— Эксперимент удался? Извиняться не станешь? — уточнила я, почему-то не злясь уже совершенно и уютно укутываясь в мягкий флис.
— Ты уже сама все поняла, — повернулся он к подходившим к нам родителям, — что, Николай Александрович, неужели уже домой собрались? Так быстро?
Глава 10
Весь тот вечер в гостях прошел под впечатлением от нашего с папой разговора в кафе. Кое с чем я сразу не была согласна и хотела сказать ему об этом, но нужно было сделать это не на эмоциях, а в спокойной обстановке, чтобы он точно понял, что ошибается. Не было у меня никаких проблем, откуда они это взяли?
Я все еще переживала и проживала тот разговор, поэтому и воспринималось все, что происходило потом, не таким важным, легко и поверхностно воспринималось — и знакомство с новыми для меня людьми, и на поцелуй я легко пошла. И даже этот мужской финт ушами не шокировал, а только слегка вспугнул своей неожиданностью.
Я слушала их разговор, улыбалась, что-то отвечала, и как-то незаметно приходила в новое для себя состояние. Ощущение женской власти над мужчиной стало для меня новым опытом. Пускай, власти кратковременной, без претензии на эксклюзивность, но чувство уверенности в моей личной женской для него привлекательности оказалось приятным, чего уж…
А весомый аргумент в пользу его заинтересованности именно мною — доказательство «наощупь» впечатлило и настроило на эмоциональное взросление, что ли? Где-то глубоко внутри сознания Катерины Мальцевой пусть и с большим опозданием, просыпалась живая женщина. Но эта новая женщина не собиралась иметь ничего общего с данным товарищем, очень странно ведущим себя, и это еще слабо сказано. Нет, я слышала от подружек о случаях, когда самое первое свидание заканчивалось в постели, но то — свидание, а тут… Я просто делала вид, что ничего не случилось.
Уже намного позже старшие мужчины долго прощались во дворе, а я нетерпеливо топталась возле своей машины. Это был единственный момент, когда я осталась в одиночестве, и им сразу воспользовался Сергей. Из-за моей спины прозвучало очень серьезно, совсем без улыбки, на которые, как я успела заметить, он не скупился:
— Катя, я хочу попросить прощения… чувствую себя полным идиотом. Простишь? — дохнул он теплым воздухом мне в ухо.
— Чтобы простить, Сергей, нужно хотя бы понять, а я ничего тут не понимаю, — и опять обеспокоенно уставилась на наших не ко времени расчувствовавшихся отцов, — нужно их как-то развести, а то это будет продолжаться бесконечно. Я переживаю за папу и поздно уже. Придумай что-нибудь.
— Они очень давно не виделись, — вздохнул он, отходя: — Зря переживаешь, все будет нормально — напитки проверенные.
В конце концов, подключилась Лара, мужчин развели, и папа тяжело плюхнулся на пассажирское сиденье. Во втором часу ночи мы, наконец, выехали домой. Он молчал почти всю дорогу, и я уже решила, что уснул, размышляя, как буду перемещать его в сторону кровати. Но почти у самого дома он заговорил — запинаясь непослушным языком, но вполне внятно:
— Не подходит тебе Сер-рега, Катюш, не катит… Старый он для тебя — взрослый. А ты тихая и безр-ропт… безо… всяких. Нужно с теми, на горшке с которыми… в садике. Не подходит, в общем-м, — и смешно икнул.
Я молчала, поворачивая в наш переулок. Таким смешным и пьяненьким я папку еще не видела. Расслабился на родной земле, вдали от натовских баз? Но я была согласна с ним. Я и сама сделала точно такие же выводы. Да и Сергей не проявил особого рвения — не уточнил насчет встречи, не спросил телефон. Когда остановилась перед воротами, ответила:
— Согласна с тобой целиком и полностью. Ты только не засыпай, пожалуйста. Я всю дорогу мучилась мыслями, знаешь ли…
— А? — встрепенулся папа.
— Бэ. Соображала, как тебя до кровати дотащить, не привлекая к спасательной операции бабушку.
Утром следующего выходного дня я спала очень долго и вышла из спальни поздно. Бабушки в доме не оказалось, зато на кухне нашелся папа, сидящий в одиночестве со стаканом минералки в руках. Увидел меня и жалобно признался, делая брови домиком:
— Лишку перебрал. Нужно было только ракию пить, от самогона голова никогда не болит.
— От самогона не болит, а от большого его количества — болит обязательно. Ничего страшного. У тебя был собственный водитель и буксировщик в одном лице, — махнула я рукой.
Мне тоже захотелось пить, и я присела рядом с ним. Заодно решила расставить все точки над «i», как и собиралась вчера:
— Папа, я флегматик. Это особенность моего темперамента, понимаешь? Да, я интроверт и немного тормоз, зато усидчивый, спокойный, сдержанный и дисциплинированный, с отличной памятью и хорошей стрессоустойчивостью. И если в моем поведении отсутствуют яркие эмоциональные всплески, и я не приветствую пустую болтовню, то это еще не показатель, понимаешь? Это не значит, что у меня проблемы с общением.
— Мне сейчас трудно сосредоточиться, Кать, — потер виски папа, — давай проще… что ты хотела сказать?
— Не нужно за меня бояться, я никакая не закрытая. И я не бежала из-за вас в учебу, мне действительно нравилось учиться.
— Ладно…, а я случайно не разживусь у тебя аспиринчиком?
— Нет, из жаропонижающего — только парацетамол, но есть обезболивающее, хочешь?
— Да не то слово — хочу, — простонал он, — жажду я.
Я дала ему таблетку и уложила на диван, пообещав крепкий сладкий чай с лимоном. А пока еще не подействовала таблетка, положила на его лоб смоченное холодной водой полотенце.
— Откуда такой полезный опыт, Кать? — довольно расслабился папа.
— Перепила как-то… пару раз, еще когда училась. Так что сочувствую тебе совершенно искренне.
— Не ожидал от тебя…
— Что я живой человек и нормальная?
— Что мой ребенок ужирался до такой степени, а еще девочка… Нормальная, это, по-твоему, если пьет?
— Мы с девчонками пили в общежитии, и я себя контролировала. А нормальная, это когда совершает ошибки, но делает из них выводы — сейчас я знаю свою норму. Давай ты сейчас отлежишься, и мы попробуем подробнее узнать про нашу трофейную марку и заодно решим, что с ней делать.
— Кать, да пускай себе валяется, как валялась. Зачем оно тебе? — попытался он уклониться, но я и так долго ждала.
— Я единственная владелица с вашей подачи, так же? Вот и помоги мне принять правильное решение. Только убедительно, чтобы я согласилась с тобой. И вообще… мне интересно узнать, а тебе разве нет?
— Да… конечно, — нехотя согласился папа, — тогда нужно с самого начала копать. Вот только отлежусь…
Само собой, я и до этого интересовалась своим наследством, а как иначе? Любопытство одолело меня сразу же после бабушкиного рассказа, я не стала бороться с ним и в процессе поиска сделала много интересных открытий. Взять хотя бы само слово — «филателия». Ассоциативный образ, который оно вызывает, это однозначно — марка. А оказалось, что все не совсем так или не только так. Потому что филателия, оказывается, является изучением и коллекционированием не только марок, а и любых знаков почтовой оплаты — марок, штемпелей, конвертов, ярлыков… всего, что относится к истории почты. Поклонники филателии считают ее и хобби, и наукой, изучающей работу почты и даже своего рода творческой деятельностью.
Но я думаю что, рассуждая так, они просто пытаются оправдать свое чрезмерное увлечение, следствием которого являются непомерные денежные траты (я имею в виду серьезных коллекционеров, а не временно увлекающихся любителей).
Любопытно, что первые собиратели марок появились еще в 1846 году и с тех пор число их только росло. Но росло также и количество самих марок, поэтому, в конце концов, появилось такое понятие, как марочные каталоги и специалисты-собиратели узкого профиля. Коллекции, принадлежащие им, посвящались уже только какой-нибудь одной теме или одному государству.
Любое коллекционирование, само собой, подразумевает азарт и соперничество, а значит и рост значимости и цены особо желанных объектов собирательства. Я покопалась только в легко доступной информации и даже здесь нашла много интересного. Вот, кстати, о чрезмерных тратах: в 1992 году на аукционе в Цюрихе был выставлен конверт с разборчивым оттиском штемпеля, означающим гашение первого дня обращения. Конверт датировался 1840 годом и был продан за 690 тысяч франков. Это и правда очень круто, но еще и очень глупо на мой совершенно посторонний взгляд, хотя кто я такая, чтобы судить людей… увлеченных? Я вот и про «Черный квадрат» не понимаю.
Но если говорить о стоимости марок, то самыми дорогими вполне ожидаемо считаются самые редкие из них. А исключительно редкими являются марки, содержащие ошибки гуманитарного и технического характера — несоответствия в сюжете или в надписях, но при этом нечаянно или специально допущенные к этапу открытой продажи.
Трофейная марка как раз и была такой — не совсем правильной. И называлась «Розовый Маврикий». Марка не имела перфорации и на первый взгляд не представляла собой ничего особенного… и на второй взгляд, да и на третий тоже, к сожалению. Потому что за такие впечатляющие деньги и зрелищ хотелось соответствующих, но увы… — на линялом оранжевом фоне была изображена только белая женская головка в профиль, наподобие геммы.
Ошибка технического характера состояла в неправильности надписи — вместо «Post Paid» там отпечатано «Post office». Вот в этом и была ее ценность и примечательность, кроме того еще, что она была самой первой маркой, напечатанной на острове Маврикий, и ошибка в тексте являлась намеренной, официально утвержденной. Ее стоимость в наше время составляет 1, 07 миллиона долларов. Всего этих марок известно четырнадцать штук и дедов трофей то ли входит, то ли не входит в это число… не все коллекционеры афишировали свою собственность.
Чтобы узнать все о предмете нашего интереса и предыдущем владельце-немце, мы с бабушкой и папой влезли в современные мировые каталоги «Skott» и «StampWorld.com». После длительных поисков, выяснения и уточнений, папа устало откинулся в кресле и потянулся всем телом, хрустнув суставами.