Мы ехали в Нархайм. Я ненавидел это место.
Машина защищала Границу четыре дюжины лет. В это время Воронья лапа появлялся лишь изредка и ненадолго. Но однажды, задолго до моего рождения, три года он почти безвылазно сидел тут. Он жил в усадьбе невдалеке от города, в огромном роскошном особняке, отличавшемся фантастической вульгарностью. Воронья лапа никогда не объявлял о своем намерении бросить жилье – просто перестал там появляться. Никто не знал, почему, и само собой, никто не торопился занять пустующий дворец. Даже самые отчаянные воры не решались заглянуть внутрь, польстившись на канделябры и артистично выточенные кресла.
Мы вкатились на заросший травой гравий аллеи. Там уже стояла вереница карет, а поблизости, похоже, ожидал целый кавалерийский полк. Солдаты нервничали, сидели в седлах с саблями на плечах.
– Как твоя рука? – спросила Ненн.
– Болит. Воронья лапа пытался рассказать мне про кражу, но его посланец не смог нормально передать новость.
– И что бы это значило? – спросила Ненн.
Нам отдавали честь встречные, Ненн салютовала в ответ, я просто кивал.
– Не знаю. Но точно ничего хорошего.
Ненн фыркнула.
– Тебе следовало давным-давно вырезать чертову штуку. Дай мне нож, и я займусь этим прямо сейчас.
– Уж поверь мне, не стоит, – посоветовал я. – Тебе будет скверно.
Ненн удивленно посмотрела на меня, но я не захотел комментировать сказанное. Однажды, когда стало невмоготу, я попытался вырезать ворона. И узнал, что Воронья лапа позаботился о сохранности своего знака. А меры противодействия у Безымянного простейшие: бац, и нет нарушителя. В том случае – меня. Ну, почти.
У входа стояла охрана. Офицер провел меня с Ненн за огромные двойные двери. Там все оставалось нетронутым, покрытым толстыми слоями паутины и пыли – серым саваном для блистательного покойника. Здешняя охрана предпочитала ни до чего не дотрагиваться без крайней нужды, и потому внутри было холодно и затхло. Несло мертвечиной. Покрыт толстым слоем пыли ковер, на нем звериные следы. Пусть люди и боялись залезть в дела Безымянного даже на йоту, крысы и лисы подобных страхов не испытывали.
– От этого места обосраться можно, – призналась Ненн.
– Ты проводишь все время в Мороке, ищешь безделушки для Амейры, а от старого дворца у тебя волосы дыбом?
– Морок – штука простая. Если там на тебя и лезут уродцы, тычешь в них острым, и они дохнут. А Нархайм будто вывалился из времени. Плюсом к этому, всегда может заявиться сам-знаешь-кто и поймать нас лазающими по его дворцу. Говорят, когда он исчез, все его слуги умерли за год. Целых полсотни: служанки, садовники, даже парнишка, присматривавший за собаками – просто ссохлись и скончались.
– Люди болтают много всякого дерьма, – указал я. – Я слышал историю про то, что вы с Железным козлом были любовниками. И то, что ты – его внебрачная дочь. А когда-то ты была искалианской княжной.
– Люди говорят, что и ты странный. И точно, болтают много всякого дерьма, – парировала Ненн.
Мы разговаривали так, потому что нервничали. Дело не только в пыли или темноте. Дом словно умер, а мы ступали по царству мертвых. Я бы не удивился, если бы из пола поднялся разъяренный призрак матери и проклял меня. Может, я увижу, как моя жена швыряет детей с балкона, или Леван Ост придет и спросит, почему я не постарался как следует защитить его?
Молодой офицер свел нас вниз по винтовой лестнице. Внизу нас встретила маршал Давайндейн. Ее синее с золотым шитьем платье выглядело по-дурацки среди сумрака, смерти и пыли. Театральный наряд оскорблял здешний покой.
– А, капитан. Замечательно, – выговорила маршал и изобразила удивленный взгляд при виде Ненн. – Майор, я не посылала за вами. Командор, зачем вы привели ее?
– Пьеса была скучная, – сообщила Ненн.
– Вы когда-нибудь пытались переубедить Ненн? – риторически осведомился я.
Конечно, это не объяснение для маршала Границы. Но ведь Ненн уже здесь, и вряд ли стоит из-за этого спорить. Похоже, Давандейн думала так же.
– Идите за мной, – сказала она и повела нас по подвалу.
Туннель был рассчитан на средний рост, так что Ненн пришлось нагибаться, а мне без малого ползти на четвереньках. А гадкое предчувствие внутри разрослось и затвердело. Я кое-что спрятал здесь после Осады.
Око Шавады.
Тварь, много лет жившую в глазнице княгини Хероно.
– Вот же дерьмовое дерьмо, – прокомментировала Ненн.
Коридор привел в зал со сводчатым потолком и огромной дверью в дальней стене. А перед ней – лужа. Ее мимо воли оставили бывшие тут стражники. А, верней, то, что от них осталось. До меня не сразу дошло, в чем дело. А потом я ощутил знакомый ядовито-сухой, мертвенный, неестественный запах.
– Сколько здесь было людей?
– Двенадцать, – холодно и зло ответила маршал.
– Все тут? – спросил я.
– Трудно сказать, – ответила Давандейн.
Она обвела взглядом куски мяса, когда-то бывшие отцами, братьями, дядьями и сыновьями. От вида сворачивающейся крови выпитое вино попросилось наружу. Настоятельно. Тела были расчленены со странной точностью: аккуратно, упорядоченно разделены на куски, будто говядина для бульона. Я грохнул достаточно бедолаг и знаю, что прикончить человека не составляет труда. Проткнуть или немного порезать – и готово. А вот разделить руку на три-четыре части – это немалая работа. Тот, кто учинил здесь бойню, постарался на славу.
– Вы сосчитали головы?
– Их только девять. Но двадцать три ступни.
Ненн посчитала на пальцах. Она не отличалась талантом к математике. Я подождал, пока до Ненн дойдет.
Когда дошло, она нахмурилась.
– Что их убило? – спросила она.
– Мы не знаем. Но посмотрите сюда, – предложила Давандейн и указала на изуродованную голову.
Глаза закатились, кровь потоками лилась из носа, рта, ушей.
– Напоминает психочервей, – заметил я.
– Малыш? Здесь? – буркнула Ненн.
– Не исключено. Убийца зашел в гробницу и покинул ее прежде, чем мы успели ответить на сигнал тревоги.
Спокойно зашел, взял, ушел. Это пугало куда сильнее, чем останки солдат и мысли о пропавших головах. Цитадель держала стражу у склепа больше для проформы, давала работу старикам-ветеранам, чтобы прибавить к пенсии – если, конечно, те могли вынести старое жилище Вороньей лапы. Вряд ли старики надевали доспехи чаще раза в год. Судя по тому, как оно обернулось, надевать их следовало гораздо чаще. Хотя доспехи могли и не помочь.
– Они успели передать сообщение?
– Нет, но смогли нажать, – сказала Давандейн и указала на рычаг в стене. – Сигнал пошел в Цитадель. Эту систему не трогали уже полвека, и никто сначала не понял, отчего завыла сирена. Инженеры разбирались двадцать минут. Когда разобрались, сюда примчался Четвертый полк, но убийцы и след простыл.
Ненн закинула лакрицу за щеку, пару раз сомкнула челюсти. Еще одна мерзкая привычка.
– Вы все говорите: убийца, убийца. А может, их не кто-то убил, а что-то? Я видала в Мороке тварей, способных на такое. Дульчер может уходить за раз толпу крепких ребят. Дульчер – это у которого сплошь голова. Как муравьиный лев.
– Эти твари не вламываются в склепы, – указала Давандейн.
Она была в дурном настроении. Наверное, принимала близко к сердцу. Может, она послала сюда старых друзей, в награду за долгую верную службу, чтобы спокойно досиживать за приличные деньги. Или в этом роде. Лучше не спрашивать.
Чтобы ломиться в склеп Вороньей лапы, надо иметь нервы гораздо крепче, чем у меня. Таких и не отыщешь по нашу сторону ада. Даже у «малыша». Я проверил, как легко вынимается меч из ножен. Хотя какой прок от железа, если поблизости мелкий монстр?
– Что они взяли из склепа? – спросил я.
– Затем вы и здесь, чтобы рассказать нам. Как я поняла, у вас особые отношения с Безымянным. У вас меньше всего шансов превратиться в фарш при попытке зайти в кладовую.
М-да. Лицо игрока в покер. Ни тени улыбки. Может, это была не шутка? Давандейн поманила пальчиком – идите, мол, – и мы захлюпали через лужу.
На склепе – толстая дверь из железа и бронзы, напоминающая ту, что защищает вход в Машину Ноля. Как и там, никаких видимых путей ее открыть: ни ручки, ни поворотного колеса. Просто большой плоский диск, казавшийся чуточку смещенным.
Я встал около него и присмотрелся.
– Охранники были здесь только для того, чтобы отвадить любопытных, – заметил я и принюхался.
Да, знакомый запах, сухой и кислый.
– Настоящей защитой были оставленные Вороньей лапой заклятия. Чтобы пройти внутрь, мне понадобится помощь.
– Хотите спиннера?
– У меня есть свои средства. Большинство из спиннеров нового поколения, скорее, отожжет себе причиндалы, чем обезвредит ловушки Безымянного. У меня на примете есть кое-кто другой. Я хочу, чтобы вы все мотали отсюда и держались подальше. И ушлите конников. Они привлекают внимание. А его нам вовсе не нужно привлекать.
– Хотите принять командование?
Давандейн – жесткий и сильный командир. На ее плечах лежит вся Граница. Маршал привыкла командовать тысячами людей. Но в ее голосе прозвучало облегчение.
«Хотите» – не совсем подходящее слово. Но я кивнул. Лучше уж в моих руках, чем в чужих.
Тнота вынес из кареты пьяного Малдона. Солдаты убрались еще несколько часов назад, к моей немалой радости. Ни к чему им видеть, в каком состоянии наше мелкое дерьмо. Я часто под хмельком, но я могу функционировать и таким, а Глек давно ушел в то место, откуда на все начхать.
– Я целый час потратил на кражу этой бутылки, – пожаловался недомерок. – Оно трудно, когда нет глаз.
Голос плавает. Стервец пьян в дупель.
Глек выглядел на десять лет, хотя шарф, намотанный на оставшуюся от глаз дыру, маскировал возраст. Я подобрал для Малдона простую хорошую одежду, надежно прикрывавшую его тощее костлявое тело. Теперь она свисала грязными лохмотьями. Сквозь расстегнутую рубаху виднелась безволосая цыплячья грудь. Черт, а ведь взрослый Глек Малдон был ужасающе волосатым.