— Чатишься? — глазам своим не поверила я.
— Технический прогресс, — утвердительно кивнул головой один из главных местных авторитетов. — Без него никак!
Интересно, а рэкетирская отчетность теперь тоже обрабатывается при помощи компьютерных программ?
— Извини, быстро отвечу, что я в оффлайне, — бочком подсел к компьютеру Ашот. — Исторический портал содержу, несколько сайтов по истории, археологии. Я, Ликочка, на историю нашу подсел. Стыдно ничего про себя, про свой род не знать. Как выродки какие-то без прошлого — кто мы, откуда. Как армяне на Дону появились, откуда пришли, как? Ты знаешь, в 1778 году по пути из Крыма до Дона армянские переселенцы треть потеряли, пятнадцать тысяч погибли, не вынесли тягот.
— А копальщики твои где? Каринэ говорила, детишки ваши археологией увлеклись.
— Бандиты! — расплылся в гордой отцовской улыбке Ашот. — Как Алька с Ануш из Оксфорда приехали, весь город вверх дном перерыли. В первый же день каникул Михась из ментовки их привез. Они под памятником Кирову рыть начали, их и повязали, чуть ли не в диверсии и терроризме обвинить хотели, пока не разобрались, чьи дети! Ашот выдержал многозначительную паузу.
— Потом председатель комиссии по культуре извиняться приехал, каклан шун [7]! Понимаете, Ашот Суренович, раскопки без разрешения… коммуникации… историческая часть города! Гайван [8]!
Дети им и говорили, что историческая часть города. Что под этим самым Кировым самый центр крепости Дмитрия Ростовского был, дом коменданта, Покровская церковь, Суворов в ней на клиросе пел, говорят… Разобрались, в натуре. Несколько лимонов отбашлял им на культурные нужды, а они археологическое общество мне зарегистрировали.
— Несколько лимонов? — привыкнув по столичным меркам все считать в у.е., которые теперь плавно видоизменялись из долларов в евро, я удивилась щедрости даже щедрого авторитета.
— Рублей. Несколько миллионов рублей. Ты забыла, что здесь хоть и гордая, но провинция. И у нас все по-прежнему считают в рублях.
— А Кима к твоим рытвинам каким ветром занесло?
— Это меня к нему занесло. Он же вечно что-то рыл в Танаисе. Я как историей проникся, так на Кима вышел. Он историей армянского поселения на Дону и занимался. Я ему оклад как председателю Общества армянской истории положил, секретаршу выделили, оргтехнику завез…
Бывший муж, неформал из неформалов, умудрявшийся даже в советские времена являться читать лекции в джинсах и свитере, в роли председателя чего бы то ни было с секретаршей и оргтехникой — хотела бы я на это посмотреть!
— И что?
— А ничего. Много интересного Ким открыл. Раскопал, что Ованес Лазарян, он же Иван Лазарев, тот, что алмаз «Орлов» достал, руку свою к нашему городу приложил.
— И при чем здесь дела столетней давности?
— Не сто, а двухсотпятидесятилетней…
— Пусть двухсот пятидесяти, — согласилась я. — Но при чем здесь древние армянские тайны и пропажа моих мужей, сразу обоих. Не золото же скифов Кимка для тебя раскопал!
— До скифов мы еще не дошли. У нас же обратный отсчет, ход времени от нашего века к прошлым. До скифов подождать придется. Пока мы только до 1750 года добрались. А там не история — экшн с фикшном, триллер с киллером! Одни тайны! Ваш двор как раз на месте первых поселений стоит, хотел его под музей забрать, всех из этой богадельни переселить. Мои ребята и квартиры всем жильцам подобрали. Киму отдельно, Каринэ с Идой отдельно. Им в Нахичеване, соседям подальше, но в весьма приличном районе. Но…
Ашотик уныло развел руками.
— Благая идея разбилась о скалу моей свекрови? — догадалась я.
— До твоей скалы и добраться не успел. Зинка, соседка ваша, такой вой подняла, тентек [9]! Никакого музея не захочешь. Ничего-ничего! Я теперь к бывшему дому армянского общества на Большой Садовой присматриваюсь…
— Где гостиница «Московская»?
— Он самый. Там же раньше армянского общества дом был. Вернуть хочу!
— Бог с ним, с музеем, и с Зинкой, и с раскопками. Мужья мои бывшие здесь при чем? А Тимур, тот вообще ничего не копал.
— Да-а, Тимка твой в последнее время сник. Я ему уже предлагал: давай, оштах [10], я тебе на телеканал забашляю сколько надо, только не кисни! Не помогло.
— И башли на канал не взял?
— С лицензией на вещание что-то не срослось.
— Ашотик. Ты же все знаешь. Кто? — спросила я напрямую, надеясь, что один из хозяев города мне сейчас просто расскажет кто, за что и куда дел моих мужей. И как их из этого «куда» достать.
— Никто. Здесь не мог никто. Не посмели бы. Все знают, что я с Кимом советуюсь!
— Тогда где они? Если в этом городе, где никто не рискнул бы на тебя нарваться, никто тронуть их не мог, получается, их выкрал кто-то извне? И вывез куда-то.
Ашотик покряхтел.
— Жена последняя Кима не нравится мне что-то. Маймуд [11]! Араба какого-то сюда привозила.
— Араба?
— Она как за Кимом замужем побыла, модной галеристкой себя возомнила. Все работы Кима и его собутыльников в Эмираты вывезла. Устроилась там в какой-то галерее подрабатывать. Ни хрена не заработала, зато какого-то араба подцепила и лапшой все уши ему завешала. Даже в Ростов притащила, работы покупать.
— Да-да. Каринэ говорила, что шейх какой-то к ним во двор приходил, диким виноградом восхищался. Но арабу мои мужья зачем?
— Не знаю. Но сучка эта с арабом своим обратно в Эмираты уехала.
— Замуж вышла?
— Замуж таких арабы не берут. Но чую, что-то в этой арабской истории нечисто. Нюх у меня на такие дела, поверь.
Это «поверь» с почти твердым «э» во втором слоге и без мягкого знака в конце Ашот произнес так, что внутри у меня что-то нехорошо сжалось и расжиматься не хотело. В нашем почти дружеском общении случались мгновения, когда я вспоминала, что муж подруги не просто балагур, весельчак и подкаблучник, а что в этом городе у него и иная, весьма серьезная репутация. Сейчас был один из таких моментов. Если Ашот говорит «повэр», приходится верить.
— Она и Киму мозги вкручивала, через наш факс письма присылала, Элька к вам домой их отвозила.
— А что за письма?
— Не мое дело. У Эльки спроси. Это она свой носик в чужие записки любит засунуть, цависимис [12]!
Ничего от нее не скроешь! Может, эта бестия Кима в Эмираты звала.
— Слушай, я ведь эту мою последовательницу совсем не знаю, даже не видела ее ни разу. Что она собой представляет?
— Телка-метелка. Но с амбициями. Рыжая копна на мешке амбиций.
Рыжая копна… Что-то недавно мелькавшее. Какое-то незафиксированное ощущение. Рыжая копна на мешке амбиций. Ашот действительно стал философом.
— Чем сауну топить, во дворик бы вышла. Температура на улице примерно та же! — из кондиционированного пространства дома я втиснулась в сауну, где на верхней полке под аромат шалфея и эвкалипта млела раскрасневшаяся подруга. — Эль, а что в факсе было, который ты Киму отвозила?
— Я чужих записок не читаю, — пробормотала подруга. — Разве что в восьмом классе от твоих кавалеров…
— Верю в твою кристальную честность. Но в интересах следствия…
— Текст странный. Алинка из своих Эмиратов какой-то перевод с арабского присылала. Кроме перевода, там ничего и не было. «Привет» да «Пока». Даже без «Целую» — это на случай, если следующие за тобой супруги супругов вызывают у тебя ревность.
— Супруги супругов ничего у меня не вызывают. А из перевода ты ничего не запомнила?
— Бред там был. Сказки Шахерезады. Как раз для твоей дивной свекрови.
— Нет, Каринэ про факс ничего не знает. Видела только, что ты Киму бумагу отдала, а саму бумагу увидеть не успела. Вся надежда на твои умственные способности. Поднапрягись.
— Чего зря напрягаться. Говорю ж, бред бредятинский. Шах какой-то с восемнадцатым сыном, алмазы-топазы, в какую-то стенку зарытые. Говорю же, бред!
Клятвенно пообещав Эльке вернуться попозже вечером и попариться по полной программе, я засобиралась.
— Пора восвояси. Каринэ убьет, если соли и чеснока не куплю.
— Обижаешь! — расплылся самой гордой из своих улыбок Ашот. — Полный засолочный комплект уже в машине. И соль не йодированная, чтобы соленья ваши не повзрывались. А то моя красавица в прошлом году сама на закупки выписалась и вместо нормальной соли набрала йодированной. То-то залп из всех орудий в кладовой случился. Прислуга три дня потом отмывала. Но эта хорошая соль. Идэальная! Маркосик тебя отвезет.
Видимо, Маркосик в этом доме был на все руки мастер
9ЦЕНА КРОВИ
— Воля твоя, Ленушка, а я за Семушку замуж пойду!
— Воля твоя, Любушка, не пойдешь!
— Пойду! Пойду! Я в Семушку Абамелека влюблена.
— Маменька говорит, детям любить невозможно. Потому как малы еще. Семушку любить тебе никак нельзя.
— Отчего же?
— Оттого, что Семушка армянского рода, а они промеж собой обыкновенно женятся. Абамелеки с Лазаревыми, Лазаревы с Абамелеками. Маменька говорила, чтобы род сохранять, имения да и капиталы из семьи не выпускать и алмаз какой-то персидский диковинный на сторону не отдать. Хотя как можно из-за алмазов против любви идти? Как можно против любви, Люба? А, Люба?! Ах, полно! Пожалуйста, перестань. Да что же такого я сказала, что ты так плачешь! Ведь только маменькины слова повторила. Я не виновата, что в армянском роду так принято жениться и что наш род Татищевых не армянский! Ах, Любушка, ах, голубушка, сестренушка, перестань, пожалуйста. Хочешь, я тебе свою Беатрису отдам. Насовсем отдам. Только еще три денечка поиграю — и отдам.