Бой был страшным. Каждый корабль, каждая палуба стали местом отчаянных перестрелок и рукопашных схваток. Потопленные галеры шли на дно вместе с сотнями прикованных к веслам невольников-гребцов. Главнокомандующий испанским флотом дон Хуан, всего на пару лет старше двадцатитрехлетнего Сервантеса, с беспримерным мужеством переезжал под шквальным огнем на шлюпке от корабля к кораблю, личным примером вдохновляя бойцов. К концу дня боевая удача склонилась на сторону союзного флота. Турки дрогнули. Их командующий Али Паша был убит в схватке, и вид его отрезанной испанцами головы, насаженной на пику, окончательно сломил дух османских моряков. Сражавшийся в гуще схватки Сервантес получил по ходу боя четыре пули и в результате ранения практически лишился левой руки — она была так изувечена, что он утратил возможность владеть ею. Несмотря на это, после полугодового лечения в госпитале Сервантес вернулся на военную службу и прослужил еще больше трех лет. Безусловно, усвоенные с детства представления о рыцарской воинской чести вели и укрепляли его в лишениях, с которыми всегда связано военное дело. Много лет спустя его дон Кихот скажет:
«Друг мой, если старость застанет тебя под оружием, то хотя бы ты был изувечен, хром, покрыт ранами, ты будешь вместе с тем покрыт славою, и никакая бедность не омрачит того блеска, которым озарит тебя слава».
В 1575 году у Мигеля и его брата Родриго истек пятилетний срок службы по контракту. Виды на будущее выглядели оптимистично: у Сервантеса было не только выплаченное жалование, но и полученное за выдающуюся храбрость рекомендательное письмо от самого главкома дона Хуана, которое должно было помочь получить место на государственной службе. Братья поднялись на борт брига «Эль Соль» и отплыли к родным берегам, но 26 сентября эскадра алжирских пиратов окружила судно и взяла его на абордаж. Сервантес попал в плен, и тут колесо Фортуны впервые показало роковую свою переменчивость: из-за письма главнокомандующего испанским флотом братьев Сервантес, простых пехотинцев, сочли знатными, а потому очень дорогими пленниками, за которых можно потребовать большой выкуп.
Старик Сервантес, чтобы выручить сыновей, заложил оставшийся в собственности небольшой участок земли, приложил к тому все деньги, отложенные на приданое для дочерей, и отослал в Алжир. Собственно, он отдал все, что было у семьи. Но положение сделалось только хуже: хозяин братьев Сервантес убедился, что семья платежеспособна, а значит за пленников можно и нужно требовать больше. К тому моменту братья уже предпринимали попытку к бегству, но неудачно: лукавый проводник завел их в пустыню, и беглецы вынуждены были вернуться. После этого хитроумный идальго увидел новую возможность освобождения. Он упросил хозяина отпустить хотя бы одного Родриго: брат, оказавшись на воле, должен был снарядить корабль для бегства. Почти весь 1577 год Сервантес и еще 14 пленников провели в ожидании и подготовке. Корабль действительно пришел, Родриго не бросил брата, но и тут колесо Фортуны не остановило свой бег: судно было замечено маврами, обстреляно, и капитан принял решение повернуть обратно. Сервантеса с товарищами схватили, и они только чудом избегли смерти. Беспокойного испанца продали от греха подальше турецкому правителю Алжира, некоему Гассан Паше, человеку предельно жестокому и безжалостному. Сервантес оказывается в тюрьме среди изувеченных пленников с отрезанными носами, ушами, выколотыми глазами, переломанными суставами рук и ног. Но и здесь он не оставляет надежды на свободу. Логика планирования побега оставалась та же: связаться с волей и договориться о корабле. Третья попытка заканчивается тем, что гонца посадили на кол, а Сервантеса жестоко избили палками. В четвертый раз ему удается бежать из тюрьмы и укрыться в городе, но Гассан Паша грозит повешеньем каждому, кто станет помогать беглецу, и благородный идальго снова возвращается в плен. Многие из окружения Гассан Паши недоумевали, как Сервантесу удается сохранить жизнь, когда любого другого пленника и за меньший проступок давно подвергли бы жестокой казни. Может быть, дело было в уважении, которое испытывал Гассан Паша к отважному и упрямому испанцу. Сам Сервантес впоследствии напишет об этом так:
Дон Кихот. Художник: Орас Верне, 1818 г.
«Один только пленник умел ладить с ним — это был испанский солдат Сааведра; с целью освободиться из неволи он прибегал к таким средствам, что память о них будет долго жить в том краю. И, однако, Гассан-Ага никогда не решался не только ударить его, но даже сказать грубое слово, между тем как мы все боялись — да и сам он не раз ожидал, что его посадят на кол в наказание за его постоянные попытки к побегу».
Лишь через пять лет, благодаря хлопотам матери и участию монаха Ордена Святой Троицы брата Хуана Гиля, Сервантеса осенью 1580 года удалось вернуть на свободу.
Отец к тому времени умер. Родина за пять лет успела позабыть своего искалеченного войной солдата. Попытки как-то устроиться в жизни к успеху не привели, и Сервантес снова возвращается в армию, по протекции, которую составил ему брат Родриго, служивший тогда в Лиссабоне. Сервантес отправляется в Португалию и опять, несмотря на увечье, принимает участие в боевых действиях, в частности, морском сражении у острова Сан-Мигель, где испанская эскадра наголову разгромила сводный англо-франко-голландский флот.
В 1584 году в жизни Сервантеса произошло два важнейших события. В возрасте 35 лет — земную жизнь пройдя до половины! — он пишет, а потом издает свой первый роман «Галатея», исполненный в пасторальном стиле и имевший определенный успех. А в декабре он вступает в брак с донной Каталиной Паласиос де Саласар, очаровательной девятнадцатилетней особой из чрезвычайно знатного и древнего рода. Надо ли говорить, что род этот был сколь знатен, столь же и безнадежно беден, а потому единственным приданым, которое смогла собрать семья невесты, были шесть куриц, ночная сорочка и набор для шитья. Впрочем, счастье никогда не заключалось в деньгах, и супруги прожили душа в душу больше тридцати лет. Сервантес умер на руках у жены, а Каталина впоследствии распорядилась похоронить себя рядом с мужем.
Начало семейной жизни и успех первой книги побудили Сервантеса уйти с военной службы и заняться творчеством. Начинание казалось многообещающим. Супруги переезжают в Мадрид, и Сервантес входит в творческое литературное и театральное общество.
Дела поначалу идут очень неплохо. Сам Сервантес упоминал, что написал около тридцати пьес, принятых публикой с одобрением — результат отличный даже на фоне созвездия больших и малых талантов Золотого века испанской драматургии. Но капризная Фортуна была все так же переменчива; впрочем, Сервантес и сам не слишком дорожил ее благосклонностью.
Все мы родом из детства. Детство Мигеля де Сервантеса — это долгие вечера, когда отец и дед у камина ворчали о нынешних никудышных, прагматических временах и вспоминали легенды о рыцарской доблести, чести и идеалах славного прошлого. Ребенок не умеет мыслить критически, не видит убожества или, напротив, роскоши окружающей обстановки; он впитывает слова старших и мудрых, их оценки и ценности, и остается верен им навсегда. Преданность рыцарским идеалам позволила Сервантесу выстоять под турецкими пулями и четырежды раненому не бросить товарищей; поддерживала в плену и укрепляла после неудачных побегов; помогла собраться с духом после возвращения в разоренный родительский дом и снова отправиться на войну. Этот же возвышенный идеализм вел его и по литературному пути. Сервантес относился к своему творчеству как к миссии, к средству совершенствовать мир через смыслы и красоту. В драматургии того времени была принята несколько иная ценностная парадигма.
Испанский театр на рубеже XVI–XVII вв. всего за пару десятилетий прошел путь от импровизированного фарса, разыгрываемого под навесом в монастырском пристенке, до настоящей развлекательной индустрии с постоянными помещениями, декорациями, профессиональными актерами, режиссурой, сильными драматургами и покровительством королевского двора. Соответственно, и театральные сборы очень быстро из мелких монет, летящих в помятую шляпу, превратились в регулярную и солидную выручку за билеты. Драматурги действительно могли зарабатывать очень прилично, но при одном условии: их пьесы должны были нравиться широкой публике и обеспечивать хорошие сборы. Вследствие этого самым востребованным и популярным жанром испанской драматургии стала комедия, причем возможно более легкая, повторяющая несколько знакомых сюжетных ходов, разыгрываемых узнаваемыми персонажами: глупый хозяин, хитрый слуга, влюбленный юноша, очаровательная барышня, строгий отец, разлученные в детстве близнецы, переодевания в мужское и женское платье, веселая путаница.
Все это совершенно не соответствовало представлениям Сервантеса о смысле литературного творчества. Он не стеснялся высказываться. В театральной среде, где поначалу израненного ветерана двух военных кампаний, героя алжирского плена и талантливого писателя приняли с благосклонным интересом, — в этой среде над Сервантесом начали понемногу посмеиваться. Он не стремился исправлять положение, оставаясь художником-рыцарем среди литературных торгашей. Наверное, несколько столетий спустя ему бы объяснили, что он воюет с ветряными мельницами, но этот образ еще предстояло создать. От пьес Сервантеса постепенно отказывались театральные коллективы. Последним ударом стал ошеломляющий успех комедий молодого Лопе де Вега, который, как любят выражаться современные авторы книжных аннотаций, ворвался на рынок и взорвал театральную сцену.
Об отношениях двух великих испанцев их биографы не имеют единого мнения. Конечно, всем хочется, чтобы талант всегда выглядел нравственно безупречно, и два гения дружили, а не презрительно грызлись. Есть письменные свидетельства, что Сервантес называл Лопе де Вега владыкой театра. Известны такие же респектабельные высказывания Лопе де Вега о Сервантесе. Но есть так же и факты: Лопе де Вега никогда не скрывал, что зависит от вкусов публики и пишет, чтобы заработать денег; более того, он сделал это едва ли не творческим манифестом. Сервантес же твердо придерживался диаметрально иного отношения к творчеству. Возможно, лично, вне литературных и мировоззренческих разногласий они могли даже поладить — в конце концов, де Вега тоже служил на флоте, участвовал в драматическом походе Непобедимой армады, — но ясно одно: появление на испанской сцене молодого, яркого, дерзкого драматурга поставило точку в театральной карьере Сервантеса.