енска, в потере огромных пространств России. «Ты немец, — кричал пылкий Багратион. — Тебе все русское нипочем!» «А ты дурак, — отвечал невозмутимый Барклай («Ледовитый немец», — как выразился однажды о нем ироничный, остроязыкий Ермолов. — Ю. Р.) — хотя и считаешь себя русским!» Начальник штаба 1-й армии А. П. Ермолов в ту пору сторожил у дверей, отгоняя любопытных: «Командующие очень заняты. Советуются между собой!» — комментировал он происходящее со свойственной ему язвительной иронией.
В уже не раз упоминавшихся и цитированных мною «col1_0..» есть интереснейшие места, характеризующие обстановку военных лет 1812 года, но и в неменьшей степени объективность, порядочность, принципиальность и честность автора, то есть самого Алексея Петровича Ермолова. Вот, к примеру, такой отрывок: «В Поречье генерал-квартирмейстер Лаба докладывал военному министру, что комиссионер в похвальном намерении не допустить неприятеля воспользоваться магазином сжег его. В нем находилось несколько тысяч четвертей овса и 64 тысячи пудов сена. Не восхитился министр восхваляемою расторопностию, а я испросил позволения его справиться по делам, как давно об учреждении магазина дано было повеление: нашлось, что от подписания бумаги две недели. Есть ли возможность в один пункт свезти такое большое количество запасов в том месте, где во множестве взяты обывательские подводы в пособие армии? Я осмелился сказать министру, что за столь наглое грабительство достойно бы вместе с магазином сжечь самого комиссионера.
Поречье — первый старый русский город на пути нашего отступления, и расположение к нам жителей было другое. Прежде проходили мы губернии литовские, где дворянство, обольщенное мечтою восстановления Польши, возбуждало против нас слабые умы поселян, или губернии белорусские, где чрезмерно тягостная власть помещиков заставляла желать перемены. Здесь, в Смоленской губернии, готовы были видеть в нас избавителей. Невозможно было изъявлять ни более ненависти к врагам, ни живейшего участия к преподанию нам всех способов, предлагая содействовать, ни собственности не жалея, ни жизни самой не щадя!
Поселяне приходили ко мне с вопросом: позволено ли им будет вооружиться против врагов и не подвергаться ли за то ответственности? Главнокомандующий приказал издать воззвание к жителям Смоленской губернии, приглашая их противостоять неприятелю, когда дерзнет поругаться святыне, в жилища их внесет грабеж, в семейства бесчестие.
Из Поречья вышли мы ночью, избегая сильных жаров (так! — Ю. Р.). Желая знать дух солдата и мысли о беспорядках и грабеже, которые начали размножаться посреди их в темноте, — не узнаваемый ими я расспрашивал: солдат роптал на бесконечное отступление и в сражении ожидал найти конец ему; недоволен был главнокомандующим, виновным в глазах его, почему он не русский. Если успехи не довольно решительны, не совсем согласны с ожиданием, первое свойство, которое русский солдат приписывает начальнику иноземцу, есть измена, и он не избегает недоверчивости, негодования и самой ненависти. Одно средство примирения — победа! Несколько их дают неограниченную доверенность и любовь. Обстоятельства неблагоприятны были главнокомандующему, и не только не допускали побед, ниже малых успехов. В Поречье тогда оставалось мало очень жителей; в опустелых домах рассеянные солдаты производили грабеж и разбой. Я сам выгонял их и скажу, к сожалению, даже из церкви. Никогда не встретил я из ближайших начальников их, которые должны были заметить их отлучку. В равнодушии сем к исполнению обязанностей надобно искать причин чрезвычайного уменьшения людей на фронте. В этом возможно упрекнуть не одних командиров полков».
Откровенно, честно, прямо, нелицеприятно! Таков Ермолов всегда, во всем, ко всем!
Надо сказать, что и Александр I склонен был проявлять недовольство отступлением, продолжившимся до Смоленска. В результате Александр I доверил выбор кандидатов на пост главнокомандующего Чрезвычайному комитету из важнейших сановников империи. В августе 1812 года комитет отверг кандидатуры Л. Л. Беннигсена, П. И. Багратиона, А. П. Тормасова и единогласно высказался за М. И. Кутузова, которому тогда было уже 67 лет (жить ему оставалось ровно 8 месяцев).
Это назначение было встречено русскими войсками с ликованием! Родилась поговорка: «Приехал Кутузов бить французов!»
Бородинское сражение 26 августа 1812 года — единственный в истории войн пример генерального сражения, исход которого обе стороны сразу же объявили (и до сей поры празднуют!) как свою победу, имея на то основания.
Ход сражения складывался в пользу Наполеона, создавшего на всех направлениях (Шевардинский редут, Батарея Раевского, Багратионовы флеши и деревни Семеновская и Утица) численное превосходство, вдвое и даже втрое превосходящее русские силы.
Поскольку русская армия после Бородино оставила Москву, Наполеон счел битву выигранной.
Однако Наполеон не смог разгромить русскую армию, обратить ее в бегство!
Русские войска, отступив (точнее, отодвинувшись!), в начале битвы, стояли несокрушимо, хотя и вынуждены были потом сдать Москву.
1 сентября 1812 года на совете в Филях было решено оставить Москву. «Доколе будет существовать армия, — сказал Кутузов, — с потерянием Москвы, не потеряна еще Россия!»
2 сентября русские войска оставили, а французы заняли Москву. В тот же день начался грандиозный пожар, о причинах и виновниках которого историки спорят до сих пор.
Три месяца, пока Наполеон был в Москве, были для Александра I самыми тяжелыми месяцами в его жизни. Даже после Тильзита он не чувствовал такого презрения и одиночества. Однако письмо своей сестре он закончил словами: «Я далек от того, чтобы упасть духом под гнетом сыплющихся на меня ударов. Напротив, более чем когда-либо, я полон решимости упорствовать в борьбе, и к этой цели направлены все мои заботы».
Он не поддался и давлению, оказанному на него сторонниками мира с Наполеоном, хотя последний знал об этом и надеялся на мирный исход. Царь был непримирим. «Я отращу себе бороду вот до сих пор, — говорил он в сентябре 1812 года своему флигель-адъютанту А. Ф. Мишо, указывая себе на грудь, — и буду есть картофель с последним из моих крестьян в глубине Сибири скорее, чем подпишу стыд моего Отечества!» В этом упорстве слились воедино личная ненависть к Наполеону и понимание неприемлемости при этом континентальной блокады для России.
Заняв Москву, французы обнаружили в ней огромные запасы товаров и продовольствия. Но московский пожар радикально изменил положение, поставив Наполеона в состояние безысходности.
Именно здесь, в Москве, на высшей точке своего величия, Наполеон увидел, что война, затеянная им, сулит неминуемое фиаско. Позже, на острове Святой Елены, в беседах с приближенными он воскликнул: «Я должен был умереть в Москве! Тогда я имел бы величайшую славу, высочайшую репутацию, какая только возможна!»
Что же сделал Кутузов по оставлении Москвы? Четыре дня он демонстрировал перед французами видимость отступления по Рязанской дороге, а на пятый — скрытно повернул на Калужскую дорогу и 21 сентября расположился лагерем в селе Тарутино (80 км юго-западнее Москвы). Это позволило ему прикрыть Тулу и Калугу, откуда шли резервы вооружений и продовольствия, и поставить под угрозу Смоленск. В это время заполыхала партизанская война, а Кутузов через две недели собрал до 240 тысяч регулярных войск, народного ополчения и казаков, тогда как Наполеон располагал в ту пору всего 116 тыс. солдат!
7 октября Наполеон оставил Москву, приказав… взорвать Кремль. К счастью, то ли дождь подмочил фитили, то ли «успели» русские патриоты. Было разрушено лишь здание Арсенала.
Из Москвы Наполеон двинулся на Калугу — к Смоленску. Но партизан А. И. Сеславин обнаружил колонны французов и предупредил Кутузова, успевшего преградить этот путь у Малоярославца. Здесь 12 октября разгорелась ожесточенная битва. Город 8 раз переходил из рук в руки и в конце концов… остался у французов, но Кутузов, отступав на 2,5 км, оседлал Калужский тракт. Наполеону оставалось или атаковать, или… уходить по Смоленской дороге, уже разоренной войной. Наполеон выбрал последнее, отказавшись от генеральной битвы.
Обратный путь французов был сплошным для них бедствием. Голод, бескормица, холод, партизаны, казачьи летучие отряды не давали покоя.
Регулярные же русские войска, руководимые Кутузовым, вели преследование врага параллельным маршем по новой Калужской дороге, где всегда находили фураж, продовольствие, ночлег.
12 ноября, подойдя к Березине, Наполеон располагал всего лишь 30–40 тысячами боеспособных и 35–40 тысячами безоружных и больных. Кстати, именно здесь, на Березине, Кутузов предрекал неминуемое истребление всей армии Наполеона!
Наполеону грозило окружение и… пленение. Были сообщены русским войскам приметы Наполеона, особливо подчеркивался его «малый рост»!
Впервые Наполеон оказался в катастрофической ситуации. К тому же Березина после двухдневной оттепели вскрылась, а ледоход мешал строить мосты. С тяжелыми боями, отбиваясь от русских, Наполеон ушел от Березины к Вильне. 21 ноября в Молодечно Наполеон фактически признал свое поражение, а 23-го в местечке Сморгонь, передав командование Мюрату, поторопился в Париж, где был 18 декабря.
Кутузов имел все основания рапортовать царю 7 декабря: «Неприятель почти истреблен!»
О дальнейшем читаем в «Записках А. П. Ермолова…».
«По упразднении главного штаба 1-й армии я назначен начальником артиллерии всех действующих армий. Я обратился к фельдмаршалу, прося исходатайствовать отмену назначения моего, но он сказал, чтобы я сам объяснил о том государю. Намерение его было, как тогда сделалось известным, место это доставить генерал-майору Резвому.
После лестной должности, неожиданно и не по чину мне назначенной, когда в неблагоприятном положении дел наших государю неблагоугодно было предложить никому другому, мне дано приказание, и оставался долг повиновения!
Теперь новая должность моя объемлет часть обширную, но есть недостатки в ней, требующие скорого исправления, при средствах, деятельною кампаниею истощенных, в отдалении от удобнейших способов снабжения всеми потребностями. Более прежнего известный государю, я признался чистосердечно, что меня устрашают трудности и неотвратимые препятствия, чтобы поставить себя в готовность к скорейшему исполнению требований. До сего времени в каждой из армий были отдельные начальники артиллерии и у каждого свой взгляд на порядок управления делами. Теперь подчиняют