Кристина Пизанская, родившаяся в 1364 году, была дочерью придворного астролога короля Карла V, а потому имела доступ к обширной королевской библиотеке. Она с детства увлекалась творениями Вергилия, Горация и своих великих старших современников: Данте, Петрарки, Боккаччо, книги которых были популярны в Европе не меньше, чем рыцарские романы. Несмотря на то, что Кристина Пизанская родилась, как принято говорить, с серебряной ложкой во рту, судьба эту ложку в скором времени безжалостно отобрала: сначала умер отец Кристины, а через пять лет — муж, и она осталась одна с тремя малолетними детьми на руках. Но это не помешало целеустремленной женщине в ее желании заниматься литературой: неплохой мотивационный кейс о том, как в конце XIV века одинокая вдова с тремя детьми смогла найти возможность зарабатывать на жизнь творчеством. Она создала большой поэтический сборник «Книга ста баллад», энциклопедическую поэму «Путь долгого учения», художественную биографию покойного короля Карла V и знаменитую прозаическую вещь «Книга о Граде Женском», где в диалогах с мистической Дамой Разума изложила свои взгляды не только на мужское и женское равноправие, но и на общественное устройство в целом. Свое право рассуждать о подобных материях Кристина Пизанская подтвердила жизнью: она состоялась в творчестве, благополучно вырастила и воспитала детей, а потом провела последние годы в монастыре, занимаясь наукой и сочинительством, пока не скончалась в возрасте 66 лет в 1430 году — за год до того, как английские католики сожгли заживо другую прославленную француженку, 19-летнюю Орлеанскую Деву.
Так может быть, наш поэтический фрагмент принадлежит перу Кристины Пизанской? Тем более, что среди ее баллад можно найти что-то схожее по стилю и ритму:
«Как перст одна, я мухой в паутине,
Как перст одна, барахтаюсь, стеня,
Как перст одна, унижена в гордыне,
Как перст одна, притворства не ценя,
Как перст одна, надежды хороня,
Как перст одна у двери, у окна.
Я без тебя, мой друг, как перст одна»[113].
Нет? Ну что ж, обратимся к творчеству поэтов-мужчин. Например, Алена Шартье. Он родился в 1385 году в приличной семье состоятельных горожан, учился в Парижском университете и достиг успехов не только в творческой, но и в житейской карьере: служил послом по особым поручениям при королевском дворе. Это было у Шартье семейным: один его брат трудился королевским нотариусом, а другой и вовсе стал епископом Парижа; заметим, впрочем, что знаем мы о них лишь потому, что брат Ален был поэтом.
Ален Шартье писал стихи на французском, прозу на классической латыни, увлекался творчеством Цицерона, Тацита, переводил стихи Алкея и Анакреонта и немало сделал для формирования национального литературного языка. Его самые известные произведения — поэмы «Книга четырех дам» и «Безжалостная красавица». Шартье завершил свой земной путь не позже 1434 года канцлером города Байе и одним из самых прославленных французских поэтов эпохи.
«О люди, как, безумцы, вы безумны!
Что наше здесь, где жгутся наши нивы,
Где губит глад, война иль мор нас чумный?
Своим на свете сделать что могли вы?
Не наше все! И если мы счастливы,
То случаем иль милостью природы.
Судьбы неясны путаные ходы.
Дворец у вас иль кров под камышом,
Равно и рабства ждите и свободы:
Родясь на свет, всяк был ведь голышом![114]»
Нет, кажется, это слишком прямолинейно для пока неизвестного нам автора противоречивой баллады.
Тогда, может быть, сам герцог Карл Орлеанский? Вот кому жизнь давала достаточно поводов поразмыслить о ее противоречивости и превратностях переменчивой судьбы!
Герцог Карл Орлеанский, граф де Блуа, де Дре, де Куртине, сеньор де Люзарш, де Сабле, де Ла-Фер-ан-Тарденуа, де Ганделен, де Шалон-Сюр-Марн, де Седенн, де Шатильон, де Креси, де Монтаржи, де Эперне родился в 1394 году. Его отец, герцог Людовик Орлеанский, привил сыну вкус к светской жизни, изяществу и хорошим манерам. От матери-итальянки, Валентины Висконти, Карл воспринял страсть к искусствам и литературе. Он был прекрасно образован, начитан и даже в военных походах не расставался с любимыми книгами Петрарки и Боккаччо.
Карл довольно рано взялся за поэтическое творчество, но, как часто бывает, полному раскрытию его дарования способствовали обстоятельства драматические. В 1415 году, когда герцогу Орлеанскому едва сравнялся 21 год, он принял участие в битве при Азенкуре, легендарном сражении Столетней войны, в котором десять тысяч английских лучников и пехотинцев разгромили втрое большую по численности армию тяжеловооруженных французских рыцарей. В этой битве было убито несколько десятков представителей высшей знати Франции, так что Карлу Орлеанскому сравнительно повезло: он был взят в плен и прожил в заключении 25 лет.
Четверть века — огромный срок для человеческой жизни. Карл Орлеанский провел в английском плену всю свою молодость и изрядную часть зрелости. Он был лишен свободы, но содержался в приличных условиях, имел доступ к библиотеке лондонского Тауэра, даже мог принимать гостей, и десятилетия неволи стали для него временем творческого становления и развития. Он размышляет о жизни, пишет о Франции и о любви, вспоминая оставшуюся на родине молодую жену. Известие о ее ранней смерти стало для Карла и ударом, и еще одним печальным источником вдохновения.
«Нельзя печаль облечь в слова —
Мы расстаемся, проводи
Меня безмолвно, впереди
Путь долгий из Блуа.
Конечно, я вернусь поздней,
Но есть ли в радости слова? —
Меня улыбкой встреть своей
У древних стен Блуа»[115].
Он писал по латыни, на французском и на английском, которым после 25 лет заточения владел едва ли не лучше, чем родным языком. Существует историческая легенда, что изучать английскую литературу ему помогала графиня Алиса Саффолк, урожденная Чосер, внучка знаменитого английского поэта Джеффри Чосера, который, как мы помним, в юности тоже успел и поучаствовать в Столетней войне, и побывать в плену — правда, французском. По той же легенде, благородного узника, истинного рыцаря и талантливого поэта связывали с Алисой Саффолк отношения, обыкновенно называемые романтическими. Время не даст нам удостовериться в правдивости этой истории, но стоит принять ее на веру ради трогательной красоты.
«Время сбросило одеянье
Ветра, холода и дождей,
Как парча, на природе всей
Солнца радостное сиянье…
Струй серебряных трепетанье
И река несет, и ручей,
В каждой капле — отблеск лучей,
Полон снова мир обаянья!
Время сбросило одеянье
Ветра, холода и дождей»[116].
Возвращение герцога в Орлеан было отмечено пышными народными празднествами. Карл уезжал отсюда на войну подающим надежды талантливым юношей, а вернулся зрелым состоявшимся поэтом. Десятки его баллад и рондо давно перебрались через Ла-Манш и разошлись по стране, сделав Карла Орлеанского одним из самых популярных литераторов своего времени. Пришлись кстати и титул, и состояние: замок в Блуа стал центром притяжения для поэтов всей Франции, а сам герцог был среди них признанным мастером, главой своеобразного творческого цеха. Здесь же регулярно проводились и литературные состязания. Однажды во дворе замка пересох фонтан, и этот простой случай подал Карлу Орлеанскому идею поэтического турнира, на котором участникам предлагалось написать балладу, где первой строчкой было бы «над родником от жажды умираю…» или что-то подобное. Сам герцог прочел такое стихотворение:
«Над родником от жажды умираю.
Я сам слепой, но в путь других веду.
Не то иззяб, не то в жару сгораю.
На взгляд дурак, а мудрых обойду.
Ленив, а льну к высокому труду.
Таков мой в жизни путь неотвратимый,
В добре и зле Фортуною хранимый.
День выиграю — десять проиграю.
Смеюсь и радуюсь, попав в беду.
В скорбях остатки силы собираю.
Печалясь, часов счастливых жду.
Мне все претит — все манит, как в бреду
В день счастья мается мой ум ранимый,
В добре и зле Фортуною хранимый.
Я говорлив, но надолго смолкаю.
Пуглив, но на испуг нашел узду.
Печали на услады навлекаю.
Я в прах паду, но все ж не пропаду.
Сквозь слезы вижу я мою звезду.
Я здрав — и хворью взят неизлечимой,
В добре и зле Фортуною хранимый»[117].
Получается, что Карл Орлеанский — автор тех строк, с которых мы начали наш рассказ? Но нет. Их написал другой поэт, тот, который победил герцога в памятном поэтическом состязании в Блуа. И если Карл Орлеанский был классическим поэтом-рыцарем, то одолел его в том творческом поединке типичный поэт-вагант. В этом есть что-то чрезвычайно возрожденческое.
Франсуа де Монкорбье, вошедший в историю литературы как Франсуа Вийон, родился в Париже в год смерти Жанны д’Арк, то есть в 1431-ом от Рождества Христова. Мы утверждаем это не наверняка, а только с известной вероятностью; забегая вперед, скажем, что год смерти этого удивительного поэта никому не известен вообще.
Франсуа рано остался сиротой; Вийон — это фамилия его усыновителя, священника церкви святого Бенедикта в Париже. В 12 лет он поступил в Парижский университет на младший факультет, где изучал семь свободных искусств, и успешно закончил его в 1449 году со степенью бакалавра. Еще через три года Вийон заканчивает старший факультет по специальности богословие, что давало ему право преподавать, поступить на службу священником, называть себя мэтр и требовать такого обращения от других.