– Пойдешь за ним? – спросил Малдон.
– Конечно.
– Я с тобой.
– Нет. Бери Сокола и возвращайся домой. Пусть Кассо наведет тут порядок и обязательно заберет тело к нам. Нельзя, чтобы его заграбастала Цитадель.
С тем я отправился в погоню.
По кровавому следу идти легко. Беглец прошел сквозь дом. Бедняки не ставят замков на внутренние двери – что там прятать и от кого? Затем я пошел по улицам, и, когда кровавый след стал реже, мне помогали местные. Человек со свежеотрубленной рукой хорошо запоминается. Разболелась старая рана в ноге, я захромал, при каждом шаге будто тыкало кинжалом, но черт с ним. Я позабочусь о ноге позднее, когда возьму сукина сына, притащу к нам и опрокину парочку стопок бренди. Заживет, никуда не денется.
Конечно, старина Рихальт, уверь себя в этом – и будешь как новенький.
Я ковылял через кварталы, кровавые пятна на мостовой встречались все реже, а потом, когда я свернул на широкую улицу, вовсе исчезли. Может, калека умудрился перевязать обрубок? На пороге сидел и курил трубку старик. Я спросил, пробегал ли кто-нибудь мимо дома. Нет, не пробегал. Кто-нибудь необычный? Все обычные. Старик выглядел измученным скукой. Наверняка, он подмечает всех соседей, не то что незнакомца с отрубленной рукой. Потому я вернулся на узкую улочку. Может, я пропустил дверь? Наверняка здоровая рука в крови, но взломанных дверей не видно, а те, что я попробовал открыть, казались основательно запертыми. По чистой случайности я заметил странный блеск на канализационной решетке. Я тронул рукой – кровь. Тогда я сдвинул решетку и полез в темноту.
Про городскую канализацию я не скажу ровно ничего хорошего. И все же были три повода для радости. Во-первых, по обе стороны вонючей канавы оставались дорожки, так что не пришлось шлепать по нечистотам. Во-вторых, у меня в кармане отыскалась сигарная зажигалка, а в ней достаточно фоса, чтобы освещать дорогу. В-третьих, хрящи в моем носу давно уже были исковерканы настолько, что чувствовать запахи я мог немногим лучше, чем Тнота – играть на фортепиано.
Человек Саравора был здесь. Он опирался рукой о стену, на ней остались его размазанные отпечатки. След привел меня к двери – не гнилой и пятнистой от возраста, а из нового твердого дерева. Хорошая дверь, рассчитанная на то, чтобы не пускать незваных гостей, и с большим навесным замком из черного железа. Кому надо запирать двери в канализации?
Из-под двери сочился свет, и я погасил зажигалку.
Дверь была открыта, на створке – красный отпечаток. Обезумевший от страха беглец позабыл закрыть ее.
Я вошел.
18
Чтобы меня бросило в дрожь, нужно постараться. Чертовски постараться.
Я видел столько, что обычный человек и не поверит. Я видел, как тащатся сквозь Морок призраки карнавала, обгорелые скелеты, я видел, как боги разбирают на части подобного им в сердце Машины, я видел, как единственная женщина высвободила мощь, уничтожившую целую армию. Но иногда в дрожь бросает не от магии и не от диковинной странности, а от простой человечности. Вернее, ее отсутствия. Когда я ступил за ту дверь, мир покачнулся.
Такого в моем городе быть не должно.
Наверное, этот храм стоял еще с той поры, когда не было Машины и вокруг нее еще не построили Валенград. Старые колонны – некоторые из цельного куска камня, некоторые собраны из цилиндров. В каждом углу круглые фос-светильники, соединенные грубо разведенными кабелями. Не знаю, какому богу здесь молились раньше, но теперь место использовалось крайне утилитарным образом. Здесь устроили бойню – но не для свиней и коров.
Тут ровными рядами висели на крюках и цепях человеческие трупы, дюжины и дюжины людей, озаренных холодным магическим светом, шипевшим в скверно прикрученных проводах. Мужчины, женщины, иногда дети, висевшие на цепях из черного железа, прицепленные за вогнанные в плечи крюки. Высокие упирались ногами в пол, низкие болтались. Я повидал много трупов – а убил людей и больше, чем здесь.
Но их развесили так аккуратно, всех – лицами ко мне. Головы упираются подбородком в грудь, свисают русые, темные, рыжие волосы. Все методично, точно. Не пушечный залп, превращающий тела в кровавое месиво во имя войны, а кладовая в мастерской, где материал тщательно упорядочен и отсортирован.
Почти все – искалечены. Не хватает рук или ног, кусков кожи, кишок, иногда лиц – у всех, начиная с белоголового старика у двери и заканчивая мальчишкой в трех рядах от меня. Причем части тела и куски не отрублены, оторваны или откушены, а с хирургической точностью вырезаны. Под трупами пол в застарелых темных пятнах. Ненужные кости сложены вдоль стен. Саравор обделывал тут свои делишки многие месяцы – а может, и годы. Как знать, сколько слоняющихся по улицам Валенграда людей носят на себе колдовские заплатки?
Я ощутил себя рыбой на мели. Меня застигли врасплох. Если Саравор здесь, я вляпался по уши. Штопальщик хотел не грохнуть меня, а, скорее, взять живым, судя по попытке обездвижить и усыпить, и послал за мной своих самых здоровых марионеток. Их-то я пережил. Но чтобы выжить здесь, нужно было явиться с сотней бойцов и десятком боевых «спиннеров» и разнести все к чертям. В стене старого храма были двери, в глубине зала – верстаки и рабочие столы, на которых когда-то страшно мучились люди. Там и тут крюки, на них прицеплены части человеческих тел: больше всего рук, но есть скальпы, несколько ступней, лиц и что-то похожее на сердце. Вот он, воплощенный кошмар, в центре города, под самым моим носом. У меня от злости аж почернело в глазах.
Я прошел через лес тел и обнаружил свою жертву лежащей на залитом кровью верстаке. Побелевший здоровяк прижимал культю к груди. Он посмотрел на меня мутным взглядом.
– Заштопай меня, – прохрипел он.
Бедняга не понял, кто я. Бредил от потери крови.
– Заштопай меня снова, умоляю.
А, так это место – и вправду склад для мастерской Саравора. Мясной чулан. Но здоровяка уже вряд ли заштопают. В нем крови осталось всего ничего. Я схватил его за глотку.
– Где Саравор? Где Око? – процедил я.
Я тряс его, раздавал пощечины, пытался хоть как-то расшевелить, не дать заснуть.
Но он меня не видел. Он едва мог дышать – и вот умер.
Между рядами трупов прокрались мужчина и женщина с взведенными мушкетами, нацеленными на меня. Я замер. Они подошли с разных сторон. Если бы выстрелили, пробили бы во мне дыры величиной в кулак.
Женщина была в рабочем комбинезоне, будто только что бросила прокладывать трубы на улице и ринулась за мной, а мужчина – голый по пояс. Под мышкой – скверно прилепленный кусок кожи, бледно-желтый на фоне загорелого туловища. Его заштопали, как и Ненн. Еще одно творение Саравора. В уголках глаз блестели капли крови. То есть Саравор и вправду больше не штопает людей. Он меняет их и завладевает ими. «Малыши» могут поработить разум человека, запуская психочервей. Я дал Саравору эту магию, и он сделал ее своей, прибавил к своей мощи.
– Брось меч, – посоветовала женщина.
Она правильно встала. Я не успею допрыгнуть. А промазать у нее нет шансов. Она спокойно и крепко держит мушкет. Остается подчиниться приказу. Звон клинка о пол храма – как погребальный колокол. Продолжая держать меня на мушке, мужчина подходит ближе.
– Повернись и посмотри на нее, – приказывает он.
Наверное, он врезал мне по голове прикладом. Меня мощно тряхнуло, в глазах помутилось, заболело. Мир погрузился в дикий хаос. Я не отключился полностью, понимал, что меня тащат. Но мозг с такой силой стукнуло о стенку черепа, что потерял я сознание или нет, уже было неважно. Я не мог двигаться.
Они разложили меня на столе и привязали. Связанные руки прицепили за крюк над головой, на каждую ногу – по веревке. Голова кружилась, меня мутило так, что кишки выворачивались наружу.
– Господин желает связать его, – выговорил мужчина.
Хоть я и не мог нормально соображать, мысли скакали будто пьяные, я уразумел: вряд ли это «связать» относится к веревкам.
– Поверьте, какую бы сделку вы ни заключили с ним, добром для вас это не кончится, – сказал я. – Думаете, он исполнит обещанное после того, как забрался к вам в головы?
Но ни женщина, ни мужчина не ответили. Да они вообще не замечали меня.
– Я всегда исполняю обещанное, – выговорил кто-то из-за мертвых тел сухим старческим голосом.
Я закрыл глаза, чувствуя, что еще не готов повидаться с новым гостем. В голове стучало так, будто малолетний хулиган колотил ее киянкой. Я глубоко вдохнул – и решился посмотреть.
Пришли двое серых детей, пустолицых и равнодушных, как песок в пустыне. Один держал голову, похожую на ту, которую мне когда-то присылал Саравор: иссохший старый пергамент кожи, аккуратно заштопанная шея, закатившиеся глаза. Голова старухи с волосами тонкими и белыми, как шелк. Ребенок держал ее на сгибе локтя, и срывавшиеся с неподвижных губ слова походили на шелест опавших листьев.
– Здравствуй, Галхэрроу.
– Привет, Саравор. Давно не виделись, – выговорил я.
Боль накатывала тошными волнами.
– Галхэрроу, ты так спокоен. Это хорошо, – выдохнула голова. – Ты мне сегодня стоил двух очень преданных слуг. Если б я знал, что ты явишься по собственному желанию, я бы попросту пригласил тебя. Может, мы бы снова договорились.
Дети подошли ближе.
– Да, Саравор, в последний раз мы говорили почти пять лет назад. Самое время тряхнуть стариной.
Глазные яблоки говорящей головы медленно повернулись зрачками ко мне.
– Все договоренности рано или поздно разрывают, – проскрипела голова. – Можно и, как ты выражаешься, тряхнуть стариной – но, так или иначе, теперь ты мне нужен в качестве послушного слуги. Близится финал, и мне понадобятся «Черные крылья».
Я понял, что он имеет в виду, и дико забился от внезапно нахлынувшего ужаса. Мужчина отшатнулся, потянулся за мечом, а я лишь крепче затянул узлы на запястьях. Меня пробрало до мозга костей. Мало кто в этом мире ужасал меня так, как Саравор. Я до ледяной дрожи боялся Глубинных королей, Безымянных, студенистую медузоподобную тварь под песками северного Морока и свою мать. Но Саравора сейчас я боялся сильнее, потому что он и его твари стояли рядом.