– Не по душе мне это. Надо его прикончить, – предложил Малдон.
От детских интонаций предложение прозвучало по-настоящему зловеще. Думаю, Глек и в самом деле мог бы.
– Мне кажется, это плохая идея, – заметил я.
Ворон повернул голову и перешел с птичьих вскриков на грубый гортанный язык из коротких звучных слов. Определенно, это связная речь, но на каком языке? Малдон пожал плечами. Птица снова повернула голову и перешла на жужжащий, щелкающий язык драджей. Кое-что я понял, но немногое. Я еще слабоват в этом чертовом языке.
Птица жужжала и гудела, затем снова дернула головой и спросила:
– А теперь можете меня понимать?
Мы с Малдоном точно переглянулись бы, если бы он мог глядеть. Хм, для меня нормально, когда вороны вылазят из руки. Просто говорящая птица – практически, банальность.
– Теперь понимаю, – ответил я.
– Отлично. Я не был уверен, на каком именно из идиотских языков вы разговариваете. Дальше я буду разговаривать на этом, чтобы не перегрузить ваши мозги.
– Господин, я к вашим услугам, – склонив голову, ответил я.
Глек попятился по направлению к стене. Он сумел избежать внимания Безымянных во время Осады. Он очень боялся их. Их все боялись, но в Малдоне осталась частица Глубинного короля, не погибшая, когда Шаваду стерли из бытия, то, что поддерживало молодость и неуязвимость. Глек боялся, что Безымянные поймают его и выпотрошат ради знания о враге. Однако ворон не проявил к Глеку малейшего интереса.
– Господин? – гнусаво прокаркал-пропищал ворон.
Раздражающе мерзкая тварь.
– Галхэрроу, навозная ты отрыжка, я не твой господин. Ведь это ты самолично, а не ребенок? Так близко трудно разобрать.
Я не понял, о чем он, но ворон есть ворон, трудно ожидать от него осмысленных слов.
– Да, я Галхэрроу. А ты что такое?
– Очевидно, я часть его силы. Он отщепил меня и послал сюда.
– А с чего ты не вылез через руку?
– Слишком много магической интерференции от защиты, которую нагромоздили вокруг себя Безымянные. И слишком холодно. Ведь его последнее послание толком не прошло? Он был в ярости оттого, что Око похитили из Нархайма. И он не будет шибко счастлив, что ты не смог вернуть Око. Он хочет переговорить с тобой с глазу на глаз.
Я похолодел. Даже с воплощением его лучше дел не иметь. А я пару раз побывал в присутствии самого Вороньей лапы – и это было гораздо хуже. В глазках ворона отчетливо светилась злоба. Точно отродье Вороньей лапы.
– Где он? – спросил я. – На нас с неба валится смерть, на улицах хаос. Неужто он нашел занятие поважнее, чем Граница?
– Неужто, надо же, – прокаркал ворон.
Его глазки были черными, как перья вокруг них, и маслянисто поблескивали.
– Думаешь, здесь у вас – самые важные в мире события? В самом деле? Вы, люди, думаете, что главное для всех – это вы и ваши никчемные жизни. Уж тебе-то следовало знать, что эта война не на одном фронте.
– Валенград – сердце Границы. А без Машины мы проиграем войну, – буркнул я.
– А что Машина? Все важное там защищено. Ты кипятишься из-за нескольких гражданских. Галхэрроу, мы войну воюем. На войне убивают. Ты ж по уши в крови, мог бы и сообразить.
Птица осмотрелась, будто оголодала и искала еду. Птицы не могут корчить гримасы, у них для того нет лицевых мускулов, но ворон умудрился выглядеть раздраженным. Я глубоко вдохнул. Что ж, надо ставить точки над «i». Если уж Воронья лапа захотел поговорить со мной, то наверняка гневается, а я уже видел, как расплачиваются люди, разозлившие Безымянных.
– Он может поговорить со мной через тебя? – спросил я.
– Нет. Он хочет говорить с тобой сам. Готов?
– Думаю, да.
– Тогда присядь, – посоветовал ворон и сказал Малдону: А ты брысь отсюда!
Дважды повторять не пришлось. Я уже и забыл, с каким проворством способен удирать слепой калека. Мне вороньи манеры не понравились, но я промолчал. Ворон закаркал – то ли рассмеялся, то ли попросту заорал по-птичьи. Я уселся на пол, на скрещенные ноги, ворон взлетел, описал круг по комнате и метнулся мне прямо в лицо! Я поднял руки, чтобы защититься, но птица пролетела сквозь них, и все изменилось.
Я полетел в звездную пустоту, заполняющую пространство между предметами мира. Время и пространство гнулись, звезды неслись, порхали бабочками, и ревело, словно зажатый между гор ураган.
Я висел в темноте рядом с тонкой серебряной нитью – эссенцией мысли. Я взялся за нее и пополз, ощутил, что в конце пути меня ожидает нечто чудовищное и огромное, как звезда, темное, будто корни горы, поразительное и ужасное. Я понял: это сам Воронья лапа. Я видел его, видел его нутро и никогда не думал, что вселенная может быть настолько колоссальной.
Я был одновременно собой и чужим, без эмоций и чувств. Они остались в покинутом мною теле. Я распознал присутствие и других Безымянных. Я попал в место, немыслимо удаленное от Валенграда. Практически в другой мир.
Их было трое, стоящих друг рядом с другом, сгорбившихся, одетых в иней, присыпанных снегом, не ощущающих жуткого холода. Вокруг пустыня, лишь голубой лед и серый снег, воющий ветер несет его с севера. Везде, куда ни глянь, расстилался лед. Плоское, безликое место в светло-голубых и серых тонах – и совершенно мертвое. Но сюда привела меня серебряная нить, это место силы. Я всегда считал, что подобные места – что-то вроде круга стоячих камней, высокого заповедного леса или какого-нибудь по-особому святого горного храма. Что-то же должно отмечать уникальность места! А тут лишь лед, ветер и пронзительное одиночество.
И три дозорных, столпа силы. Мой господин не двигался много дней, быть может, недель, месяцев, лет. Насквозь промерзли его глаза, рот и уши. Его тело стало синим, окаменелым, твердым, как ледник, в который оно упиралось. Рядом стоял Ноль, или одно из его тел, выглядящее трупом, но с приоткрытыми глазами. Может, он меня видел, хотя и промерз насквозь? На третьем – Мелкой могиле – я не мог сосредоточиться. Он казался сгустком колеблющегося воздуха, искажением. Мой разум отказывался воспринимать его даже неподвижного. Вот они, Безымянные, наши защитники, застывшие, скованные молчаливой войной, безмолвно творящие насилие, превосходящее человеческое разумение. Не я единственный жертвовал собой ради войны. Мы ненавидим Безымянных, боимся их – но мы бы без них проиграли.
Я посмотрел вниз, на вечный лед. Голубая равнина была безукоризненно гладкой – но что-то лежало глубоко под ней, в толще ледника. Тень тени, отражение того, что спало неисчислимое множество медленных холодных лет, когда ледяная река дюйм за дюймом затапливала исполинское тело, погружала в себя. Там, внизу, ничто не могло жить. Но жило.
– Галхэрроу, – медленно и низко пророкотал Воронья лапа, и слова будто крошились между глыбами, такие крошечные среди колоссальной мощи. – Ты подводишь меня.
Я ничем не мог бы смягчить его гнев и потому промолчал.
– Где Око Шавады? – проскрежетал он.
Наверное, он мог бы изобразить больше злости и разочарования, но счел это не стоящим усилий. Я всего лишь пылинка на закраинах его сознания.
– Господин, Око в Валенграде, – сказал я. – Оно у Саравора. Я отыщу его.
– Блюститель детей ищет, как сделаться Безымянным. Земные змеи ощущают это во вращении мира, в самой магии, питающей этот мир. Если Блюститель детей сумеет разрушить Око, пока мы связаны борьбой с Глубинными королями, у нас не хватит сил противостоять ему. Он превзойдет нас всех.
– Господин, как же я смогу его остановить? – спросил я.
Воля Вороньей лапы давила на меня, словно ледниковая толща, но хотя я и был сокрушен, повержен и расплющен, я ощутил: натиск спадает. Ледяная равнина потускнела перед глазами. Напоследок ураганом ворвался в уши шепот гиганта:
ГАЛХЭРРОУ, НЕ ПОДДАВАЙСЯ ПРИЗРАКУ СВЕТА! ОН ЖАЖДЕТ ПОГУБИТЬ ТЕБЯ! НЕ ЗАПОРИ ДЕЛО!
Я очнулся, и накатила первая волна тошноты. Я повалился набок, выблевал бренди и все, что Валия с таким старанием приготовила для меня. Пальцы побелели, я смертельно замерз. Подполз к маленькому горну Малдона, и от жара замерзшее тело словно взрезали ножами. Плащеносный ворон смотрел на меня с верстака, склонив голову набок.
– Где Воронья лапа? – прохрипел я.
– В вашем языке нет слова для этого места. Люди там не бывают.
– Почему он там, когда нужен здесь?
– Несчастный ты эгоист! Война не на одном фронте. Глубинные короли хотят мести. Они пытаются утопить всю твою страну в океане.
Птица преподнесла новость с таким равнодушием, будто это было всего лишь известие о плохой погоде.
– Они что??
– А-а, это древние дела, вроде тех, что в свое время держали Глубинных королей под океаном. Далеко за Дхьяранской империей в глубинах восточного океана спит кое-кто огромней и могущественней и Королей, и Безымянных. Безымянные зовут его «Спящим». Короли хотят разбудить его.
Похоже, там дела похуже тех, от которых воет и раскалывается небо.
– А они могут? – осведомился я.
Птица прошлась по верстаку, расправила крылья.
– Глубинные короли пробуют провести ритуал, требующий огромной мощи. Они принесут в жертву миллион своих граждан, чтобы собрать достаточно духовной магии для контакта со Спящим. Если им удастся, Спящий пошлет на землю огромные волны. Его влияние вырвет у Леди волн власть над морями, драджи смогут построить корабли и плавать по океану. Безымянные не хотят этого допускать. Происходит битва воли и разума. Ты ж, наверное, чувствовал, как дрожит под ногами земля. Это шевелится Спящий. Он настолько огромен, что его движения ощущаются и здесь.
– Это из-за них происходят землетрясения?
– В сущности да, – подтвердил ворон.
– А все те люди, кого собираются принести в жертву Глубинные короли – они умрут?
– Они же драджи, – напомнил ворон. – Миллионом врагов меньше – отличная перспектива. Хотя прикончат же точно не солдат. Впрочем, и те, и другие – часть военной машины. Магия душ всегда была в арсенале Глубинных королей, но до сих пор они не пытались провести ритуал такого размаха. Уж больно разозлила их гибель Шавады. Они прям кровью плюются!