Хозяин сердцу своему. И в прямом, и в переносном смысле эти слова отражают суть и стиль, если так можно сказать, характера и поведения Ермолова.
Так, например, известно, что Алексей Петрович прожил всю свою долгую жизнь холостяком, так и не побывав «под венцом». Однако нельзя сказать, что он был женоненавистником. Скорее наоборот! Но… Попробуем разобраться. Насколько можно понять, Ермолову не было чуждо ничто человеческое. Однако он умел владеть собой, даже сердце подчинял долгу!
Здесь сошлюсь на уже не раз упоминавшуюся мною работу Александра Ермолова. «Алексей Петрович Ермолов 1777–1861»: «приведу еще несколько данных, могущих осветить те мало известные свойства и черты характера А. П., которыя отразились в его более интимной частной жизни и в отношениях и признаки коих могут быть почерпнуты из ряда сохранившихся писем к близким родственникам и друзьям, а также из воспоминания и рассказов таких лиц. Первый вывод, к которому нельзя не придти при внимательном изучении этой стороны жизни А. П., что его личные частные интересы, не только материальные, но и другие, хотя бы и более возвышенные и присущие каждому человеку, в каком бы положении он не находился, всегда ставились им на второй план, при столкновении таких интересов с интересами и потребностями того общего дела, служению которому он посвятил все свои силы и способности и все моменты своей жизни».
Можно полагать, что подобное отношение к личному сложилось под влиянием отца Алексея Петровича, который говорил: «Твердил я своему сыну, что когда требует государь и Отечество службы служить не щадя ничего, не ожидая награды, ибо наша обязанность только служить!»
Не этому ли наказу в беззаветной службе Отечеству отдал всего себя Алексей Петрович Ермолов, пожертвовав ради нее семьей?
В самом деле, ведь в «Записках» читаем: «1803. Мирное время продлило пребывание мое в Вильно до конца 1804 года. Праздность дала место некоторым наклонностям, и вашу, прелестные женщины, испытал я очаровательную силу; вам обязан многими в жизни приятными минутами».
Более того. В той же работе Ермолов пишет: «По окончании войны против австрийцев армия наша возвратилась из Галиции, и часть оной расположилась в Волынской губернии, понудила отряд мой вывести в Киевскую, Полтавскую и Черниговскую губернии. Квартира моя из Дубно перенесена в Киев. Вместе с Волынскою губерниею оставил я жизнь самую приятную. Скажу в коротких словах, что я страстно любил W., девицу прелестную, которая имела ко мне равную привязанность. В первый раз в жизни приходила ко мне мысль о женитьбе, но недостаток состояния с обеих сторон был главным препятствием, и я не в тех уже был летах, когда столь удобно верить, что пищу можно заменить нежностями. Впрочем, господствующею страстию была служба, и я не мог не знать, что только ею одною могу достигнуть средств несколько приятного существования. И так надобно было превозмочь любовь! Не без труда, но я преуспел».
Известно также еще одно свидетельство подобного рода. Вот какой случай в жизни Алексея Петровича описал Ад. П. Берже в работе «Ермолов на Кавказе», опубликованной в журнале «Русская Старина» в 1884 году: «Живя в Тифлисе, Алексей Петрович имел привычку, по утрам около 7 часов, отправляться на прогулку, в старом мундире, полосатых шароварах, с дубиною и неразлучным с ним бульдогом. Однажды, при выходе из дома, он заметил, что его новейшие казаки выпроваживают двух грузинок в чадрах. Остановивши казаков, Ермолов подошел к грузинкам и спросил, что им нужно. Одна из просительниц оказалась старухой, другая же, откинув чадру — молоденькой, редкой красоты девушкой. «Кровь, — рассказывал Алексей Петрович, — во мне разыгралась и нужно было много силы, чтобы совладать с собою. Приняв из рук старухи прошение, я объявил ей: «прошение беру и сделаю по нему все, что могу; но приказываю в другой раз не попадаться мне на глаза, иначе вышлю из города». Грузинки, само собой разумеется, меня не поняли, но я тут же приказал случившемуся при сем переводчику Алиханову передать им смысл моих слов; прошение же передал секретарю Устиновичу, сказав ему: «Вот прошение; я не знаю, от кого оно; прошу дать по нему полнейшее удовлетворение и затем объявить просительнице, чтобы она избегала со мной всякой встречи».
Сначала Алексей Петрович хотел было узнать фамилию просительницы, но потом раздумал, боясь быть увлеченным»!
Похоже, что сердце Ермолова было пылким, но он умел его жар остужать…
Более того! Ермолов, оказывается, умел и буквально управлять своим сердцем. Об этой его поразительной способности Александр Ермолов сообщает: «Нам известен изумительный пример его силы. Этот случай рассказан нам одним из наших знакомых, доктором П. А. Зыковым, который из-за привязанности к Алексею Петровичу едва не поплатился своею жизнью. Ермолов гостил в Рязанском имении у П. А. Кикина, с которым был связан дружбою еще с 1812 года. Зыков был домашним врачом в семействе Кикиных. Познакомившись с Ермоловым, обвороженный его умом и обращением, он искренне к нему привязался. Заметив свое влияние, Ермолов задумал пошутить над ним. Однажды в комнату Зыкова вбегает жена Кикина, зовя его: «Доктор, ради Бога, спешите поскорее к Алексею Петровичу. Ему дурно». Зыков бросился и нашел его в креслах без движения, с мертвенною бледностью на лице, схватился за пульс — пульс не бьется. Видя, что у него на руках умирает такой человек, он зашатался и упал без чувств. Насилу привели его в себя, объяснив, что с ним пошутили. Оказалось, что Ермолов обладал способностью одним усилием останавливать в себе на несколько мгновений кровообращение, а бедный доктор был подвержен припадкам болезни, которые случались при особенно сильном душевном движении. Алексей Петрович впоследствии подтвердил нам справедливость этого рассказа и прибавил к тому, что в летописях медицины, как его уверяли ученые, известны два или три примера подобной способности, но что ему советовали не пользоваться этим даром, под опасением, чтобы мнимая смерть не обратилась в настоящую. Все было необычно у этого человека: так даже кожа на теле была как слоновая, и нам приходилось слышать, как Алексей Петрович говаривал, что он лишен чувства осязания и что для него «на ощупь все равно: что рука красавицы, что заслонка…»
Из приведенных свидетельств ясно, что Алексей Петрович не был женоненавистником. Более того, его пылкое сердце способно было любить и желать столь страстно, что это могло помешать исполнению долга — служению Отечеству! Ясно и то, что подобные порывы он умел гасить. Но всегда ли так было? Быть может, имели место моменты, когда его «лодка любви» имела возможность плыть по воле волн?
Да, признаюсь, было и это, я расскажу вам о подобных моментах (и их последствиях, разумеется) в жизни моего героя.
ЗАКОННЫЕ ДЕТИ…ЗАКОРЕНЕЛОГО ХОЛОСТЯКА?
В уже упоминавшейся выше работе Ад. П. Берже «Ермолов на Кавказе» есть подзаголовок «И его кэбинные жены на Кавказе 1816–1827 гг». Ниже приведены фрагменты этой работы.
«Если мы задаемся мыслию изучить какой-либо вопрос, — пишет Берже, — взятый из общественной жизни или выхваченный из областной науки, то изучение этого вопроса явится законченным только тогда, когда занимающий нас вопрос подвергнется рассмотрению во всех его оттенках. Малейшая недомолвка останется навсегда пробелом в ущерб целому. Вот почему и при составлении характеристики той или иной личности, имевшей неотразимое влияние на обыденную жизнь общества, среди которого она действовала, но и на самый склад установившихся в этом обществе понятий, таковая будет вполне исчерпана только при изучении всех сторон данной личности, не исключая нравственности.
Я сделал эту оговорку не без цели. Судя по заголовку настоящей статьи, читатель весьма естественно мог бы заподозрить меня в желании посягнуть на добрую память человека, которого имя составляет гордость России. Нет, я, напротив, хочу доказать, что Алексей Петрович и в отношении своих нравственных принципов стоял на подобающей ему высоте, составляя и в этом случае редкое и отрадное исключение».
Оказывается, поклонник женской красоты, оставшийся на всю жизнь холостяком, во время своего многолетнего пребывания на Кавказе не раз сходился с местными женщинами, имел от них нескольких детей, оставаясь при этом обязательным, безупречным, честным и ответственным человеком. Что же имело место в указанные годы пребывания Алексея Петровича на Кавказе?
Берже сообщает: «У мусульман жены разделяются на КЭБИННЫХ, т. е. таких, которым по шариату, при бракосочетании, назначается от мужа известная денежная сумма, очень часто с разными вещами и недвижимым имуществом, и временных (МУТЭ), пользующихся тою только суммой, какая назначается при заключении условия о сожительстве. Кэбинная жена имеет то преимущество пред временною, что после смерти мужа, если он умер бездетным, получает из его наследства 4-ю часть; если же остаются дети, то 8-ю. Дети же от кэбинных и временных жен считаются одинаково законными».
За разъяснениями по данному вопросу я обратился в Институт востоковедения. Мне было сказано, что названные формы брака не распространяются на исламистские регионы, где исповедуют ортодоксальный суннизм. Однако народы Кавказа, кроме суннизма, исповедуют также и более мягкую форму ислама — шиизм, возникший в 7-м веке н. э., допускающий название «договорные формы» брака, и поскольку на Кавказе распространены обе разновидности ислама, то и браки такого рода возможны.
Напомню, что в семейной морали и во взглядах ислама на взаимоотношения полов просматриваются элементы патриархально-родового уклада. Женщина является подчиненным мужчине существом, созданным Аллахом для услаждения и угождения мужчине. Признаются, однако, за нею человеческие и гражданские права, а также осуждается жестокость мужчин по отношению к женщинам.
Добавлю, что кэбин может быть заключен мусульманином с женщиной иной веры при условии, что она вышла из народа «имеющего писания», то есть из иудеев или христиан.