мало того, иные из них, подобно Гераклу, — сыновья не людей, а высших существ. Таков, например, один из центральных персонажей «Манаса» Алмамбет (Алмагамбет), тайно зачатый матерью от ангела — «сына херувима». Да и само слово «герой» изначально означало именно детей или потомков не только людей, но и богов.
А кто же оказывается перед нами с другой стороны? Библейский Давид, которому и опояска с мечом кажется тяжелой, так что приходится выбирать более привычную для его юношеской руки пращу. К тому же и «профессия» его самая мирная и далеко не аристократическая — накануне своего всемирно известного поединка он пасет «овец отца своего в Вифлееме».
А русские богатыри? Сплошь и рядом простолюдины. Илья — «мужик-деревенщина». Алеша — Попович, то есть поповский сын. Микула — Селянинович. Садко — Купец. Иван Гостиный сын. Гости — купцы, рангом повыше мелких торговцев. Но до царских кровей им тоже далековато. А уж Васька Буслаев, так тот вообще из новгородской вольницы.
Но еще любопытнее иное: если на известной с детства картине Васнецова мы видим трех подлинных богатырей, самый мощный из которых Илья, то в самих-то былинах Илья обрисован иначе: «ростом он умеренный, в плечах не широк был».
Еще интересней окунуться в литературный и киномир советских героев. Здесь я неожиданно для самого себя увидел (не померещилось ли?) поразительные эстетические параллели с христианскими и мировыми религиями в целом. Опять-таки, с одной стороны, естественна тяга к соединению эстетического и нравственного идеала. «Наш» рядом с «немцами», «американцами» или «белыми» должен быть высок и мощен, желательно крупноголов, с четкими чертами лица. Хотя в жизни мы зачастую видим иное.
Кстати, таковы же габариты «своих» и в американских фильмах, потоком идущих на наших экранах.
Но в отечественном кинематографе и литературе советских лет прослеживается и иная линия, когда «наш», «хороший» внешне некрасив, порой приземист, а то и мелковат, а «негодяй», «подлец» оказывается чертовски притягательным, не обделенным ни внешней мужественностью, ни статью.
Думаю, что примеров можно отыскать немало. Оказывалось, что вроде бы и отвергая религию в традиционном ее понимании, советская литература и искусство, начиная еще с Павла Корчагина, стремились зачастую и чисто эстетически показать примат духовного и волевого над грубо-телесным, костно-мускульным. Но это же и мощнейшая традиция, заложенная в мировой религиозной культуре!
Последуем далее, и перед нами предстанут уже не просто Герои, а Венценосцы, Вожди (Отцы Народа и Народов), Президенты и Трибуны. Я могу здесь снять лишь самый поверхностный слой проблемы, не столько демонстрируя что-то, сколько предлагая читателю пищу для самостоятельных размышлений. Слишком уж малы возможности этой главки. Но все-таки попробуем вместе поразмышлять хотя бы над некоторыми примерами.
Начнем с Венценосцев (четвертый тип). Поскольку обычно это были либо наследственные монархи, либо лица, избранные относительно узким кругом сторонников, постольку их чисто природные внешние данные оказывались не особенно существенными. Петр I был буквальным динамитом — и это при росте 2 м 4 см! А византийский император Иоанн Цимисхий, вызвавший на поединок полулегендарного князя Святослава, напротив, низкоросл, хотя ловок и силен. Один из французских королей так прямо и назывался — Пипин Короткий. Другие, уже не только французские короли и князья именовались Красивыми или Красными.
Но не это было главным. Важнее был «величественный вид». Для восточного же монарха еще более была важна способность приводить в трепет окружающих. Какие-то черты таких монархов за столетия то борьбы, то иных контактов с Ордой обрели и великие русские князья. Согласно запискам барона Герберштейна, бывшего в 1517 г. в Московии и писавшего по довольно горячим следам: государь Всея Руси Иван III женщинам «был так страшен, что если какая-нибудь случайно попадала ему навстречу, то от его взгляда чуть не лишалась жизни».
Идеальный же образец восточного монарха-вождя можно увидеть в эпическом описании хана Манаса:
Взошел на этот престол
В гневе превеликом батыр,
Он глядел, как полночь глядит,
Был, как пасмурный день, сердит;
Губы он вздул, как ножны,
Щеки были напряжены И усами вооружены,
Были они, как бухарский «шап» (сабля. — Ю. Б.)
Совершенно иначе выглядят те, кто закладывает и укрепляет основы иных империй и тоталитарных режимов — т. е. те, кто, прежде чем безраздельно властвовать, должны еще этой власти добиться.
Я ни в коем случае не пытаюсь проводить какие-то узко идеологические параллели, как стало модным в последнее время. Такие вещи требуют скрупулезнейшего анализа. Здесь же, повторяюсь, речь идет лишь о каких-то внешних, личностно-человеческих чертах, соответствующих глубинным потребностям масс того или иного периода истории.