– Убери меня отсюда, – прошипел монстр.
Я не убрал.
– Я не просто так принес тебя сюда, – сообщил я. – Ты расскажешь мне все без утайки. Я знаю, что в тебе живет частица Акрадия. Но вряд ли он властен здесь. Это место сотворил Воронья лапа, и даже его творения не могут проникнуть сюда. Не сомневайся: если что, я просто швырну тебя вниз.
– Не швырнешь, – пробормотала голова.
– Тебе не нужна еда, не нужна вода. Тебе не нужен даже воздух. Ты проживешь целую вечность, и всю ее будешь падать и падать, наедине со своими мыслями, в пустоте. Какой бы мощью Акрадий не наделил тебя, она погибнет для него, отдалится бесконечно. А я просто уйду отсюда.
– Унеси меня! – прорычала бессильная, беспомощная голова.
Я по-прежнему стоял на краю.
– Если ты ответишь мне, я оставлю тебя, жалкий обрубок, у прорвы. Может, что-нибудь сожрет тебя, или кто-нибудь отыщет тебя через тысячу лет. Все лучше, чем падать целую вечность. А если я обнаружу, что ты солгал мне, я вернусь и сброшу тебя в пустоту. Понял?
– Да! А теперь унеси меня отсюда.
А-а, теперь бессмертие уже не кажется нам чудесным подарочком.
– Расскажи о сделке с Саравором.
– С человеком-заплаткой? Он предал нас!
– Как?
– Король Акрадий рассказал ему, как взламывать охранные заклятия. Человек-заплатка хотел принести нам Око Шавады. Человек взял Око себе.
Надо же, мудрейший король нашел, с кем договариваться.
– И чего он хотел взамен?
– Он хотел стать королем! – презрительно прошипела голова. – Но понял, что такой ничтожной смертной гнуси, как он, не позволят вознестись, забрал Око и нашел путь к силе. Мы не могли прямо ударить в него и потому захотели разрушить средство его вознесения. Но вы, глупцы, уничтожили «певцов». Когда вспыхнет солнце, человек-заплатка использует башню и вознесется. Короли выстоят против него, но вы обрекли себя на гибель.
На краю пропасти, изувеченный и беспомощный, «малыш» по-прежнему шипел и плевался от ненависти. Жалкое и страшное чудище.
– Но Великий шпиль – просто огромная мануфактура фоса. Какой с него прок Саравору?
– Око – пустой сосуд, когда-то вмещавший мощь бога. Мощь рассеялась, но сосуд жаждет принять ее снова. Заплатка наполнит его магией душ, как Глубинный король. Когда Око наполнится смертью, Заплатка разрушит его мощью солнечной вспышки, усиленной башней. Человек завладеет мощью Шавады и вознесется.
Мать его. И отчего я не допетрил сам?
Две колоссальны силы, тьма и свет, схлестнутся и дадут Саравору то, его он отчаянно жаждет: мощь. Разделанные тела под Валенградом – это не просто склад запчастей, а пища для гениального замысла. Вот почему Накомо хотел разрушить Великий шпиль после того, как избавился от власти Саравора. Вот почему тот держал в рабстве и заставлял работать Дантри. Детали головоломки щелкнули и встали на место.
А я-то думал, что Глубинные короли боятся Светлой леди. Я надеялся, вопреки всему найденному Дантри в древних книгах, отыскать способ вернуть Эзабет. Идиотские фантазии помешали мне увидеть простую правду.
Тьерро – глупец и раб, ослепленный видениями. Конечно же, излечила его не Светлая леди. Не Эзабет дала ему силу спиннера. Не Эзабет он слышал в своем дурацком сердце. Саравор знал о возможностях Великого шпиля. Саравор знал про Око с тех пор, как забрал у меня частицу власти Шавады, и захотел Око, и сговорился с Глубинными королями, чтобы добыть его. Колдун вынул сожженные легкие Тьерро, заменил легкими спиннера, добавил красивую ложь и шрам, чтобы скрыть следы работы по живому. Бедолага Тьерро слышал голос колдуна и даже не представлял, кто на самом деле понукает и наставляет его. А меня с самого начала водили за нос. Если бы я и сам не хотел обманываться, возможно, догадался бы раньше. За желтыми шарфами и бунтом стоял Саравор, и теперь он приготовил все для своего вознесения.
Какой же я слепец!
– Скольких ему нужно убить? – подумав о телах под Валенградом, спросил я.
– Десятки тысяч.
Я вздохнул с облегчением – и тут же вздрогнул от ужаса. Ведь у Саравора сейчас не просто Око и Шпиль. Чертов колдун захватил целый город, получил войско, готовое фанатично драться за свою богиню. Все готово для кровавой бани. Будто ключ зашел в замок, и все вдруг обрело идеальный и жуткий смысл. Я въяве услышал масляный шелест этого ключа, поворачивающегося над Бесконечной прорвой.
Моя рука устала.
– Ты желаешь этого не больше нас! Мы должны объединиться!
Тварь была права. Хотя мы были врагами, хотя Акрадий пытался разбудить Спящего, Глубинный король и мой хозяин пытались препятствовать одному и тому же. Чудовищная сила и власть Саравора в этом мире нужны были только самому Саравору. Подземелья Валенграда полнились свидетельствами его жестокости. Мне самому не раз приходилось выносить его пытки. В нем осталось не больше человечности, чем в Глубинных королях. Если он добьется могущества, короли, хотя и не примут его как равного, могут согласиться на союз. В игре слишком мало бессмертных.
Я задал голове еще пару вопросов, а потом швырнул ее в бесконечную пустоту.
31
В сердце Морока я узнал неведомое никому и, наверное, обреченное исчезнуть вместе со мной. Там размыта граница между снами и явью, между бытием и небытием. Существование и время становятся относительными, вихрятся, перетекают вдруг в друга, открывая мельчайшее и огромное. Я вдруг понял, как работает тело, уразумел приказы, которые телесные частички отдают другу, управляя тем, как расти, чем быть. Я понял, как рождаются звезды, и постиг истинное имя демона, которого Глубинные короли пытались поднять из океанских глубин. Я понял, что руководит скворцами, сбивающимися в миллионные стаи, и ощущал силу, приковывающую к земле тех, кто лишен крыльев. Но я не мог удержать в памяти пришедшие ко мне тайны, они улетали, как ветер. Я не узнал и не заслужил их по-настоящему, они уходили столь же легко, как и явились.
На обратном пути я хотел отыскать и убить в третий раз странника с хорошей водой, но не сумел и стал мучиться от жажды. Когда я уходил от прорвы, голова прояснилась – но на душу легла ноша намного тяжелее прежней. Кроме меня, некому остановить Саравора.
Шатаясь, я пробрел сквозь белое сияние и выбрался под темное небо и единственную золотую луну. Я опустился на колени, прижал ладонь к темному ядовитому песку. Ощутил пульсацию Морока по другую сторону бытия. Она была сущностью всяких перемен. Оставить что-или неизменным было бы нарушением ее законов.
– Эй, ты кошмарно выглядишь, – спускаясь, прокаркал ворон.
– Зато жив.
– Едва жив.
Ну, с этим трудно поспорить.
– Думаю, я нашел путь отсюда, – заметил я.
Теперь я не был здесь слепым. Я ощущал положения всех фиксированных точек, хотя размыто, неясно. Я твердо знал направление лишь на ближайшую из них – так же, как знают, с какой стороны доносится звук. Книга Тноты описывала положение точек относительно друг друга. Я решил, что если повезет, смогу добраться до кратера Колда, а если уж очень повезет, обнаружу там пост. Пока я помню, как расположены точки, я могу ориентироваться без лун и астролябии. Но пришедшее с магией Морока, впитанное через съеденную плоть местной твари знание тускнело, расплывалось. Магия медленно и болезненно вытекала из моего тела. А съесть что-нибудь еще я не отваживался.
Отсчет моей жизни уже пошел.
– Что с лицом? – спросил ворон.
– Та насекомая тварь.
– А с грудью?
– Она же.
– А с рукой? – не отставал ворон.
Внутренняя поверхность правого предплечья – сплошь корка засохшей крови.
– Это то, что я должен был запомнить там, у Бесконечной прорвы. Я знал, что потом не вспомню.
– Лучше бы записал, – посоветовала дрянная птица.
Как будто я сам бы не додумался до такого, если бы было на чем и чем писать.
Зачем я ставил метку, какое знание решил всегда носить на своей шкуре, начисто вылетело из головы. Остались лишь наспех сделанные, кривые, глубокие порезы, чтобы уж наверняка остались шрамы. Похоже, я очень не хотел забывать.
Буквы на предплечье сложились в слова: «Будь наковальней».
Уж не знаю, какое великое и страшное откровение снизошло на меня, но отчего я, черт возьми, не написал понятнее? Хотя наверное, не хватило времени, да и вряд ли я был целиком в своем уме. Сомневаюсь, что это поможет против Саравора. Проблемы вроде него обычно решают, взяв на прицел и спустив курок. Правда, пули тут помогут не больше, чем против «малышей» в Хрустальном лесу.
Да неважно. У меня всегда получалось изобретать новые способы человекоубийства.
Жива ли еще Ненн? Что с ней стало? Саравор залез в ее разум, вел ее руку, но Ненн боролась, сумела в последний момент отклонить ствол. Колдун то ли замутил разум Тьерро, то ли вставил фальшивые воспоминания, чтобы скрыть операцию. Хоть бы Саравор не вздумал наказывать Ненн за непослушание. А что с Тнотой, солдатами Светлого ордена, остатками «драней»? В Мороке нелегко, а наш небольшой отряд потрепали очень здорово.
Под кожей на ладонях вдоль жил – красные, бронзовые проблески. В моей крови течет отрава. Наверное, так и стала бронзовой кожа Штрахта. Он съел что-то запретное.
Но сейчас нельзя думать о нем. Нельзя думать о Ненн. Нельзя думать о мести. Главное – переставлять ноги. В Валенграде Саравор. Он погубит много тысяч людей без малейших колебаний.
Небо растянулось в бесконечность.
Во рту – суше, чем на солончаке. Язык, будто старая кора. Вокруг то пронзительный холод, то одуряющая жара. Тело пыталось исторгнуть наводнившую его заразу, кишки крутило так, будто нутро проткнули ледяным штырем. Я упал на колени, затрясся в конвульсиях, но желудок изверг лишь струйку чего-то черного, маслянистого и зловонного, густого и липкого. Эта дрянь – все, что осталось в моем брюхе.
– Ты умираешь, – сообщила гребаная птица.
Чертов помощничек.
– Мы все умираем, с самого момента рождения, – огрызнулся я. – Важно то, что мы все-таки живем и что-то делаем до того, как сдохнуть.