Если принять, что в зрелости всегда содержится зерно будущего упадка, то для Средневековья им стало возникшее в эпоху его расцвета осознанное литературное авторство, ставшее формой творческого самовыражения и поддерживавшее внутреннюю свободу личности там, где это казалось немыслимым.
…Представьте сюжет: молодой блестящий ученый, преподаватель философии и богословия, приглашен в качестве репетитора в семью епархиального чиновника, чтобы давать уроки его несовершеннолетней (!) племяннице. Он вступает с ней в сексуальную связь, дело обнаруживается, преподаватель изгнан с позором, однако скоро девушка понимает, что беременна. Втайне от дяди герой переправляет ее в другой город, к своей сестре, а сам является с покаянием, обещая жениться. После рождения ребенка барышня сначала уступает уговорам героя и выходит за него замуж, но потом, не желая быть ему обузой и портить карьеру, отправляется в монастырь. Ее дядя, рассвирепевший от такого поворота событий и уверенный, что это про— иски коварного соблазнителя, не желающего связывать себя браком, нанимает бандитов, чтобы наказать героя. Они настигают его в номере местной гостиницы и безжалостно кастрируют. Искалеченный и опозоренный философ тоже уходит в монастырь и принимает постриг. После череды злоключений, через много лет, он становится настоятелем обители в маленьком городке, рядом с которой селятся его бывшая возлюбленная и ее сестры-монахини. Ранее связанные чувственной страстью, любовники воссоединяются духовно.
Портрет Пьера Абеляра. Художник: Анри Греведон, 1834 г.
Такую историю, что характерно, было бы небезопасно рассказывать и в наше просвещенное время — того и гляди, кого-нибудь да оскорбишь. Но это не сценарий современного сериала, и даже не сентиментальный роман XVIII века: перед нами «История моих бедствий», написанная знаменитым французским философом Пьером Абеляром в начале XII века.
Будем справедливы: католическая Церковь занималась не только установлением религиозной диктатуры в Европе. По сути, она создала — возможно, не вполне представляя последствия! — всю систему светского образования, на базе которого смогла развиваться европейская научная мысль. Еще в разгаре крестовые походы в Святую Землю, и затянутые в кольчуги рыцари в похожих на ведра шлемах-топфхельмах рубятся с сарацинами в окрестностях Иерусалима; еще могущественны прославленные тамплиеры; на юге Франции пылает война, уже рубят и жгут альбигойцев; на разрозненные русские княжества еще не обрушились орды хана Батыя, и на Чудском озере не сошлись дружинники новгородского князя Александра с тевтонскими отрядами, а в Европе уже работали не менее десяти светских университетов — во Франции, в Англии, Италии, Испании, где наряду с богословием изучали философию, грамматику, логику, риторику, математику, астрономию, музыку, медицину и юриспруденцию. Все эти университеты были образованы на основе так называемых соборных школ при крупных католических храмах; в начале XII века одной такой школой в Париже управлял Пьер Абеляр.
Он родился в Бретани, в семье рыцаря, в 1079 году — за двадцать лет до первого Крестового похода, за сто двадцать — до «Песни о Нибелунгах». Отец его, сам человек малограмотный, стремился дать сыновьям самое лучшее образование, что в случае старшего привело к неожиданным следствиям: Пьер отказался от карьеры военного, а заодно и от прав на наследство и посвятил себя изучению богословия и философии. Здесь Абеляр вскоре достиг больших успехов. Не вдаваясь в детали диалектики и схоластики, отметим главное: основой религиозной и философской доктрины Абеляра был приоритет мышления над безоговорочной верой, выводимый им логически из тезиса о свободной воле; он доказывал, что бездумное принятие догм недостойно человека, сотворенного по образу Бога мыслящим и свободным. Эти философские взгляды находились в очень опасной близости к гностицизму и столетием позже безусловно стоили бы Абеляру жизни, но и в XII веке они стали лишь источником некоторых бедствий, описанных им в одноименной повести.
Портрет Пьера Абеляра. Неизвестный художник. 1600–1699 гг.
«История моих бедствий» — небольшая прозаическая вещь; в издании Института Философии РАН она занимает всего 55 печатных страниц. Повесть исполнена от первого лица в форме письма к другу — прием, который станет очень популярным в будущем и который подчеркивает особую откровенность, исповедальность повествования. Это еще не авторский вымысел, но нечто не менее значительное: история частной и вовсе небезупречной жизни, представленная читателям как предмет, достойный внимания. Не идеализированная религиозная фантастика, свойственная житиям святых, не назидание, не поучительный пример, но просто моя жизнь как она есть. Ничего подобного в европейской литературе еще не было.
Титульный лист сочинений Пьера Абеляра. Дата публикации 1616 г.
Первые главы «Истории…» рассказывают о годах учения и философской карьере, оппонентах, интригах, успехах. Основные и самые известные события начинаются в VI главе, где описывается роковая страсть Абеляра к юной Элоизе, племяннице каноника[90] Фульбера. Примечательно, что Абеляр вовсе не идеализирует своих чувств; в их описании нет никакого возвышенного восторга или намеков на небесное происхождение страсти, которым обычно оправдывают ее последствия — одна только здравая оценка и трезвый расчет. Про Элоизу он пишет, что она «богатством же познаний превосходила всех», что сделало ее удобным объектом для обольщения:
«И обдумав все, что обычно привлекает влюбленных, я решил, что мне удобнее всего вступить в любовную связь, и счел, что легко могу это сделать. Поскольку у меня тогда было имя и я отличался молодостью (Абеляру на тот момент было 36 лет — прим.) и приятностью наружности настолько, что мог удостоить взаимной любовью любую из женщин, я не боялся никакого отказа. Я считал, что тем легче эта девушка мне уступит, чем больше, как я знал, она образованна и любит науку».
Расчет мастера логики и философии полностью оправдался; каноник Фульбер долгое время оставался в неведении о том, что Абеляр описывает таким образом:
«Итак, под предлогом обучения мы всецело предавались любви, а желанное усердие к чтению предлагало тайные уединения, которых жаждала любовь. У раскрытых книг произносились слова более о любви, нежели о чтении. Руки чаще тянулись к груди, чем к книгам; любовь обращала глаза на себя чаще, чем чтение устремляло их на написанное <…> Мне весьма тягостно было ходить в школу или в ней задерживаться, так как ночные бдения я сохранял для любви, а дневные — для занятий».
Драматическое развитие этих событий известно: после рождения сына Элоиза вначале согласилась на брак с Абеляром, а потом отказалась от него, предпочтя монашеский постриг. Каноник Фульбер — между прочим, служитель церкви! — счел это кознями Абеляра, желавшего таким образом избавиться от соблазненной им Элоизы. Основания для того были: Абеляр сам привез ее в аббатство Аржантейль, и даже сам помогал облачиться в монашеские одежды. В итоге ночью на постоялом дворе Абеляра схватили посланные родственниками каноника люди, и «были ампутированы те части моего тела, которыми я учинил то, что они оплакивали».
Вторая половина «Истории…» повествует о бедствиях иного рода: конфликтах с братией монастыря, полемиках и преследовании со стороны оппонентов, связанном с философскими взглядами Абеляра, что привело к публичному сожжению одной из его книг — у страстного, резкого, принципиального писателя-богослова не было недостатка в недругах и скорбях. Известно, что уже после написания своей биографии Абеляр чудом избежал тюрьмы и пыток, к которым был приговорен указом, утвержденным самим Папой Римским, и потом до конца дней своих более не занимался ни преподаванием, ни сочинением богословских трактатов. Сама же «История моих бедствий» заканчивается прибытием Элоизы с монахинями к монастырю Абеляра — и описанием новых невзгод, этим вызванных. Точку в них, как водится, поставила смерть: Пьер Абеляр покинул земную обитель скорби в 1142 году; Элоиза последовала за ним спустя двадцать лет, в 1164-ом. Они были похоронены рядом и поныне покоятся вместе, в одной усыпальнице на парижском кладбище Пер-Лашез, пусть даже слишком реалистично мыслящие скептики, не склонные к истинному романтизму, сомневаются в подлинности их останков.
Абеляр и Элоиза признаются в любви своим братьям-монахам и сестрам-монахиням. Гравюра по Б. Пернотену (1786–1799)
Абеляр оставил выдающееся философское наследие; во всяком случае, есть достаточное количество исследований, посвященных его религиозным и философским идеям. Помимо этого, до наших дней дошли некоторые его поэтические и даже музыкальные произведения. Но вряд ли можно с уверенностью утверждать, что все его богословские и стихотворные сочинения пережили бы почти целое тысячелетие, если бы не известность, которую он приобрел, откровенно рассказав о своей любви к Элоизе и последующих бедствиях. Абеляр писал, не пытаясь оправдаться, или понравиться читателям, или выдать свою жизнь за дидактический образец; его «История моих бедствий» заявляет ценность человеческой личности как таковой, что само по себе удивительно для повести, написанной богословом XII века. Еще более удивительно, что она была с энтузиазмом принята читающей публикой того времени, и совсем невероятно, что «История…» была этой публике представлена. Никакого издательского дела в те времена не было и в помине, и распространялась повесть исключительно рукописными копиями, старательно и, полагаю, с большим удовольствием переписываемыми клириками и монахами, в сердцах и умах которых находили отклик и личные переживания, и бунтарские религиозные воззрения автора. Воистину, «История моих бедствий» стала своего рода первым прообразом грядущего Ренессанса, который появился в недрах церковной словесности в самом начале расцвета высокого Средневековья.