— Сергей Станиславович, а госпожа Ряжская не говорила вам, о какой именно помощи она меня просит? — уточнил я.
— Нет, — равнодушно ответил предправ. — Саша, мы многопрофильный банк, а для определенной категории клиентов и вовсе универсальный. Ольга Михайловна входит в последнюю категорию. Нет, если она попросит тебя кого-то убить или начать готовить государственный переворот, ты вправе сказать ей «нет», но только потому, что это противоречит уголовному кодексу. Законы мы соблюдаем, как-никак в правовом государстве живем. Но даже в этом случае ты все равно обязан предложить ей альтернативные пути решения ее проблем, поскольку интересы клиента для нас приоритетны. Или ты считаешь по-другому?
Вот блин. И не знаешь, что ответить. Хотя, чего скрывать — еще пару месяцев назад я бы до подобной ситуации дело даже не довел бы. Потому что мне даже в кошмаре не приснилось бы то, что вот так, по собственной дури, можно поставить свою, пусть и неказистую, карьеру в банке под удар.
А самое обидное, я для себя никак не могу решить, что для меня важнее — «да» или «нет»? Ну вот не доводилось мне раньше принимать такие решения. В каком-то смысле — судьбоносные. Нет, по мелочам — сколько угодно, а вот что-то серьезное… Всю жизнь до того за меня все всегда кто-то решал — родители, учителя, жена, должностная инструкция. Захар Петрович покойный тоже судьбой моей распорядился, даже разрешения на это не спросив.
Я же сам всегда просто двигался вниз по течению. И только.
Но вот сегодня тот самый день, когда надо серьезное решение самостоятельно принимать. Чуть ли не впервые в жизни. И спросить совета не у кого, и посоветоваться не с кем.
Может, это и хорошо? Может, пора наконец-то строить свою жизнь самому? Трудно, страшно, но…
Но мне это по душе.
— Считаю, — мысленно выдохнув, заявил я. — Есть вещи, которые лично я сделать не могу. Просто в силу того, что это невозможно.
— Смолин, когда говоришь подобное, не забывай добавлять что-то вроде «по моему личному мнению». Для нашего банка невозможного нет, — потерев короткую модную щетинку на подбородке, сообщил мне предправ. — В пределах Солнечной системы.
И он подмигнул Ряжской, как бы намекая на то, что шутка шуткой, но мы и на самом деле ого-го какие!
— Нет проблем, — развел руками я. — По моему личному мнению, наладить прямой вербальный контакт с покойной матушкой госпожи Ряжской не представляется возможным, даже исходя из того, что для нас нет невозможного. Не исключено, что какой-то другой специалист нашего банка, из казначейства или из бухгалтерии, и сможет это сделать, но только не я. Не обучен подобному, уж извините.
Предправ, уже было открывший рот для того, чтобы выдать очередную полуафористичную фразу о величии нашего банка и его клиентоориентированности, не нашелся что сказать, закашлялся и с живым интересом посмотрел на Ряжскую.
— Ну вот такое у меня пожелание, — не моргнув глазом, сказала женщина. — Считайте это моей чудачинкой, эдакой милой сумасшедшинкой.
— Н-да, — почесал свой аристократичный нос Волконский. — Теперь я видел все.
Димка был парень славный, как я и говорил, но очень уж повернутый на карьере, потому он мигом пожалел о том, что сказал, это было по нему видно.
А зря. Прозвучало в тему.
— Неожиданно, — признался предправ. — Если можно, вопрос?
— Конечно, — милостиво разрешила ему Ольга Михайловна, занимая свое место в кресле и изящно закинув одну ногу на другую.
— А вам это зачем нужно? Нет, я тоже любил своих родителей, но не настолько, чтобы тревожить их тени в загробном мире.
Ситуация мне начинала помаленьку нравиться. По крайней мере, я уже был в плюсе — как-никак, а растерянным до того я нашего предправа ни разу не видел. Есть чем гордиться до пенсии.
Да и абсурдность происходящего зашкаливала до предела, в этом тоже было свое очарование.
— Надо, — с достоинством ответила Ряжская. — И ваш сотрудник может мне в этом помочь. Поверьте, я это знаю наверняка.
— Значит — поможет, — уверенно заявил предправ, обменявшись коротким взглядом с Волконским. — Не сомневайтесь. Выбор-то у него невелик. Смолин, ты понимаешь, о чем я говорю?
— Более-менее, — махнув рукой на все, ответил ему я. — Но рискну предположить, что вы имеете в виду простую дилемму. Либо будет так, как хочет госпожа Ряжская, либо я могу писать заявление по «собственному».
— Борзо, но верно, — одобрительно улыбнулся предправ. — Твой выбор?
— Две недели отрабатывать? — уточнил я немедленно, с удивлением ощущая, как на душе стало легко-легко. — Лучше бы, если нет.
Да и хрен с ними, со всеми. Осень еще не наступила, опять же «бабье лето» впереди. Махну в Лозовку аж до первого снега, грибы там пособираю, травы. Антипку-паразита погоняю. Да и «останний летошний денек» недалек. Меня же красавица-русалка пригласила на их прощальную сезонную вечеринку, вот, схожу, посмотрю. А как захолодает совсем, начну работу искать. Желательно с «вахтовым» графиком, «два через два» там, или «три через три».
Все когда-то кончается. Прав тогда был Нифонтов, невозможно на двух стульях усидеть.
— Отработаешь, — сказал как отрезал предправ, сузив глаза. Он очень не любил, когда его приказы не выполнялись. — Как миленький. Тебе эти две недели годом покажутся.
Ох, ну вот зря ты так-то! Я же заморочусь, всю книгу переверну, но найду рецепт какого-нибудь особо забористого снадобья, от которого на лбу рог вырастает или неделю верхом на унитазе придется провести. Кстати! Вот и повод испробовать зелье Митрия, от которого у человека рожу корежит так, что смотреть на него страшно.
Но это — потом. В последний рабочий день. Сварю все заранее, а потом подловлю момент и зельем турку кофейную изнутри вымажу. В ней только предправу кофе варят, я это точно знаю. Для ВИПов вроде вот этой фифы есть специальная, гостевая.
— Кхе-кхе, — демонстративно-небрежно кашлянул я. — Кажись, простуда у меня. Может, ОРЗ, а, может, ОРВИ. Придется, как видно, больничный брать. Недели на две.
Сняв голову, по волосам не плачут.
— Стоп-стоп-стоп, — подняла руки вверх в примирительном жесте Ольга Михайловна. — Как мне кажется, у данной ситуации есть мирные пути разрешения, те, где никому не надо будет увольняться.
Э, тетка, это ты запоздала. Надо было раньше думать. Даже если теперь я дам свое согласие на помощь тебе, мне все одно тут не быть. Меня теперь отдел по работе с персоналом живьем сожрет, при поддержке службы безопасности. Так нервы вымотают, что легче уйти будет, чем от ударов со всех сторон уворачиваться.
— Если Смолин сделает то, что вы у него просите, возможно, я изменю свое решение, — подумав, изрек предправ. — Хотя штрафа в любом случае ему не избежать.
— А штраф за что? — удивился я.
— Неподчинение прямому приказу руководства, — вместо шефа сказал Волконский. — Это, Смолин, самый главный проступок из тех, что возможны в трудовом коллективе. И не только в нашем, а вообще.
Вот ведь как интересно. Слово «неподчинение» я совсем недавно уже слышал, и произнес его Хозяин кладбища, в аналогичной ситуации. Условно аналогичной, разумеется.
Миры разные, а замашки у власть предержащих одинаковые. Сделай чего не по их воле — и ты попал. С той, правда, разницей, что на мнение Костяного царя мне не плевать, потому что он полезен. А вот на этих… Решение принято, так что все стало куда как проще.
— Тут банк, а не армия, — весело сообщил я ему. — Всех под одну гребенку не подстрижешь.
Председатель правления печально посмотрел на женщину, как бы говоря: «Ну, вот что тут поделаешь?»
— Вы не оставите нас? — внезапно попросила моих теперь уже почти бывших руководителей Ряжская. — Мне кажется, в дальнейшей перепалке конструктива будет немного.
— Логично, — согласился с ней предправ. — Если я вам еще понадоблюсь, Ольга Михайловна, то скажите об этом Волконскому, он будет ждать за дверями переговорной. Смолин, когда освободишься, сразу можешь идти в отдел по работе с персоналом, там тебя будет ждать чистый лист бумаги формата А4 и ручка. Я позвоню, предупрежу их.
Мне очень хотелось уточнить у него, какой именно будет ручка — чернильной или гелевой, но я не стал этого делать. Во всем меру надо знать.
И мы снова остались с женщиной наедине. Она смотрела на меня, я на нее.
— Мне кажется, что я поступила не слишком правильно, — первой начала разговор она. — Но моей вины в том немного, это Алла неверно вас оценила. Она почему-то была уверена в том, что вы достаточно покладистый и контактный молодой человек. Ошиблась. Вы, юноша, бунтарь, по непонятной причине попавший в данное учреждение. Будь я лет на двадцать помоложе, непременно бы с вами пофлиртовала, я всегда любила плохих мальчиков.
Попытка засчитана, но заход слабоват. Подобными штуками меня не пробьешь.
— Следовало начать с другого, — продолжила женщина, выждав с полминуты и не увидев какой-либо реакции с моей стороны. — Надо было вам объяснить, зачем мне понадобилась ваша помощь. Дело в том, что моя мама умерла внезапно. Так случается, знаете ли. Она всегда была очень здоровым человеком, регулярно обследовалась у очень хороших врачей, но оторвавшийся тромб, увы, иногда заканчивает наши дни на Земле вдруг, без какого-либо объявления.
— Скорблю с вами, — дежурно откликнулся я.
— За несколько дней до этого мы с ней очень сильно повздорили, — печально сообщила мне Ряжская. — Очень. Со взаимными обвинениями, с обещаниями никогда больше друг с другом не общаться. Так и вышло, больше не общались, и это никогда уже не исправить. Так вот все эти три года не было ни дня, чтобы я не думала о том, что осталась непрощенной своей мамой. Нет, в душе я знаю, что, уходя, она не держала на меня зла, но мне надо это знать наверняка.
А ведь не врет. Правда не врет. Есть вещи, которые не сыграешь, будучи даже очень хорошей актрисой.
Черт, ну вот как мне изжить из себя эту проклятую жалость?
— Я не экзальтированная дура, — продолжала Ряжская. — Мне прекрасно известно, что подавляющее большинство экстрасенсов, колдунов и ведуний — это просто хорошие психологи. Ну или просто мошенники. И все равно я обращалась к ним, потому что ничего другого не оставалось. Знали бы вы, как надо мной потешался мой муж. И это ведь еще он не знает, сколько денег я на подоб