Пуля оцарапала руку Саймона, а у Тигра вдруг остекленели глаза. Саймон выпустил его ладонь, и в наступившей после выстрела тишине Тигр молча покачнулся и осел наземь. Он лежал на спине, и над сердцем на темной ткани купального костюма расплывалось темное пятно.
Саймон склонился над ним, однако Тигр был уже мертв.
Маггс и Блюм съежились у стены, и лишь Биттл стоял прямо, все еще держа в руке дымящийся револьвер, — он поднял оружие с пола, когда Тигр отвлекся.
Саймон выпрямился, и в этот же самый миг «Анна» скользнула из ножен в его ладонь и жужжащей вспышкой пронеслась по каюте. Она вонзилась в запястье Биттла, проткнув его и скрежетнув по кости — Саймон умел метать ножи с безошибочной точностью. Рука Биттла обвисла. Он выронил револьвер и отпрянул, хватаясь за торчащее из руки лезвие.
Саймон стоял над телом Тигра, направив оба его револьвера на троицу противников.
— Ты вероломен до последнего, Биттл. За твои преступления тебя повесят в Эксетере.
Внезапно все вокруг залил слепящий свет. Через плечо Саймона трое мужчин увидели два мощных прожектора, направленных на судно.
— Должно быть, прибыл Керн, — сказал Саймон, не отводя взгляда от своих пленников.
В этот миг в каюту ворвались испуганные Орас и Патрисия, услышавшие выстрел.
— Небольшая царапина, — заверил их Саймон. — Однако Биттл убил Тигра.
Он отдал револьверы Орасу и вышел на палубу. Хотя преследователи были еще далеко, расстояние между судами быстро сокращалось, и корабль преступников не смог бы ускользнуть, особенно когда яркие лучи прожекторов превратили ночь в день.
— Вот и конец приключения, — сказал Саймон, обнимая Патрисию за плечи. — Однако, милостью Божьей, это еще и начало.
Лишь через несколько минут он вспомнил об одной важной подробности — ему напомнило о ней море, опасно близко подступившее к правому борту, и Саймон чуть не потерял равновесие, когда палуба накренилась еще сильнее.
Отпустив Патрисию, Саймон рванул куда-то вниз по трапу, скользя и спотыкаясь. Патрисия ждала, вцепившись в перила, потому что соблюдать равновесие становилось все сложнее. Спустя некоторое время Саймон вернулся, и к этому времени погоня уже была в четверти мили от корабля.
Саймон вошел в кают-компанию. Орас вцепился в стол, однако продолжал держать на прицеле испуганную троицу. Саймон подобрал обрезки веревок, которыми связывали его и Ораса, и крепко опутал ими по рукам и ногам Биттла, Блюма и Маггса. Затем Саймон и Орас выволокли пленников на палубу.
К этому времени судно окончательно остановилось и вяло перекатывалось на маслянистых волнах. Лодки преследователей приближались к кораблю с обеих сторон, и Саймон вскарабкался на верхнюю палубу и встал под светом прожекторов. Через миг Керн окликнул его в рупор:
— Что случилось? Вы в порядке?
— В полнейшем! — весело крикнул Саймон. — Вас дожидаются три пленника и один труп.
— Буду через две минуты, — ответил детектив.
У Керна слово не расходилось с делом, и через две минуты он поднялся по веревочной лестнице. Саймон встретил его на палубе.
— Видок у тебя — как будто в кораблекрушение попал, — такими словами детектив приветствовал Саймона. — Ладно, поговорим позже, а сейчас лучше поспешить и всех увести отсюда, пока судно не затонуло.
— Не затонет! — заявил Саймон, удивив и Керна, и Патрисию. — Я сказал Биттлу и его прихвостням, что мы тонем, однако мы не тонем. Орас и я лишь заставили насосы выпустить воду из балластной цистерны левого борта и наполнить цистерну правого борта. А сейчас я снова все восстановил, и судно выравнивается, видите?
Затем Саймон показал Керну вещественные доказательства.
— Этот Тигр всех нас надул, — сказал пораженный Керн.
Они расположились в кают-компании и обменялись информацией. Керну повезло найти в Илфракомбе две моторные лодки, предназначенные для поиска и преследования субмарин.
— И все равно я опоздал и не смог тебе помочь. Снимаю перед тобой шляпу, Святой.
— А как во всем этом замешан Лэппинг? — спросила Патрисия.
Она рассказала ему о разговоре со старым судьей, и Керн улыбнулся.
— Он, разумеется, знал обо мне. А я рассказал ему, как Святой попытался вышибить меня из игры. Наверное, он решил, будто ты хочешь разговорить его, чтобы разузнать что-нибудь для Святого…
Саймон не счел себя обязанным рассказывать о Гарри Герцоге. Прежде чем он позволил Гарри вернуться к роли Агаты Гиртон, он предупредил его об опасности кровной мести, и Гарри понял все верно.
— Можешь сказать Лэппингу, что Гарри Герцог простил его, — заявил Саймон.
Керн озадачился, однако Саймон не стал ничего пояснять и сменил тему разговора.
— Теперь все довольны. Ты получил главных злодеев, а я — золото.
Керн удивленно округлил глаза.
— Я и забыл о золоте — так беспокоился о тебе и Тигре.
Саймон хохотнул.
— Зато я не забыл. Прежде чем начать действовать, я дождался, пока они все погрузят, — не мог же я допустить, чтобы мой труд пропал впустую. — Саймон пристально посмотрел на собеседника. — Мы квиты, Керн? Буду откровенен — я хочу перегнать судно в Нью-Йорк, вернуть деньги представителям банка и забрать свое вознаграждение. Его мне хватит, чтобы отойти от дел и устроиться со всем комфортом. А ты получишь всю славу за то, что поймал Тигра. Согласен?
Керн протянул руку для пожатия, и оба мужчины улыбнулись.
— Полагаю, мисс Холм поедет с тобой?
— Я спрошу у нее, — пообещал Саймон. — Будет нетрудно — эти новые корабли с паровыми машинами довольно просты в управлении, навыков Ораса вполне достаточно. В конце концов, Америку трудно пропустить, а как только мы пристанем к берегу, сможем определить, где находимся, и найти штурмана. Разумеется, поплывем только днем, так что переход будет не быстрым. Однако бывали и худшие медовые месяцы!
Одну из лодок отправили на поиски команды, которую Тигр отпустил. Тело Алджи и троих пленников разместили во второй лодке, и вооруженные люди, которые заполонили корабль, тоже вернулись на свои суденышки.
Керн ушел последним.
— Прощай, Святой, и удачного плавания.
— Желаю тебе заполнить преступниками множество тюрем в ходе твоей удачной карьеры, — смиренно пожелал Саймон в ответ.
Уже упоминалось, что Орас по утрам имел привычку приносить хозяину чашку чая и комментировать погоду.
Этим утром Орас подошел к каюте с чашками чая в обеих руках. Остановившись у двери, он поставил чашки, чтобы постучать. Однако вместо этого он почесал подбородок, мысленно поспорил сам с собой, затем взял чашки и ушел на камбуз.
Лишь одно могло победить врожденную дисциплинированность Ораса — его врожденная деликатность.
Святой выходит на сцену
Посвящается П.М. Хейдону — потому что Святой ему понравился
Вступление[10]
Когда персонаж обладает такой долгой историей, как Святой, со временем перед автором обязательно возникают проблемы, которые он не предвидел, начиная работу. Мир постоянно движется вперед, причем, как нередко кажется, со все более и более неумолимым ускорением, а сам писатель становится старше, мудрее и искушеннее. Как это часто бывает, изменения накапливаются почти незаметно, постепенно, год от года, пока однажды не предстают во всей полноте перед твоим изумленным взором. Это все равно что сравнить человека, которому пятьдесят, с его фотографией тридцатилетней давности.
Книга с моими первыми повестями о Святом изначально была опубликована в 1930-м, когда доброй трети ее потенциальных читателей еще и на свете не было. И только самые старшие из них сохранили собственные воспоминания об описываемой мною эпохе. Тогда я даже не представлял, что за первой книгой последуют еще как минимум тридцать пять, и, наверное, ужаснулся бы такой перспективе — так же как, например, тому, что однажды стану дедом. И уж точно я пришел бы в негодование, если бы кто-нибудь сказал, что это далеко не самое лучшее произведение в своем роде из когда-либо написанных, — не говоря уже о том, что однажды я буду желать, чтобы от него осталось только выцветшее воспоминание.
Однако все это произошло, и книга, что сейчас перед нами, стремительно превращается в осколок былого, если уже не стала им. Тем не менее, вопреки моим протестам, издатели настаивают, что ее нельзя хоронить: слишком много людей, ставших поклонниками Святого в более позднее время, окажутся недовольны, если их, не спросив, лишат возможности проследить его биографию до самых истоков.
Первой моей мыслью в этой ситуации было переработать те первые повести, сгладить шероховатости стиля, которые мне сейчас очевидны, приглушить неуклюжие, сделанные по неопытности огрехи, вызывающие теперь неловкость, заменить устаревшие аллюзии, бывшие когда-то злободневными, осовременить механику действия в соответствии с нынешним темпом жизни и технологиями. И все же после некоторых раздумий и экспериментов я осознал, что это не выход. Да, я мог бы улучшить стиль — но стоит ли тратить силы и время, которое лучше посвятить написанию чего-то нового? Да, можно заменить непонятные теперь отсылки современными, но долго ли они останутся актуальными? И главное: возможно ли в принципе перенести в иную эпоху историю, честно написанную в рамках обстоятельств, отношений и условий жизни прошлого поколения, без порождения множества новых несообразностей и противоречий? И чем закончится, однажды начавшись, такое осовременивание? Придется тогда повторять его каждые пять-десять лет? И были бы так долговечны, скажем, рассказы о Шерлоке Холмсе, если постоянно переводить их, делая, фигурально выражаясь, из кеба такси, из такси — вертолет, а из вертолета — реактивный антигравитационный пояс?
Словом, как ни жаль, я решил, что если сага о Святом и должна переиздаваться в полном объеме снова и снова, то только в своем первоначальном виде. Мне остается лишь обратиться к читателям с просьбой не забывать, когда создавались эти первые повести, и надеяться, что они смогут приспособить свое восприятие как к слегка архаичным способам передвижения и коммуникации, так и к тому, что далеко не все описанные там идеи и эскапады мы с Саймоном Темпларом одобрили бы сегодня.