Пираты захватывают судно,
убивая охрану (средневековый рисунок)
Это явление не следовало бы толковать с позиции примитивного социализма, пожалуй, здесь можно говорить о новой грани героического эпоса, отражающего идеи социальной справедливости, как, например, в старинных балладах о Робин Гуде. Теперь уже разбойник предстает как бы борцом за справедливость, а не только лихим искателем удачи.
Популярность ликеделееров отразилась в появлении многих былей и небылиц, баллад, песен и более крупных сочинений, посвященных преимущественно Штёртебекеру и Михелю. Такая многоголосица не позволяет более или менее точно восстановить биографии героев и даже их имена. Хотя Штёртебекера чаще всего называют Клаусом (а также — Гансом, Иоханном, Иоганном); Михеля — Годеке или Гедом. О происхождении этих пиратских капитанов сведения противоречивы; ясно только, что оно «не благородное». В городе Висмаре сохранилась запись об охранной грамоте, выданной некоему Йоханну Штёртебекеру в 1400 году (каперское свидетельство?). Наиболее часто эти две фамилии повторяются в обвинительных документах, преимущественно английских.
Гамбургский сенат принял в 1401 году решение покончить с пиратами, выделив на это значительную сумму и снарядив флот с флагманом «Пестрая корова». Зимой шла усиленная подготовка к операции. Получив сведения, что Штёртебекер весной отправился на Гельголанд, гамбургский флот вышел в море и, воспользовавшись туманом, незаметно подошел к острову и встал на якорь в некотором удалении от бухты, где находились пиратские корабли. Ранним утром под покровом тумана каратели подошли вплотную к врагам и начали сражение. Пираты отчаянно защищались, но силы были неравными. Штёртебекер мечом разил врагов, и они боялись к нему подступиться. Кто-то, взобравшись на рею, ловко набросил на него рыбацкую сеть. Штёртебекера взяли живым, а с ним 73 человека (при 40 убитых). О том, как происходило сражение, сведений нет. Известно только, что гамбургский флот понес немалые потери.
Суд длился почти полгода. Штёртебекер взял вину на себя, клеймил богатых и защищал бедных. Пленных присудили к смертной казни.
Говорят, перед тем как положить голову на плаху, Штёртебекер высказал свою последнюю просьбу: помиловать тех его товарищей, мимо которых пройдет его тело после казни. И будто бы его обезглавленное тело пробежало мимо одиннадцати человек и упало лишь потому, что палач подставил ему ногу.
Трудно поверить в правдивость легенды. Человек не насекомое и даже не птица, чтобы суметь скоординировать свои движения без участия головного мозга. И все-таки отметим, что народ воспел дух товарищества и презрения к смерти, характерный для равнодольных.
…Приведя в порядок свой флот и обновив воинский контингент, жители Гамбурга вновь отправились на поиски оставшихся пиратов в устье Везера, напали на флотилию Михеля, взяли в плен его, Вигбельдена — тоже командира — и еще 80 человек. Их доставили в Гамбург, большинство казнили, а головы насадили на колья рядом с головами других, казненных ранее.
Еще одна легенда гласит, что мачты корабля Штёртебекера были выдолблены и залиты чистым золотом. Ясно, что при всей своей удачливости пираты не обладали такими баснословными богатствами, как кому-то грезилось. Правда, захваченных у них средств хватило, чтобы покрыть все расходы на военно-карательные действия и даже частично возместить убытки купцов.
И все-таки пиратство пресечь не удалось. Оно даже стало интенсивнее благодаря налаженной процветающей ганзейской торговле и постоянным междоусобицам на почве конкуренции и политических амбиций. Каждая сторона старалась обзавестись собственными пиратами, которым выдавались каперские грамоты, обеспечивающие «законность» нападений на суда противника. Однако торговцы при случае легко «продавали» союзников-пиратов. Так, в 1408 году один из адмиралов ликеделееров Плукераде и 9 его товарищей были обезглавлены на площади Гамбурга. Через 20 лет, воюя против Дании, Ганза имела на своей стороне 800 ликеделееров. Пять лет спустя гамбургский флот блокировал порт города Эмса и взял в плен 40 пиратов. Они были казнены, а их головы насажены на колья. А еще через 5 лет, в 1436 году, в Гамбурге и Бремене вербовали каперов для войны против Голландии…
Понятно, что такие наемники далеко не всегда руководствовались государственными интересами. При случае они грабили любой купеческий корабль с приглянувшимся товаром. Наиболее удачливым лике-делером этого периода был Ганс Энгельбрехт. Однажды он захватил у шведских берегов 13 голландских судов с ценным грузом. Вскоре славная пиратская вольница, державшая под своим контролем Балтику, перестала существовать. Морской разбой, конечно же, не прекратился: сохранялись слишком благоприятные условия для него. Но он стал либо «частным делом» отдельных групп, либо так или иначе был связан с интересами могущественных ганзейских городов, между которыми не только шла оживленная торговля, но и обострялась конкуренция.
Тем временем все шире распространялся узаконенный, обычно под знаменем и гербом определенного государства грабеж судов, принадлежащих враждебным странам. Так осуществлялась морская блокада противника. Капер, не состоящий на государственной службе, получал специальную грамоту, в которой удостоверялись его полномочия.
Одним из первых знаменитых каперов был монах-расстрига Ойстас по кличке Бич Канала (он промышлял преимущественно в проливе Ла-Манш). Получив от английского короля Иоанна Безземельного охранную грамоту, он с 1205 по 1212 год успешно грабил торговые корабли других стран и поселения на французском побережье, исправно выплачивая в английскую казну десятую часть добычи.
Сердце профессионального пирата горестно замирало, когда он видел проходящие мимо вместительные тяжело груженные торговые суда под британским флагом. Он не смог побороть искушения и ограбил нескольких английских купцов. Разгневанный король приказал не выдавать ему новых каперских грамот. И тогда Ойстас стал служить французам. Его поставили командовать флотом, который совершал набеги на английское побережье. Как пишет X. Нойкирхен, «в 1217 году этот флот был разбит англичанами на широте Сэндвича, а сам командующий попал в плен и был обезглавлен на борту своего корабля».
СЕВЕРНОЕ МОРЕ,ЛА-МАНШ
В периоды смут и распрей резко ослабляется государственный контроль над преступностью, снижаются жизненный уровень, культура и нравственность, появляется избыточно много безработных, обнищавших или обиженных людей. Там, где близко море и есть возможность сделаться пиратом, слишком многие молодые, крепкие, смелые и обманутые судьбой парни зачастую не могут устоять перед таким искушением.
Вот и в Англии на закате средневековья начались общественные бури. О них весь мир знает по трагедиям Шекспира. Борьба за власть осложнялась бунтами, гражданской войной 1263–1267 годов. Образовался совет королевства — первый парламент. Но он лишь усложнил внутреннюю политику, не облегчив положения трудящихся. Они продолжали бунтовать (достаточно вспомнить восстание 1381 года, когда под руководством Тайлера, Болла и Строу был захвачен Лондон).
В результате беспорядков и последующих репрессий ряды тех, кто стоял вне закона, постоянно пополнялись. Количество разбойников — на суше и на море — соответственно увеличивалось. Они заметно ухудшали экономическое положение страны, препятствуя товарообмену с континентальными государствами, и прежде всего с ганзейскими городами. Английские короли старались укреплять флот. Эдуарда II (1284–1327) называли даже «королем морей». Но после его правления последовала пора междоусобиц, завязалась Столетняя война с Францией. Тяжкое бремя налогов придавило народ. Начался новый всплеск пиратства.
Несколько английских торговых городов объединились в лигу, подобную Ганзейской (их называли «купцы-авантюристы»). Она стала монополистом во внешней торговле (прежде всего — в экспорте сукна). Военная флотилия лиги охраняла ее суда от нападений пиратов, одновременно грабя иноземцев. Эта сторона их деятельности стала преобладающей после того, как король предоставил лиге право обыскивать каждый корабль, проходящий через Ла-Манш. Как тут не воспользоваться случаем и не захватывать ценные грузы или не взимать откупные?
Купцам в этих акваториях стало очень трудно жить. Тем более что французских разбойников стало больше прежнего и они, в отличие от государственных владык, избегали столкновений между собой (ворон ворону глаз не выклюет).
Правда, бывали исключения. Обнаглевшие французские пираты напали на порт Дортмунда и основательно его разграбили. Состоявший на службе у лиги пират Джон Хоули организовал карательную экспедицию. У берегов Нормандии и Бретани его флот захватил 34 французских корабля. В 1403 году он, уже в звании вице-адмирала, провел новую успешную вылазку, добыв еще несколько кораблей разных стран.
Официальные звания и титулы не мешали ему заниматься разбоем. Он искоренял пиратские группы, которые были его конкурентами, а при случае не прочь был ограбить и английских купцов.
Другим удачливым пиратом был Гарри Пэй из города Пула. Он грабил купцов и «частным образом», по личной инициативе, а также участвуя в морских экспедициях под командованием лорда-адмирала Томаса Беркли. Именно на службе ему удалось, возглавляя эскадру из 15 кораблей, захватить 120 французских судов. Часть трофеев предоставили властям города Пула. В честь добытчиков был устроен пышный праздник со всеобщей попойкой.
Увы, расплачиваться за дела Гарри Пэя тоже пришлось всем вместе. Дело в том, что он совершил успешный набег на побережье Северной Испании, ограбив, помимо прочего, церковь. Испанцы не смогли снести такое оскорбление. Собрав флотилию, внезапно прибыли в Пул и устроили там грандиозный фейерверк… говоря попросту, спалили город дотла.
Вообще-то едва ли не каждый английский флот имел своих пиратов. Пожалуй, это явление можно назвать морским рэкетом. Пираты находились под покровительством местных властей, с которыми делились добычей. При случае охраняли «своих» купцов, получая от них вознаграждение. Неудивительно, что, когда английские корабли, желая расширить внешнюю торговлю, попытались искоренить пиратство, ничего из этого не вышло.