Птица обрадовалась собственной шутке и закаркала, изображая смех. Похоже, Воронья лапа при создании этого монстра отщепил от себя и кусок чувства юмора.
– Воронья лапа хочет, чтобы я остановил Саравора, но не говорит, как и чем. Чего именно твой родитель от меня хочет?
Впрочем, послания Безымянного редко бывали подробными. Я посмотрел на свои окоченелые пальцы и вспомнил: «Не поддавайся призраку света». Мол, если я позволю, он меня уничтожит. И что бы это значило? Ясно одно: об этом лучше не распространяться.
– Разбирай сам свое гребаное дерьмо, – проворчал ворон.
Интонации в точности как у Вороньей лапы. Эта тварь считает, что я должен во всем разобраться сам.
– Воронья лапа, Ноль и Мелкая могила отмораживают задницы, чтобы защитить тебя, а ты тем временем просрал Око Шавады. Мать твою, верни его!
С этими словами ворон покрутил головой, сорвался с места и подлетел к окну.
М-да, я надеялся, что мелкое отродье хоть немного подскажет, а не примется бестолково бранить за неудачи. Одно хорошо: хоть из руки не вылазит. Меня уже достало при каждом разговоре с Вороньей лапой обливаться кровью.
– Учти, я слежу за тобой, – предупредила пернатая сволочь. – Если ты не можешь сделать то, что он хочет, я отыщу более способных. А пока постараюсь исправить твое упущение и отыскать Око.
Тварь протиснулась наружу и улетела.
– Воронья лапа – гребаный засранец, – резюмировал заглянувший в дверь Малдон.
– Тут я спорить не стану, уж поверь. И как тебе?
– Полномерное гребаное дерьмо. Но тут возникает вопрос: а не было ли так, по чистой случайности, скажем, последнюю тысячу лет? И как часто стороны придумывают милые штукенции вроде Сердца Пустоты?
– Слишком уж часто, – буркнул я. – Небо раскалывать уж точно ни к чему.
И сколько же наших людей погубил Воронья лапа, когда обвалил на нас Сердце Пустоты и выжег Морок? Я иногда прикидываю, представлял ли он при запуске своего оружия, как сильно разорвет реальность. Но я всегда приходил к одному и тому же выводу: лучше мне этого не знать.
Малдон уселся, привалился к стене – маленький, усталый. Можно подумать, что и напуганный.
– Птица прилетела из чертовски далеких мест, – выговорил он. – Когда она вошла тебе в голову, я на мгновение ощутил присутствие Вороньей лапы. Он так похож на Шаваду… колоссальная мощь.
– Лучше стоять по правильную от нее сторону, – заметил я.
– Рассказал бы ты мне как-нибудь про свою татуировку. Как тебя угораздило? Что ты ему задолжал?
– Когда-нибудь расскажу, – буркнул я, и добавил про себя: А лучше никогда. Кое о чем полезнее умолчать.
21
Я написал письмо великому князю Верканти и рекомендовал нового маршала. Князь собирал наемников на западном побережье, чтобы отвоевать наши потерянные владения в Анголе, так что письмо дойдет нескоро. Границе придется потерпеть. Давандейн – родня Верканти, ее поражение – потеря лица для великого князя. Вряд ли он серьезно воспримет мою рекомендацию, но, так или иначе, я поддержал маршала Нгойю. Полковник Коска неплохо справлялся с поддержанием порядка, но ему не хватало тактических способностей, да и вряд ли он сможет держать Границу – в особенности если слушает приказы сектантов. Воронья лапа предупредил не поддаваться светлому призраку. Надо думать, на то есть весомая причина. Но какая? С какой стати?
– Оставь политику аристократам! – прокаркал ворон.
Он заявился в офис и уселся на стопке старых приказов.
– Нам нужны улики и версии! – буркнул я. – Мы не можем просто обыскивать дом за домом. Я работаю над этим.
Ворон взъерошил перья – разозлился. Но ведь сам несколько дней таскался по городу и ничего не смог отыскать. Так что возразить ему нечего.
Когда я запечатывал письмо воском, явилась Амайра и, завидев птицу, объявила:
– Мне она безумно нравится!
– Не трогай! Подцепишь заразу, – предупредил я.
Амайра не поверила мне и в своей дерзости дошла до того, что принялась поглаживать тварь. Я поспешно зашнуровал ботинки.
– Отчего ты не выпустишь ее? – осведомилась Амайра.
– Да оставь птицу в покое! – рявкнул я, и девочка замерла.
– Ну, хватит, зачем так рычать, – проговорил ворон необычно добродушным голосом.
– Она разговаривает! – с восторгом воскликнула Амайра.
Другой бы, может, испугался говорящей твари, но Ненн уже больше года таскала Амайре всякое дерьмо из Морока. Плюсом к этому, когда ты растешь под расколотым воющим небом, многое перестает удивлять.
– Какой прок от птицы, не умеющей разговаривать? Птицы – они умные, – вежливо заметил ворон.
Я просто возненавидел тварь.
– Капитан-сэр, послание от Тноты! – вскинув руку в салюте, бодро отрапортовала Амайра.
– Не надо так, – мрачно посоветовал я и взял у нее клочок бумаги.
Девочка выглядела так, будто мало спала в последнее время. Я знаю, в подвале холодно и неуютно, но где еще спрятать Амайру во время ночных обстрелов?
– Капитан-сэр, почему нет?
– Ты не солдат. Ты здесь служащая. Служащие не отдают честь.
– Когда-нибудь я стану «черным крылом»!
– Нет, не станешь.
Амайра уставилась на меня так, будто я объявил о намерении жениться на «невесте».
– Почему нет? Я же умная. И я могу драться. Ты научишь меня.
У меня не было настроения вести подобные разговоры.
– Когда ты вырастешь, я найду тебе место служанки у приятной леди, живущей очень далеко от Границы. Ты будешь жить во дворце, и делать для леди то, что сейчас делаешь для меня. А если проявишь усердие, со временем, может, сделаешься домоправительницей – тихо, спокойно, далеко от чертова расколотого неба.
Амайра нахмурилась и даже прикусила язык от злости, отчего сразу подурнела. Ей точно не идет злиться. Но пусть уж выговорится.
– Не хочу уезжать! Я хочу остаться здесь. Мой дом тут! Все мое – здесь.
– Если ты подобрала какашку, это еще не значит, что ей стоит дорожить, будто сокровищем. Со временем ты поймешь, что я прав. Потратить жизнь на ловлю приграничного отребья – не лучший способ ею распорядиться. Амайра, люди нас не любят. Они боятся нас. В общем, я больше не хочу про это слышать.
Она надулась, затем, немного поколебавшись, лихо отдала честь и ушла. Я слышал, как она от злости стучит кулаком по стенным панелям. Я тихо чертыхнулся. Все дети мечтают стать солдатами, когда вырастут. Они просто не понимают, что когда умираешь – это навсегда. Амайра еще слишком мала. Она не осознает, что мечтает о короткой, полной крови и дерьма жизни.
– Нельзя всем отказывать – прокаркал ворон. – Воронья лапа рано или поздно захочет нового капитана. Ты не вечный. Имеет смысл выбрать того, кто знает свое дело.
– Чтобы забрать моих людей, тебе придется переступить через мой труп, – сообщил я.
Ворон принялся переминаться с ноги на ногу – смеялся.
Я развернул клочок бумаги, прочел накарябанную наспех записку и кинулся к дверям. Я побежал к Цитадели. Многие солдаты носили желтые капюшоны поверх униформ – выказывали поддержку Светлому ордену за спасение от ночной смерти или объявляли о своей принадлежности к нему. Ярко-красные буквы на Цитадели гласили:
ЛЕДИ ЗАБОТИТСЯ О ТЕБЕ
Я показал свою железную печать, и меня пропустили во двор. Там готовилась к отъезду большая группа солдат. Все как на подбор: полированные кирасы, сверкающие начищенные сапоги. Завидев меня, Тнота завыл и замахал руками. Его держали двое в желтых капюшонах. Солдаты расступались, взглянув мне в лицо, и я спокойно подошел к бедолаге.
– Если хотите сохранить руки целыми – уберите их от него, – предупредил я.
Солдаты выпустили Тноту. Один нерешительно произнес:
– Ему не разрешено убегать.
– Эти ублюдки пытаются отправить меня в Морок! – заорал мокрый от пота и смердящий Тнота.
Он не бывал в Мороке с тех пор, как мы вывезли Дантри с кратера Холода.
– Тебе не нужно ехать в Морок, – скривившись, ответил я. – Что за хрень тут происходит?
Я хорошенько рассмотрел солдат, навьючивающих припасы и снаряжение. Солдаты не походили на ленивых бездельников. Подошла Ненн, обняла нас обоих за шеи.
– Все как в старые добрые времена, – сказала она. – Рихальт, ты с нами?
– Они хотят загнать меня туда, – пожаловался Тнота.
Его голос прямо дрожал от страха. Тнота всегда изрядно боялся Морока. Это здоровый страх, он помогает навигаторам – если, конечно, те справляются с ним. Тнота справлялся, пока не потерял руку, будто нож хирурга вместе с ней вырезал и кусок души. Я уже не раз видел такое.
Среди солдат нашлось знакомое лицо. Капитан Гарлинг Штрахт служил на Границе еще до того, как я увидел ее. Он миновал свое пятидесятилетие, будто плывущее по реке полено, спокойно и равнодушно. Он облысел, остатки седых волос заплетал в косичку на затылке. Обветренное лицо покрывали морщины и ямины, словно облака – небо над головой. Капитан провел больше времени в Мороке, чем любой из ныне живущих. Скверная магия впиталась в его кожу, сделала ее смугло-желтой. Я узнавал его за милю.
– Гурлинг, привет, – сказал я. – Сколько лет, сколько зим.
Штрахт посмотрел на меня, крякнул и принялся жевать лакрицу. В капитане давно уже ощущалось что-то глубоко нечеловеческое. Ему следовало бросать, как только Морок начал заползать в тело и душу. Но Гурлинг уже тогда был лучшим разведчиком. Морок невозможно изучить, он постоянно меняется, но Гурлинг все-таки знал его лучше всех.
– Галхэрроу. Следовало бы догадаться, то ты еще жив.
– Мне тоже иногда трудно в это поверить, – любезно заметил я.
Штрахт издал булькающий звук, отдаленно напоминающий смех, но прозвучал он, как шорох пыльной тряпки, будто у капитана отказали легкие. Одет он был в настоящие лохмотья, щеки ввалились, под ногтями грязь, в руке – стакан с вином, и, похоже, далеко не первый.
– Весело выглядишь, – заметил я.
– Ха, я таки нашел ублюдков, швыряющих огонь с неба.
Меня захлестнула горячечная злая радость.