Со словами мы как будто разобрались, но вот с действиями… здесь я тоже выслушала объяснения, но какие-то комканные и неловкие. При этом, подавшись ко мне всем телом, он честно и жарко смотрел в глаза и…. живо вспоминать то, что было тогда и не краснеть, не получалось. Я так же комкано простила его, неловкий момент прошел. Хотя толком так ничего и не прояснилось, но бесконечно мусолить известную тему мне больше не улыбалось, абсолютно. Проехали…
А дальше я решила действовать по обстоятельствам. Никому больше не нужна? И почему-то вдруг и срочно востребована им? Так тому и быть! Значит, я внимательно присмотрюсь, а там видно будет. Давно уже пора было отпустить свои страдания и сделать, наконец, хоть что-то для того, чтобы забыть чужого принца.
Глава 12
Вскоре после ухода моего спасителя Стаса в больницу приезжает бабушка, которая не захотела ограничиться разговором с лечащим врачом по телефону.
— Кто этот молодой человек и что он здесь делает? — только войдя, сразу же спрашивает она, в упор разглядывая Ваню. Он растерянно пожимает плечами, глядя на меня, потому что у бабушки сейчас требовательный и строгий взгляд лечащего врача или учителя. А я зачем-то обвожу взглядом его высокую представительную фигуру в белом халате, приятное лицо. Почему-то такое чувство… перед бабушкой за него не стыдно.
— Это Иван Мелитин, он работает в нашей службе безопасности. Пока не выяснили, что там со мной случилось на дороге, его оставили приглядывать… тут, — успокаиваю я бабушку, а Ваня становится по стойке «смирно» и приветствует ее резким и четким наклоном головы. А я вдруг выдаю на ассоциациях:
— Ах, полно вам, поручик, — и делаю плавный взмах здоровой рукой, и Ваня смотрит на меня как-то странно, от чего я розовею… А бабушка качает головой и тяжко вздыхает, окинув меня профессиональным взглядом. Но, похоже, мой вид и настроение ее немного успокаивают.
— Валяйся тогда. А когда у вас все это выяснится?
— Наверное, когда у меня тут перебывает весь город, — обреченно вздыхаю теперь уже я.
— Больше спи, во сне дети ростут и вавки заживают, — даже не пытается она уточнить — о чем это я? Кивает Ване и уходит. Он продолжает стоять у окна, а мне сейчас немного неловко.
— Расслабься уже, поручик. Ну, пошутила, что — нельзя? — опять грустнею я.
— Да нет… просто я подумал — ты знаешь.
— О чем знаю? — уточняю удивленно.
— Что я старший лейтенант запаса, значит поручик… в царской армии.
— Нет, случайно угадала, откуда я могла знать?
Ваня молча кивает, а я опять не понимаю — зачем здесь валяюсь? Глупый задор проходит, нужно мобилизоваться и продолжать вспоминать и анализировать.
. ***
Бабушка тогда ждала меня со свидания, и спать не ложилась. Да и гуляли мы с Сергеем не так долго — поужинали в красивом месте с видом на озеро, потом немного прогулялись в парке, с самого его краешку. Кроме всего прочего, обсудили, как и планировалось, его машину, а потом и мою. Он рассказал, куда ездил продлять договор на поставку машинных масел, и каких именно (мы обменялись мнениями о них), немного про город и людей, с которыми там встречался. Мне было легко и приятно с ним, но тот кураж, что я чувствовала, с удовольствием давая представление своим сослуживцам, уже прошел.
Зато пришло понимание того, что основной причиной этого свидания стало мое глупое желание кому-то там что-то доказать. А ведь этот человек заслуживал самого серьезного к себе отношения.
— И как сходили? — не выдержала бабушка моего молчания.
— Хорошо сходили, а как могло быть иначе? Сергей умный взрослый мужчина, ухаживать умеет, собаку, наверное, съел на этом деле.
— Давай вот только без этого, — почему-то рассердилась она, — не хочешь — не ходи, сразу осади мужика и сама времени не теряй.
— На что? На вкусный ужин и дружескую беседу?
— Ложись спать, завтра на работу, — развернулась она и ушла в свою комнату. Мне на самом деле не хотелось обсуждать этот вечер, сама не понимала — почему.
А назавтра на работе…
На моем столе лежал букет белоснежных роз. Я стояла и смотрела на них, тупо соображая — какую знаменательную дату из истории своей жизни я нечаянно прошляпила? Обвела глазами сотрудников и поняла что подарок коллективный, судя по выражению ожидания на самодовольных лицах. И что-то стало смутно прорисовываться и проясняться, вот только пока не оформилось полностью в четкую мысль, но тут уже мне помогли:
— Катя, это от всех нас. С наступлением осени тебя, — высказался, очевидно, по поручению всех коллег, Антон Родионович.
— Ты и Ирина Борисовна единственные женщины в коллективе и мы решили, что уделяем вам недостаточно внимания, все-таки мы тут все почти как одна семья.
Вот тут-то весь пазл и сложился в моей голове, целиком и полностью. Как-то все стало донельзя прозрачно. Приятно все же оказалось сознавать, что я была не совсем и дура, когда подозревала, что с мордобоем что-то не чисто, вот только обидно и непонятно — за что со мной так?
— Здорово, — легко согласилась я, — семья это классно, так, глядишь, приду в какой-нибудь из дней, а на моем столе лежит младенчик — готовенький уже, семья же…
— Катя…? — растерялся давно и прочно женатый сорокалетний Родионович и, сняв очки, принялся протирать их кусочком тонко выделанной телячьей замши. Откуда он брал ее, где находились завалы и залежи этого незаменимого для протирания оптики материала, не знал никто. Но Родионович обеспечивал им всех нас постоянно и исправно.
— Семейная обстановка в коллективе — это правильно. Я, кажется, ни на что-то большее никогда и не претендовала, но теперь ясно вижу, что с самого начала мне был объявлен своего рода негласный бойкот. И дружно игнорить меня как особу противоположного пола, было вашим общим решением, так же? — отвернулась я, но потом собралась и все же решила уточнить и обобщить сказанное:
— А кто пошел против коллектива — тому в морду, так же? Да мне сто лет в обед не нужно… вот только я не понимаю — почему? За что так? За то, что я… такая дура, наверное?
Вышла за дверь и пошла по коридору к Ирине Борисовне, все равно сегодня не работа… и видеть их сейчас не могу! Попрошу кофею, а может, перепадет и чего серьезнее из стратегических запасов — совсем грамульку, чисто символически. Потому что как раз то самое настроение, а она женщина понимающая и душевная. Дверь сзади стукнула, и вдогонку мне раздались чьи-то шаги. Я оглянулась — меня догонял Даниил.
— Даня… иди лесом, ладно? Нос зажил? Береги уши.
— Не психуй! Я не струсил тогда, не выдумывай то, чего нет.
— А кто струсил — Ваня?!
— Катя… ты нравишься не только мне. Просто… хорошо, что это кто-то на стороне. Из нас просто никто не смог бы… и я вот тоже не смог, не хватило духу. Невозможно, понимаешь? Потому что никто из нас никогда не видел, чтобы так сильно… так тяжело и безнадежно, Катя! Если ты этого не понимаешь… я только рад за тебя.
— Начал, так договаривай, — выморозило меня догадкой.
— Вот видишь? Вот и я об этом… Будь счастлива с этим своим… никто же не против. Мы все тебя очень любим, не было никакого специального бойкота. Попей кофейку и успокойся, там тортик у Ирины Борисовны, она женщина практичная — цветы не оценила бы, толку с них?
И дружески хлопнув меня по плечу, он ушел обратно. А я стояла и формовала догадку в мысль, а когда закончила… резко захотелось позитива — хотя бы от поедания того же тортика. И мы получили его втроем — этот позитив, потому что к пиру присоединился еще и Самсон Самуилович, плеснув в наши кофейные чашечки совсем по чуть-чуть коньячку, а потом еще, опять и снова…
В секретарской стояли очень уютные кресла — обтянутые жатой кожей шоколадного цвета, глубокие, мягкие, но их было всего два. Свое я уступила начальнику, с разрешения его жены заняв ее место за письменным столом. Моя чашечка по мере опустошения оказывалась в доступной близости для того, чтобы до нее мог дотянуться наш единственный на тот момент кавалер. Он был слегка рассеян и чем-то озабочен, но наливал по первому намеку на продолжение банкета, хотя и на самое-самое донышко.
Шеф в этот день вообще был каким-то беспокойным и суетливым, а потом проболтался о том, что его тревожило:
— Работать с военными сложно. Работа, конечно, интересная, но денег мало — мы стоим большего. Может, сунуться в космос? Как вы думаете, Катерина Николаевна?
— Там тоже государственная программа и наверняка тоже экономят, Самсон Самуилович. А еще там очень помногу воруют — по телевизору говорилось прямым текстом, — я просто не могла не знать про очередной коррупционный скандал, потому что его очень эмоционально комментировала бабушка.
— Воруют, Катенька, везде — потому что можно, и с нами точно не поделятся, а вот что экономят — тут да. Потому и экономят, чтобы было что украсть, но нам это не подходит, потому что тянут в главную очередь из оплат, а мы, конечно же, были бы не в основном составе, а на подтанцовке. Так что, наверное, все-таки — нет. А вот что было бы интересно вам? Какая работа?
— О-о-о… я бы занялась сложной медтехникой. Бросила бы все силы на создание жизненно необходимого стране оборудования. Мы зачастую закупаем уникальную аппаратуру по ценам, сравнимым с космическими — точно. Само собой, запатентовала бы и обеспечила грамотное сопровождение при изготовлении и установке — чтобы ни одной рекламации. А потом продвигала бы в сторону Запада, а то и Востока, чего доброго, — понесло меня за пьяные горизонты, — только это еще одно образование нужно, а годы… они идут, и тут уже рулит фертильный возраст…
— Вы хотите детей? — по-деловому поинтересовался шеф, и стало понятно, что про возраст я точно не вовремя — тут и сейчас речь идет об иных материях.
— Детей хотят все, но в разное время. И мне еще нужно найти им отца.
— Да. Да, это… конечно, — продолжил он задумчиво, привычно налегая на «ч»: — Проблемы разнятся, но решение принимать все равно придется. Катя, вы не правы в корне — еще одно образование вам совсем без надобности. Ваша сила не в знании, вернее — не только в нем. Два года работы у нас и всего три ваших… озарения, скажем так. Все остал