БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ. МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?
Церковь учит, что ребенок с одной стороны — это дар Божий, а с другой — шанс на спасение.
За дары мы благодарим судьбу и Бога и распоряжаемся ими как наша душа дозволяет.
Первая улыбка, первые шаги ребенка, первые произнесенные слова — все вызывает наш восторг и умиление. И мы говорим, глядя на своего малыша, — подарок судьбы. А что означает на светском языке «шанс на спасение». От кого и чего?
Спасение от наших пороков, эгоизма и лени, нетерпения и нетерпимости, когда мы пытаемся облегчить свой жизненный крест, уйти от проблем и сложностей, связанных с воспитанием трудного ребенка в трудных житейских ситуациях, когда занимаемся самооправданием, сваливая свои ошибки, свое нежелание помогать решать проблемы на генетику или самого ребенка, на его характер, унаследованный от кого-то из родителей.
В последнее время слово «шанс» приобрело какое-то магическое звучание. Нас все время призывают не упустить его. Ждем, что удача сама придет в руки, а может, следует ее создавать?
Кризис семьи, нежелание рожать детей и хоть чем-то поступиться, оторвать что-то от себя, любимого, даже ради близкого человека, может быть, одно из самых страшных явлений последнего времени.
Мы всегда в таких случаях склонны думать, что всему виной материальные трудности. Тем не менее статистика рождаемости в странах, где очень низкий прожиточный уровень, говорит об обратном. Чем выше уровень жизни, тем меньше женщины склонны рожать.
Протоиерей Дмитрий Смирнов рассказал, что его приходом был проведен эксперимент — нашелся спонсор, который дал деньги, договорились с одним родильным домом и открыли там пункт для собеседования с беременными. Беседовали с женщинами, которые пришли избавиться от ребенка. Им удалось уговорить не делать аборт только каждую десятую. Несмотря на то что женщинам предлагали буквально все.
Если у тебя нет приданого для ребенка — мы тебе все купим, если нет квартиры — обеспечим жильем, если тебе не на что жить — будешь жить за наш счет, если хочешь, чтобы твой ребенок поступил в хорошую школу — мы его устроим. Но ничто не действовало. Никакая материальная помощь не могла изменить решения этих женщин.
Они не хотели, не желали испытывать какие-либо трудности, связанные с рождением и воспитанием ребенка. Они хотели жить только для себя.
А что думают по этому поводу мужчины? Когда один из героев телепередачи «Моя семья» сказал, что следует женщину чуть ли не стерилизовать, если она не может обеспечить ребенку достойную жизнь, к примеру, устроить в хорошую школу или дать соответствующее образование, то с ним согласился кое-кто из участников передачи.
Но это крайняя точка зрения. Большинство же участников передачи говорили, что женщина должна реализовать себя не только в материнстве. Сегодня так много возможностей стать независимой, утвердиться в профессии, стать бизнесменом! А семья, дети — это путы, которые связывают и мешают свободному полету.
Значит, дело, как часто считается, — и мы убедились в этом еще раз на эксперименте, проведенном протоиереем Д. Смирновым, — не в материальных трудностях, когда женщина принимает решение освободиться от ребенка.
Брак без деторождения представлялся Л. Н. Толстому явлением уродливым и порочным. И когда Софья Андреевна после рождения пятого ребенка попыталась избежать новой беременности, так как последние роды были очень тяжелые, такое решение жены было совершенно неприемлемо для Льва Николаевича. На карту было поставлено все прошлое и будущее. У него даже возникла мысль о разрыве.
Это сыграло роковую роль в дальнейших отношениях, послужило основанием к последующему охлаждению. Семейный разлад так повлиял на Льва Николаевича, что он физически заболел и уехал лечиться на кумыс.
Вернувшись, он все говорил: «Какое счастье быть дома, какое счастье дети, как я ими наслаждаюсь».
«Большие же радости — это семья страшно благополучная — все дети живы, здоровы, и почти умны, и не испорчены…»
О том, что материальные условия не являются настолько значимыми для воспитания, как мы часто это подчеркиваем, писал еще Макаренко в своей «Книге для родителей». Он рассказал о двух семьях. В одной, богатой, рос единственный ребенок, у которого были все условия для воспитания: он был обут, одет, прекрасно питался, — но он одинок, у него нет настоящего общества, и вырастает эгоист, не знающий границ в своих желаниях.
В большой семье можно воспитать только среднюю личность, утверждал отец этого семейства Петр Александрович Кетов. Воспитать большого человека, считал он, можно, только подарив ему всю любовь, весь разум, все способности отца и матери. Филигранная работа над сыном — это не будет стандарт, это будет умница, украшение жизни.
А что получилось, когда сын вырос? «Сын давно перестал быть ласковым, теперь не бывает у него приветливых слов, у него два новых костюма, в то время когда у отца один поношенный, мать готовит для него ванну и убирает за ним, и никогда сын не говорит «спасибо». Они вглядываются в лицо сына, и в их душах восхищение и преданность перемешиваются с тревогой. Когда у отца случился тяжелый приступ болезни и надо было пойти в аптеку — получить заказанное лекарство, сын — любимый сын! — отказывается это сделать: «Нет, я не могу. Меня ждут…»
И тут же, изображая семью Веткиных, большую семью, переживающую всякие лишения, радости и горести, где было 13 детей, педагог рассказывает о ней как о замечательном явлении. Люди там вырастают хорошие.
Люди наслаждаются тем, что они могут быть все вместе. В большой семье бывает шумно, трудно. И огорчения десятикратно увеличены, болезни и непрерывный труд родителей, но зато и радости умножены.
«У нас каждый месяц праздник — справляем чей-нибудь день рождения. Ну и, соответственно, готовимся, что-то придумываем. Каждому хочется не повториться и в подарке и поздравлении», — рассказывает мать, у которой семеро детей от 5 до 16 лет.
Отношения в семье — это узы, которые объединяют всех членов семьи в одно целое.
Макаренко пишет, что большую семью он изобразил не с целью, чтобы сказать: вот как Веткин воспитал, учитесь у него, — а только для того, чтобы кое-кого увлечь, может быть, желанием иметь большую семью. Не скрою, что и у меня та же цель.
Если раньше рожали много детей, чтобы обеспечить семье, по словам социолога Харчева, запас прочности в физическом смысле — детская смертность была очень высока, то сегодня благодаря успехам медицины детская смертность уменьшилась в разы. Запас прочности родители должны обеспечить себе в другом смысле.
Если мы покончили со многими детскими болезнями, то с болезнями, которые убивают духовно, нравственно, нам справиться не удалось. И опасности, которые подстерегают детей, увеличились стократно. Наркомания, катастрофы, убийства, теракты.
Отцовство и материнство становится для каждого из родителей прекрасной возможностью дальнейшего развития своей личности. Воспитывая детей, вы обретете для себя очень многое, как и ребенок, о котором вы заботитесь.
Известная американская актриса Брук Шилдс не раз говорила, что готова пожертвовать ради появления на свет ребенка карьерой, звездной внешностью и даже своим здоровьем. И когда она наконец в 38 лет родила дочку, то ее счастью не было предела. Она уверена, что дети — ее истинное призвание. «Я словно заново родилась — вместе с дочкой. Стала наконец сама собой. По-настоящему полюбила жизнь, с удовольствием думаю о будущем, не так болезненно воспринимаю свое прошлое. Мне вообще стало гораздо легче верить во все хорошее — не только для дочки, но и для себя».
«…Мы ни на минуту не забываем, что для нас этот ребенок — настоящее Божье Благословение», — дружно восклицают счастливые супруги.
Мне хочется рассказать о юности моих родителей, о городке, где они жили и где в каждом доме было много детей. Все старались обзавестись солидным потомством, потому что, считалось, «веселее жить в доме, где полно детей».
Край, который вдохнул в них с первых дней их жизни все запахи травы, смолы, грибницы. Все мы идем по следам прошлого. Детей своих учим идти такой же дорогой, и они будут этому учить своих детей, чтобы продолжалось человеческое движение по родной земле.
Воспоминания родителей были связаны не с магией и волшебниками, а с героями, оставившими после себя множество легенд и преданий. Так, в роду был кузнец, который мог подковать, как Левша, блоху, математик, который в уме оперировал десятизначными цифрами, дед, который был двухметрового роста и обладал недюжинной силой. В 70 лет поднимал пудовые мешки, а во время гражданской войны, рискуя жизнью, прятал в сарае раненых красноармейцев, а потом, когда пришли красные, спасал в сарае белых офицеров.
Дом родителей предстает передо мной как символ корней, без которых человек чувствует себя, словно в безвоздушном пространстве, потерянным, одиноким. И крепнет ощущение, что не на пустом месте ты вырос, есть, что продолжать, есть, на кого равняться.
Этот дом стоял почти на самом берегу реки, и сад спускался к самой воде, и жили в нем люди, рано узнавшие, что такое горе, голод и трагедия потери своих близких. Война не просто коснулась их, а выдернула пятерых сыновей из дома навсегда. Погибли где-то в чужом краю, защищая страну от немецкой чумы. С фронта вернулся один-единственный сын, и тот инвалид.
Бывают семьи, к которым, как говорится, прилипают деньги, а бывают семьи, к которым прилипают трагедии. Так случилось и с семьей моей матери. Пришла первая похоронка — старший сын погиб на Курской дуге, потом вторая — разбился самолет, на котором другой сын делал аэрофотосъемку оккупированной немцами местности, потом третья — еще один сын погиб во время обороны Севастополя, потом четвертая — пропал без вести четвертый, и вот уже пятая — скончался в госпитале от ранения младший.
Я впервые видела, как плачут мужчины. Когда пришла пятая похоронка — погиб сын, талантливый химик, надежда и гордость семьи, дед метался по дому как раненый зверь. Из груди его вырывались стоны и плач, скупые слезы были так страшны, что я, совсем еще маленький ребенок, запомнила этот ужас на всю жизнь.