Блестящее классическое образование и пристальное изучение античной культуры сформировали у Петрарки специфическую культурную ностальгию. Обладая чуткой душевной организацией истинного поэта и проницательным разумом ученого, он остро ощущал необходимость развития и совершенствования человеческой природы, но не находил путей и методов для этого в церковной аскетике и схоластике, предлагающих простые ответы на сложные вопросы и оперирующих в вопросах внутренней жизни чувством вины и страхом загробных мук. В образах прославленных предков, знаменитых римлян Сципиона, Цицерона, Катона, Петрарка видел образец человека и гражданина, который следовало возродить в современности. Можно сказать, что создание концепции гуманизма стало для Петрарки его личным возрождением античности.
В своих сочинениях «Средство против судьбы» (254 диалога на классической латыни!), «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру», «Книга о знаменитых мужах» Петрарка впервые рассуждает о специфическом понятии Humanitas, что можно перевести как человечность, то есть качество, которое не только определяет человеческую идентичность, но и обуславливает уникальное превосходство человека над природой и миром. Самое близкое определение для Humanitas — это, наверное, искра Божия; тем более, что и сам Петрарка указывал, что такое свойство человек получает от Бога как некое семя или как евангельский талант, который нужно развивать и пускать в дело.
Франческо Петрарка пишет в своем доме. Художник: Ханс Вейдиц (II). 1514–1532 гг.
Необходимость этого развития делает Человека центром внимания наук и искусства. Гуманизм раннего Ренессанса — это пока не про защиту прав личности, но про Человека как главный предмет художественного творчества и философского изучения. Это довлеющее овеществленное человеческое начало, совмещающее плотское совершенство и божественную красоту, определило всю последующую эстетику живописцев эпохи Возрождения: мы видим его в изящной женственности Флорентийских Мадонн Рафаэля; в трогательном изумлении приходящей в мир юной богини в «Рождении Венеры» Боттичелли; в чувственности «Спящей Венеры» Джорджоне; даже в характерном для живописи Ренессанса анахронизме, когда, например, библейские или античные персонажи предстают в доспехах или нарядах XV–XVI веков.
Там, где традиционный средневековый иконописец следовал строгому канону в изображении божественного, художник Ренессанса писал прекрасных людей, живущих здесь и сейчас. Лосев очень ярко и точно выразил этот взгляд на мир возрожденческой живописи: «Бог создал мир, но как же этот мир прекрасен, как же много красоты в человеческой жизни и в человеческом теле, в живом выражении человеческого лица и в гармонии человеческого тела!».
В эпоху Возрождения Слово снова облеклось в плоть. Искусство, создающее прекрасное и возвышенное, стало решающим фактором глобальной культурной трансформации. В этом смысле тезис князя Мышкина «красота спасет мир» — вполне возрожденческая идея. Гуманизм, поставивший Человека в метафизический центр мироздания, спасал мир от архаической теократии и теоцентризма. В этической системе теоцентризма на месте божества вовсе не обязательно должен быть христианский или языческий бог: там может быть патриотизм, воинский долг, верность государю, политический строй, культ потребления или законы криминального быта — что угодно, чему без колебаний может быть принесена в жертву человеческая жизнь.
Рождение Венеры. 1482–1486 Художник: Сандро Боттичелли. Галерея Уффици, Флоренция
В отличие от этого, в самом центре гуманистической этики — та самая слезинка ребенка, которая дороже любой гармонии и идеи.
Возрожденческий гуманизм с его приоритетом человеческого начала оказал принципиальное влияние на один из ключевых аспектов литературы — природу и характер авторства. В Ренессансе автор наконец перестает пересказывать и интерпретировать, он становится настоящим рассказчиком, самостоятельным творцом, предлагающим читателю результат своего художественного вымысла как ценность не меньшую, чем тысячелетний миф. Петрарка утверждал, что поэзия ничем не отличается от богословия, а богословие — от поэзии, и этим возрождал понимание творчества как сакрального акта, в котором человек становится подобен Творцу. В эпоху Ренессанса возникает своего рода культ художника, основой которого является абсолютное право на творческое самовыражение как высшее проявление свободы. Флорентийский гуманист XV века Джаноццо Манетти писал: «художник должен творить так, как бог творил мир, и даже совершеннее того». Так человек через творческий акт становится равен Богу.
Периодизация эпохи Возрождения довольно условна и для каждой страны требует конкретных поправок. Общепринятая хронологическая схема включает четыре периода: Проторенессанс с XIII до первой половины XIV в.; ранний Ренессанс — вторая половина XIV в. — первая половина XV в.; зрелый или высокий Ренессанс со второй половины XV в. по первую половину XVI в. и поздний Ренессанс — вторая половина XVI — начало XVII в.
Строго говоря, можно было бы обойтись всего тремя хронологическими периодами. Проторенессанс в эту схему был включен ради единственного поэта, первого настоящего рассказчика в истории европейской литературы, кумира итальянских гуманистов, автора, о принадлежности которого к культурному Средневековью или к Возрождению до сих пор идут споры, человека, показавшего, что путь в рай идет через адские бездны — Данте Алигьери.
Портрет Данте Алигьери. Гравюра по Джорджо Вазари, 1533–1567 гг.
Данте родился в мае 1265 года во Флоренции. В те времена этот город был настоящим мегаполисом: почти 100 000 жителей (в современной Флоренции население всего в три с половиной раза больше), множество цеховых мануфактур, знаменитое на всю Италию ткаческое производство, развитая торговля и бурная политическая жизнь. В последней молодой поэт принял самое активное участие. Его личные обстоятельства к тому располагали: Данте еще в детстве остался без матери, а к моменту возвращения из Болонского университета лишился и отца; он был молод, голоден, образован, талантлив, не связан семейными узами, обязательствами и состоянием, а потому вступил во внутриполитическую борьбу со всей жаждущей справедливости юношеской страстью.
Во Флоренции противоборствовали две партии: гвельфы и гибеллины. Упрощенно можно назвать гвельфов демократами — они отстаивали идею национального, народного государства, признавая верховенство только духовной власти; а гибеллинов традиционалистами-автократами, которые были убеждены в необходимости сильного, единоличного правителя, опирающегося на военную аристократию. Гвельфы триумфально одолели гибеллинов в 1289 году и почти сразу же, как это часто случается с победителями в политических баталиях, сами разделились на два лагеря: «белых гвельфов», красноречиво называющих себя партией тощего народа, и «черных гвельфов», которых прозвали партией жирного народа (возможно, сами себя они называли как-то иначе). То, что Данте оказался на стороне белых и тощих, само собой разумеется. Это обычный выбор поэтов.
Еще в детские годы Данте происходит событие, определившее его творческую судьбу не менее, чем политические пристрастия. На Пасху 1274 года, когда ему было всего девять лет, он с отцом пошел в гости к соседу, синьору Фолько Портинари, где впервые увидел его дочь, прекрасную Беатриче — и влюбился в нее беспамятно и безответно. Немного нужно, чтобы в девять лет влюбиться в хорошенькую ровесницу, наряженную в праздничное ярко-алое платьице, но пронести этот огонь через всю жизнь — для этого нужно иметь душевную глубину и чуткость истинного поэта. Их вторая — и последняя! — встреча произошла спустя девять лет: они случайно увиделись на улице, и Беатриче любезно поздоровалась с молодым соседом, вряд ли предполагая, какую бурю чувств она вызвала в душе восемнадцатилетнего Данте. Вот как он описывал этот случай в одном из рассказов своего первого литературного сборника «Новая Жизнь»:
«Проходя, она обратила очи в ту сторону, где я пребывал в смущении, и по своей несказанной куртуазности, которая ныне награждена в великом веке, она столь доброжелательно приветствовала меня, что мне казалось — я вижу все грани блаженства. Час, когда я услышал ее сладостное приветствие, был точно девятым этого дня. И так как впервые слова ее прозвучали, чтобы достигнуть моих ушей, я преисполнился такой радости, что, как опьяненный, удалился от людей».
Беатриче была для Данте тем, чем является Прекрасная Дама для рыцаря-трубадура: возлюбленной божественно совершенной и столь же божественно недосягаемой. Такому чувству не могло препятствовать ни замужество (возлюбленная Данте вышла замуж за некоего Барди), ни ранняя смерть: Беатриче покинула этот мир в 1290 году в возрасте всего 25 лет, скончавшись при неудачных родах. Никак не повлияла на силу любви к почившей возлюбленной и семейная жизнь самого Данте, который, уже после смерти бедняжки Беатриче, женился на Джемме Докати, благополучно родившей ему трех прекрасных сыновей.
Данте и Беатриче. Гравюра по Ари Шефферу, 1846–1855 гг.
В 1302 году партия «белых гвельфов» уступила в борьбе своим черным оппонентам, и Данте был изгнан из Флоренции — кстати, вместе со своим однопартийцем, юристом Пьетро ди сер Паренцо, будущим отцом поэта Франческо Петрарки. В родной город Данте больше никогда не вернулся. Семья за ним не последовала, и долгие годы поэт проводит в одиноких скитаниях: Верона, Болонья, Париж — сегодня эти названия звучат как маршрут идеального европейского отпуска, но для Данте они были просто вехами на пути лишенного дома изгнанника.
Флоренцию Данте покинул, будучи уже вполне состоявшимся и известным поэтом: в 1294 году он выпустил сборник[103] «Новая жизнь» из 30 стихов и 42 прозаических рассказов. Политическое поражение и изгнание способствуют обращению к философии и публицистике. В 1303 году Данте пишет трактаты «Пир» и «О народном красноречии», посвященные проблематике национального литературного языка — тема актуальная и вовсе не праздная, поскольку языком философии и поэзии в Италии все еще оставалась латынь, а итальянский со всеми наречиями и вариациями признавался пригодным разве что для базара и брани. В 1312 году в трактате «Монархия» Данте размышляет об идеальном общественном устройстве; в его рассуждениях немало тезисов, которые потом найдут свое отражение в концепции «просвещенного абсолютизма», некоего самодержавия с человеческим лицом. Уверенность Данте в возможности такой формы правления породила надежды на возвращение в родную Флоренцию: император Генрих VII во многом отвечал представлениям Данте об идеальном монархе. Он намеревался восстановить императорскую власть в Италии, но увы, был отравлен менее идеальными претендентами на абсолютную власть. В 1315 году власти Флоренции подтвердили действующее постановление об изгнании Данте. Оставив надежду вернуться на родину, поэт на некоторое время удаляется в горный бенедиктинский монастырь. Там он начал работу над главным произведением своей жизни — «