В полдень ночь послал на землю, заградивши свет лучей
У сияющего солнца. Жалкий страх на всех напал.
Все должны отныне люди вероятным признавать
И возможным.
Удивляться вам не нужно и тогда,
Если даже зверь с дельфином поменяются жильем
И милее суши станет моря звучная волна
Зверю, жившему доселе на верхах скалистых гор».
Вместо характерной для мифологии стройной, герметичной картины вселенной, где все уравновешено и объяснено правилами, Архилох предлагает открытый взгляд на полный невероятных загадок, удивительный и прекрасный мир. Истинное искусство вообще не терпит детерминизма и любых попыток втиснуть человеческий дух в системные рамки; оно не пытается наставлять или осуждать, зато вполне способно вдохновить, поддержать, ободрить и научить «как не бояться и делать, что надо»[19]. Вот и Архилох, как настоящий поэт, в лирических строках обращается к своему сердцу, но через него, на самом деле, ко всем читателям-слушателям:
«Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой,
Ободрись и встреть их грудью, и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады, — твердо стой, не трепещи!
Победишь — своей победы напоказ не выставляй,
Победят — не огорчайся, запершись в дому, не плачь,
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй.
Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт».
Архилох при жизни был несомненной знаменитостью, и про него существует множество и прижизненных, и посмертных легенд. Некоторые из них откровенно мифического свойства: например, что дельфийская пифия предрекла отцу Архилоха рождение великого сына, или, что музы подарили маленькому Архилоху лиру в обмен на одну из коров, которых он пас. Есть и впечатляющая история о силе его поэтического слова: после того, как граждане Пароса презрительно отозвались о сочиненном Архилохом гимне Дионису, все мужское население острова поразила безнадежная импотенция, которая прошла только тогда, когда критиканы извинились и взяли свои слова обратно.
Разумеется, хватает рассказов и про личную жизнь: например, через тысячелетия дошла до нас сплетня о любви Архилоха к некоей гетере по имени Пасифила — как по-разному можно войти в вечность, о боги! Еще более известна история о неудачном сватовстве Архилоха к некоей Необуле, дочери состоятельного гражданина Пароса: он не то сначала пообещал, а потом отказался выдать дочь за поэта, не то попробовал подсунуть не слишком красивую старшую сестру вместо хорошенькой младшей — как бы то ни было, свадьба не состоялась. Обманутый Архилох разразился чрезвычайно непристойными и язвительными эпиграммами — это правда! — выставив и отца, и его дочерей таким посмешищем перед земляками, что все трое не вынесли поношений и удавились — а вот в достоверности этого есть много сомнений.
Трудно сказать, чего в таких легендах больше: вымысла или правды, наивной веры и суеверного страха перед магией поэтических слов или отражения реальной резкости и злоречия, свойственных при жизни поэту. Достоверно мы можем опираться лишь на стихи. В тех из них, что с известными допущениями мы можем назвать любовной лирикой, Архилох действительно бывает чрезвычайно откровенен и даже груб:
«…И груди стал я трогать нежно пальцами,
Явлена юная плоть, заманчивые прелести,
И к телу прижимаясь столь прекрасному,
Жизненный сок я исторг, лаская кудри светлые».
Или вот, житейское наблюдение:
«Часто копишь, копишь деньги, — копишь долго и с трудом,
Да в ***[20] продажной девке вдруг и спустишь все дотла».
Русский поэт и переводчик Сергей Шервинский замечательно сказал однажды: «Никакой лиры не можем мы представить себе в руках Архилоха, только резкую фригийскую дудку <…> так и видишь, как он своей мускулистой ногой притоптывает на каждом сильном слоге…». Это очень выразительный образ, таким и видится Архилох через века; но вот мы переворачиваем страницу, и…
«Своей прекрасной розе с веткой миртовой
Она так радовалась.
Тенью волосы
На плечи ниспадали ей и на спину…»
…и кажется, что это исполнено все же с лирой в руках. Эту картинку можно рассматривать бесконечно, словно старинную нежную акварель: минуло почти три тысячи лет, а перед нами — вот, живая, настоящая девушка, радуется цветку и веточке мирта. Лирика не работает с придуманными чувствами; можно быть совершенно уверенным, что в этих строчках отражается отсвет какого-то чудного мгновения, моментальную зарисовку которого мы, читатели, затаив дыхание, открываем, как артефакт.
Архилох был убит в мимолетной междоусобице с соседним островом Наксос, который от Пароса отделяет пролив шириной всего в шесть километров. Это случилось в 640 г. до н. э., когда поэту-воину исполнилось то ли 40, то ли 50 лет. Истории известно даже имя его убийцы; мы также знаем, что это не прошло для него без последствий: желая очиститься от пролитой в сражении крови, злосчастный воин совершил паломничество в Дельфы, но был изгнан оттуда и проклят.
Боги не прощают убийство поэтов.
В начале V в. до н. э. на Паросе, уже торгующим своим мрамором со всей Грецией, прославленном и благополучном, гордые граждане поставили жертвенный алтарь Архилоху. Впрочем, ему, при жизни равнодушному к хвале и клевете, это было бы, скорее всего, безразлично:
«Если, мой друг Эсимид, нарекания черни бояться,
Радостей в жизни едва ль много изведаешь ты».
Теперь перенесемся с маленького каменистого Пароса на двести с небольшим километров к северо-востоку, на другой остров — Лесбос, значительно больший размерами, куда более могущественный и богатый. Здесь через десять лет после смерти воинственного Архилоха родился поэт совсем иного душевного склада, единственная женщина в александрийском почетном списке лириков, изысканная, задумчивая и страстная Псапфа, более известная нам как Сапфо.
Она появилась на свет в городе Митилене, что на острове Лесбос, в 630 г. до н. э., в многодетной, приличной и обеспеченной семье «нового эллина» из торговой аристократии. Вероятно, поэтический талант у тихой домашней девочки проявился довольно рано, и с юных лет она писала гимны для хора, выступавшего на празднике в честь Артемиды, прекрасной богини-девственницы, покровительницы острова Лесбос.
Сапфо избегала участия в бурной общественной жизни полиса, хотя на довольно либеральном Лесбосе женщины имели такую возможность, и вовсе не касалась политики. Несмотря на это, как часто бывает, политика коснулась и ее: из-за государственного переворота и последовавшей ожесточенной борьбы за власть семья Сапфо была вынуждена бежать с родного острова. Около двадцати лет Сапфо прожила на Сицилии, в греческой колонии Сиракузы; там вышла замуж, родила девочку — увы, и ребенок, и муж вскоре умерли. Сапфо возвращается в Митилену и организует фиас: нечто среднее между музыкально-поэтическим кружком и закрытым женским клубом, где под руководством Сапфо и покровительством самой Артемиды девушки из благородных семей готовились к вступлению в брак, но не при помощи курсов по домоводству, а развиваясь эстетически и духовно.
Сапфо. Фреска в Помпеях, Древний Рим, I век.
Акрополь, Греция. Деталь с изображением Кариатид. Фотография Ок. 1870
Мы категорически не приветствуем пристрастный досмотр ящиков с нижним бельем художников и поэтов, если только они по какой-то причине не решились сами выставить его на всеобщее обозрение. Но, к сожалению, говоря о Сапфо, невозможно избегнуть темы ее личной жизни, если уж так сложилось, что слухи и домыслы о ней прославили в веках Псапфу из Митилены больше стихов, и даже имя ее родного острова дало название женской гомосексуальности.
Собрание сочинений Сапфо, составленное александрийскими филологами, включало девять больших папирусных книг. Платон называл ее десятой музой, но еще в античности значительную часть публики — той самой, нарекания которой Архилох советовал не бояться, — интересовали главным образом сексуальные пристрастия поэтессы. Закрытый характер девического сообщества, которым руководила Сапфо, и откровенная чувственность ее стихов разжигали любопытство и давали пищу для непритязательного фантазирования, так что в невероятных сплетнях нехватки не было. Некоторые походили на романтические легенды: например, история о страстной влюбленности уже немолодой Сапфо в юного красавца-моряка Фаона, безразличие которого довело в итоге поэтессу до того, что она бросилась в волны Эгейского моря. Эта новелла имеет явные черты мифов об Афродите, в которых Фаоном звали некоего перевозчика, которому благоволила богиня любви. Другие новеллы имели черты авантюрной непристойности, как рассказ о брате Сапфо по имени Харакс, который привез из Египта купленную там за большие деньги куртизанку Родопу; увидев ее, поэтесса якобы воспылала к ней такой страстью, что брат был вынужден бежать прочь с Лесбоса вместе с упомянутой Родопой. Эта история получила распространение благодаря римскому писателю Апулею, жившему на шестьсот лет позже Сапфо, и явно не столько передававшему слухи, сколько приложившему к делу свой талант сочинителя. До сих пор в популярном литературоведении изучение творчества Сапфо зачастую сводится к гаданию на стихах, кто с кем жил, что и кому купил и к кому ревновал, как будто это лишь и является предметом творческого вдохновения первой женщины-поэтессы мировой литературы.
Лирика помогает нам, учит нас понимать свои чувства и говорить о них. Мы выбираем из множества поэтов тех, кто созвучен нашей душе, и говорим их словами, когда не хватает своих. Сапфо стала первой, кто дал слово и голос тысячам женщин, научив говорить о любви и не бояться этого делать: