– …У них Валия. С ней они забрали и Амайру, – наконец выдавил я из себя.
И Малдон, и ворон промолчали. В кои-то веки ни циничных шуточек, ни насмешливых замечаний. Заткнулись, будто воды в рот набравши.
– У них теперь и Ненн, – добавил я. – Саравор привязал ее к себе. А я не могу с ней драться. Только не с Ненн.
И тут я заплакал от горя, злости и бессилия. Ну что я могу сделать? Развернуть целую армию?
– Неприемлемо! – прокаркал ворон.
Малдон под своей тряпкой, закрывающей изуродованное лицо, промолчал.
– У нас в наличном составе желтоглазый урод, мальчишка, инвалид и птица, – сказал я. – И это против города, войска и колдуна, способного взломать заклятие Вороньей лапы. Пусть Саравор пока не обладает всей силой Безымянного, но он в одном шаге от нее. А я даже не смог защитить женщину и ребенка. Все, игра окончена. Мы проиграли.
– Призрак твоей Светлой леди ошалел, – сообщил ворон. – Она то и дело выскакивает в самых разных частях города, причем все быстрее и быстрее. Если уж кусок света не сдался, то ты и подавно должен держать хвост пистолетом.
Я пожал плечами. А что может сделать Эзабет? Она же мертва.
– Когда ты выжатый как лимон, с тебя никому ника-кого проку, – сказал Малдон, и я впервые с тех пор, как выбил ему пулей глаза, услышал в его голосе что-то похожее за сочувствие и искреннюю теплоту. – Рихальт, как давно ты по-настоящему спал? В комнате над прихожей есть кровать. Иди и выспись. А мне нужно кое-что доделать.
Ворон открыл клюв – должно быть, хотел, по обыкновению, накаркать, но передумал.
Постель была не первой чистоты и кисло воняла потом, но вкус Морока еще держался у меня на языке и в носу, его яд вытекал из глаз. Что мне заспанная кем-то кровать? Я лег, закрыл глаза, подумал о том, что за последние годы сделала для меня Валия, о том, как плакала Амайра, как визжала и отбивалась, когда ее хватали типы из ордена. Она теперь у них, сидит под замком, окруженная врагами. Очередной ребенок, которого я предал.
Я лежал и пытался не заснуть, думал про Эзабет и про то, что она бы мне сказала. Я отчаянно старался представить ее не заключенным в свет призраком, а живой женщиной с изуродованным лицом, спрятанным под вуалью. Я совсем недолго видел ее настоящее лицо, но оно врезалось в память сильней, чем лица тех, с кем я был многие годы. Искалеченное, изуродованное – но прекрасное лицо.
Эзабет велела бы мне драться. Бесполезно отступать, сдаваться, прятаться или убегать. Дорога одна. Так хочется, чтобы она протянула руку из своего немыслимого далека, чтобы соприкоснулись плоть и свет. Невозможно. Ну а вдруг?
– Эзабет, дай мне силу!
Я заснул, и пришли сны о том, что я в прошлом учинял с людьми. Дрянные сны. К счастью, кошмары крайне редко бывают пророческими, и уж точно не стоит воспринимать их всерьез. Однако они слегка замутили мой рассудок, и я не сразу понял, где проснулся. Грязная постель, грязный дом. И ни Малдона, ни ворона. Я пошарил на кухне, нашел закатанные в банки фрукты и принялся поедать их, попутно ломая голову над тем, как остановить наступающую Давандейн и Саравора на пути к вознесению. Увы, первая уже под стенами, а у второго все приготовлено и расставлено по местам.
Снаружи завыла сирена: Цитадель звала к оружию. Если армия уже так близко, значит Давандейн гнала наемников всю ночь. Я слушал жуткое механическое завывание и думал о том, что у нас еще день перед бойней. Наша экс-маршал полна гордыни, ярости и отчаяния, но она все-таки солдат. Она позволит войскам отдохнуть перед атакой, а перед штурмом будет перестрелка. Пушки Давандейн будут выламывать ворота, городские орудия постараются подавить осадные батареи. У кого получится раньше, еще вопрос, но, несомненно, в случае неудачи маршал пустит в ход княжеских боевых спиннеров. Западные ворота не выдержат долгой бомбардировки. Чертов колдун просчитал сценарий бойни с безукоризненной точностью.
День выдался неестественно солнечным, улицы сверкали, будто стеклянные. Вверх лучше и не смотреть – больно глазам. «Талантам» в Шпиле придется подождать, пока солнце опустится к горизонту. В принципе, плести лунный свет можно и днем, очки и станки помогают отделить нужное, но при такой яркости работа будет крайне медленной. Плести солнечный свет нельзя, им почти невозможно управлять. Большинство «талантов» обязаны ожогами именно солнечному свету. Луны фильтруют свет, дают один цвет каждая, и тогда с ним легко и безопасно совладать.
Ворон постучал в стекло через час после того, как умолкла сирена.
– Княжеская армия под городом, – доложил он. – Они встали лагерем на безопасном расстоянии, придвинули к стенам батареи и уже пристрелялись. Светлый орден отвечал, но они не смогли перетащить большие пушки с восточной стены, у них только кулеврины, а княжеским пушкам не хватает возвышения. Но их солдаты готовятся к штурму. Похоже, Давандейн бросит в атаку сразу всех.
– Саравор спровоцировал ее выстрелом с Великого шпиля, – пробормотал я. – Мол, если медлить и позволить ордену собрать фос, от княжеских останется пригоршня головешек. Эта дура так и не захотела понять, что пляшет под дудку колдуна. Ему бесполезны умирающие вдали от него. Ему нужно много, близко и вовремя. Подожди Давандейн хоть немного…
– Солнечная вспышка позволит ему накопить фос гораздо быстрее обычного, – заметил Дантри. – Он будет готов уже сегодняшней ночью. Я поработал с тем, что смог вспомнить из «Кодекса Тарана», проделал вычисления. Саравору понадобится вся емкость Шпиля, чтобы уничтожить Око. Колдун не выстрелит еще раз. А смертей ему нужны многие тысячи. Поэтому для него единственный выход – подтолкнуть маршала к резне.
– Не единственный, – заметил я. – Он может спустить на население легион своих марионеток.
Затем я отхлебнул вина, посмотрел на стену, снова отхлебнул, открыл коробку с сигарой, закурил. Посредственный табак, но мне теперь что угодно отдает дерьмом. Во рту – вкус Морока. Наверное, он со мной уже до конца. Я сидел, глядел, курил, пил. От сигары остался куцый окурок.
– …Так это и есть весь твой план? – насмешливо прокаркал ворон. – Напиться и жалеть себя?
– Лучшего у меня пока нет. Может, если выпью достаточно, и появится.
– Галхэрроу, да разрази тебя гром! – заверещала птица.
Ишь, затрепетал, встопорщился. Можно подумать, злится сам старикан Воронья лапа. Того и гляди, кинется.
– Если бы у меня был выбор, я бы сделал капитаном кого угодно, но только не тебя. Мать твою, да меня для того и прислали: найти тебе клятую духами замену. Найти хоть кого с нервами и кулаками, чтоб хотя бы не позорил звание капитана «Черных крыльев». Хозяин не ошибается, но если бы ошибался, клянусь духами, ты бы точно был его гребаной ошибкой.
Придушить пернатую скотину. И когда же ты заткнешься?
– Знаешь, отчего я согласился на предложение твоего хозяина? – осведомился я.
Ворон уставился на меня. Глаза-бусины – будто дыры в темноту.
– Потому что упился вусмерть, и мне было наплевать. Совсем наплевать. Я подрядился служить ему за две гребаные жизни, тех, о ком теперь ничегошеньки не знаю и знать не хочу. У меня тогда не осталось вообще ничего. Я отдал Безымянному все, что он мог соскрести со дна моей бочки. Я взялся за его работу не потому, что я благородный и бескорыстный. Я взялся потому, что я – конченый пьяница.
– О мать твою, да кончай уже упиваться горем, ты, бесхребетный слизняк! – заорал ворон. – Надо же, потерял бабу, потом еще одну, о лютое горе! Если ты продолжишь торчать здесь и пить, чертова куча мужчин потеряет своих женщин. Да вспомни уже, что тебе наказал Воронья лапа! Ты, мать твою, смотришь за Границей, пока он пытается спасти твой гребаный мир. Вставай, дерьмо!
С этими словами ворон совершенно по-птичьему трижды каркнул и вылетел в окно.
Надо сказать, проклятый симулякр задел меня за живое. Но я неделями брел по бескрайним черным пескам, впустил в свое тело кошмарный яд и сам погрузился в кошмар. Я вытерпел, преодолел немыслимое. Но каждый когда-нибудь ломается. Я вынес испепеляющую жару, боль на каждом шагу, я захлебывался черной отравой, в мое тело вошел Морок. Я потерял Эзабет, потом Ненн, а теперь и Валию. Надеяться больше не на что. Если я встречусь с Ненн, я просто не смогу ткнуть в нее железом. Когда к Городу шли Глубинные короли, Эзабет дала мне надежду. А теперь Саравор забрал всех, кого я любил. Даже до того, как я отдал ему часть силы Глубинного короля, Саравор был мне не по зубам. Когда он захотел раздавить меня, то неторопливо отобрал у бестолкового слуги Безымянного все, за что этот слуга держался в жизни, из чего черпал силу. Саравор забрал даже Амайру. О, как я хотел увидеть в разноцветных глазах этого монстра дикий животный страх!
Но сегодня эти мечтания – пустые фантазии усталого отчаявшегося человека.
Близ полудня вернулся Малдон. Он завел во двор запряженную ослом повозку. Там лежало что-то увесистое. Доски скрипели под тяжестью.
– Это именно то, что я думаю? – прислонившись к двери, спросил я.
– Само собой. Но ему нужна куча фоса. Я извел последнюю канистру, чтобы взорвать тех болванов в твоем доме. Без фоса тут просто груда железного лома. Ты представляешь, насколько тяжело раздобыть хотя бы канистру фоса, если ты не спиннер?
– Да, нелегко, – согласился я. – Как ты взгромоздил такую тяжесть на телегу?
– Заплатил местным. Любопытно, что ты не спросил, где я взял повозку.
– Само собой, ты ее украл.
– Чтобы хоть что-то заработало, нужно зарядить канистры, – искусно сменив тему, напомнил Малдон. – Без фоса все бесполезно.
– Ну и ладно, – миролюбиво согласился я и допил последний глоток вина.
Я был тяжело и скверно пьян. В таком состоянии люди поглупее бросаются с кулаками на первого встречного.
– Зато у меня наисквернейшие новости, – объявил я. – У нас кончилось вино.
– Рихальт, хватит! – рявкнул Глек. – Быть жалким и ущемленным – это моя прерогатива. Мать вашу, да я сто раз заслужил право на меланхолию. Хватит на сегодня. А теперь отрывай задницу от стула и пошел доставать мне гребаные канистры!