— Привет! Что с тобой? — спрашивает она встревожено.
— Все хорошо. Усиль свою охрану и никуда не выходи из номера.
— Сделаю. Ничего не объяснишь?
— Поговорим потом. Возьми еще несколько охранников. Прямо сейчас. Обещай мне.
— Хорошо, обещаю.
— Я скоро буду.
Изображение гаснет.
«Триста двадцатый, что происходит?»
«Предотвращено покушение», — неохотно сообщает моя половина.
«И все?»
«Ситуация под контролем. Объект Кролл находится под моим воздействием».
«Триста двадцатый, я тебе не верю».
Обида. Горечь. Злость. Упрямое несогласие.
«Триста двадцатый? Есть смысл усилить охрану Мишель?»
«Подтверждение».
«Мою охрану?»
«Подтверждение».
«Почему ты не поставил меня в известность?»
«Информация сочтена второстепенной».
«Покушение на меня — второстепенная информация?» — задыхаюсь я от возмущения.
«За последнее время предотвращено несколько покушений. Ситуация под контролем».
«Черт тебя подери!»
Пока мы едем, смутное чувство опасности, смешанное с неясными подозрениями, все больше будоражит меня.
— Я говорила с дедом, — сообщает Мишель за ужином. Мы снова едим, не выходя из номера.
— Что он сказал?
— Кролл под плотным наблюдением. Готовится акция для физического воздействия на него. Вплоть до устранения.
— Это хорошо?
— Наверное. Я не знаю. Дед сильно встревожен. Во всем этом много неясностей. Пока не удалось выявить причастность Кролла к покушениям. Ни к одному. И это странно, учитывая задействованные силы.
— Может быть, ты насолила кому-то другому?
— На пару с тобой? — фыркает Мишель. — Не смеши меня.
— Напротив концертного зала нашли труп с оружием.
— Киллер?
— Похоже.
— Кто его убил?
Я пожимаю плечами, не поднимая глаз от тарелки.
— Я не просто так интересуюсь. Дед еще одну вещь сказал. Кто-то угрожает Кроллу, требуя, чтобы он прекратил нас преследовать. Никто не смог проследить звонок. Лучшие специалисты. Никаких следов.
— Действительно странно, — замечаю я, делая вид, будто всецело поглощен чисткой яйца.
Триста двадцатый отзывается на это известие невнятным шевелением в мозгах. Чертов лгун!
Глава 19Моя полиция меня бережет
Визор демонстрирует кадры из скандально популярного концерта новой звезды — Юджина Уэллса. Резкие запахи и громкая музыка наполняют дежурку спецотряда полиции Миттена. Пятна цветных огней играют на лицах расслабленно раскинувшихся в креслах бойцов. Шлемы сняты, амуниция поверх полурасстегнутой брони, пустые подсумки. Из оружия — только пистолеты. Тяжелое вооружение и боеприпасы получаются непосредственно после поступления вводной. Дежурная смена — десять человек — в состоянии трехминутной готовности. Через три минуты после поступления сигнала тревоги их десантный коптер специальной модификации, помаргивая габаритными огнями, бесшумно покинет крышу полицейского управления. Бойцы, потягивая чай со льдом, лениво перекидываются словами, обсуждая концерт.
— Интересно, откуда этот фрукт свалился к нам на самом деле? — ни к кому не адресуясь, спрашивает старшина Барков. — Столько шума из-за этого засранца.
— Брось, Сэм. Парень дает жару, чего еще надо-то? — отмахивается рядом сидящий боец.
— Ага, жару. Ты знаешь, сколько наших парней на том концерте покалечили? — не успокаивается старшина.
— Да ладно тебе, не он же их потоптал. Это все стадо богатых придурков, — успокаивающе говорит третий, не сводя глаз с шевелящейся посреди комнаты голограммы.
— А завел их кто?
— Не он, так кто-то другой бы их завел. На этих концертах всегда что-то случается. Парни знают, на что идут, когда в третий батальон устраиваются. У них что ни день — то демонстрация или концерт. Оттуда и потери. Зато и оклад у них с надбавкой, и страховка — тебе такая и не снилась, — говорит капрал Кох. — Нет, ты глянь, что вытворяет! — причмокивает он губами.
— Музыка необычная какая-то. Я и не слышал такой, — завороженно глядя на мельтешащие в воздухе лица и руки, качает головой рядовой Либерман.
— Точно говорю — сволочь он, — набычившись, бурчит Барков.
— Семен прав, — поддерживает старшину сержант Тринтукас, крепкошеий, поджарый, с голубыми навыкате глазами блондин. — Такие ублюдки, как этот Уэллс, на нашей крови бабки стригут. Будь моя воля — мочил бы таких.
— Отставить спор. Расслабились? Заняться нечем? Первая и вторая группы — бегом марш на тренинг. Комплекс номер три, пять проходов. Третья группа — комплекс номер пять, — резко говорит командир взвода, старший дежурной смены.
— Да ладно, лейтенант, мы ж так просто, трепались, — пытается возражать Барков. — Нам еще всю ночь тут сидеть. Не вонять же нам до утра после полосы.
— Что-то не ясно, старшина? — сужает глаза старший группы.
— Никак нет, лейтенант, сэр! Все ясно! — чеканит старшина, вскакивая.
Через полчаса интенсивных занятий на искусственной полосе препятствий в спортзале этажом выше, взмокшие бойцы одинаково ненавидят и Баркова, и Юджина, и лейтенанта.
Десятью этажами ниже, в комнате отдыха при дежурной части городского управления полиции, капитан Карванен тоже смотрит визор перед тем, как вздремнуть пару разрешенных часов. Презрительно кривит губы, глядя на буйство людей в огромном зале. «Сволочь», — цедит он сквозь зубы.
Сон не идет. Лежу, не раздеваясь, поверх нежного атласного покрывала. Отбрасываю в сторону ненормально мягкую подушку, закладываю руки за голову.
«Не понимаю тебя, Триста двадцатый. Зачем нам питаться консервами?»
«Из соображений безопасности».
«Хорошо, я попрошу Мариуса отправить кого-нибудь в магазин. Ты считаешь, что еду в ресторане могут отравить? Ее ведь проверяют, перед тем, как привезти ее нам. Яд сразу будет обнаружен».
«Я считаю, что питаться консервированной пищей и бутилированной водой будет безопаснее».
«Ситуация ухудшилась, да?»
«Я только предполагаю это».
«Ты не доверяешь охране? Почему?»
«Я не могу ответить. Извини», — следует ответ после небольшой паузы.
«Я устал от твоих недомолвок, Три-два-ноль. Я чувствую себя марионеткой. Ты используешь меня?»
«Ответ отрицательный. Ситуация под контролем».
«Триста двадцатый».
«Слушаю».
«Мне начинает казаться, что кто-то из нас в моем теле лишний».
«Я знаю об этом твоем ощущении. Ты не прав».
«И тебе больше нечего добавить? Влез в меня и командуешь! Ты же не только меня подставляешь. Ты и Мишель в это дерьмо втравил!»
«Я прошу довериться мне».
«Ты в который раз просишь это, чертова жестянка, и с каждым днем становится только хуже!»
«Юджин, я ведь мог и устранить из твоей памяти эту информацию. Ты сам это знаешь. Я стараюсь быть честным с тобой».
«Триста двадцатый, я ощущаю, как вокруг нас с Мишель что-то происходит. Словно воздух сгущается. Опасность всюду. В каждом взгляде. В каждом встречном человеке. Все эти трупы, взорвавшиеся машины, падающие лифты. Это страшнее, чем на войне. Там хоть знаешь, откуда тебе угрожают».
«Я понимаю. Завтра должно стать легче».
«Ты уверен?»
«С вероятностью в восемьдесят семь процентов. Это высокая вероятность».
«Что-то сомневаюсь я, чтобы то, что вокруг творится, кончилось само по себе».
«Возможно, ты прав».
«Что?»
«Ты слышал. Что за привычка переспрашивать? Вы, люди, так нерациональны!» — холод сквозит внутри от слов совершенно незнакомого существа.
«В чем ты сомневаешься, жестянка?»
«Не называй меня жестянкой. Металл занимает всего шестнадцать процентов от моей массы».
«Не уходи от ответа, чертов робот! В чем я прав?»
«В том, что масштаб необъяснимых событий возможно превысил критическую массу и последствия этих событий могут воздействовать на тебя и Мишель после устранения непосредственной физической угрозы со стороны Кролла».
«Умеешь ты обрадовать».
«Уж какой есть. Но это только предположение».
«Понятно. Знаешь, мне не очень хочется задумываться о том, что будет потом. Разобраться бы с текущей проблемой. А как дойдет дело до следующей, тогда и возьмемся за нее. Что скажешь?»
«Скажу, что все вы, люди, склонны откладывать подальше то, что их тревожит. Или то, что потребует больших усилий для реализации. Иррациональность — это так вам свойственно».
Я чувствую, как теплота возвращается в его голос. Мне до жути не хочется иметь внутри себя холодное враждебное существо, что говорило со мной пару секунд назад. Все-таки я как был, так и остался большим ребенком, которого по ночам пугают тени в углах спальни.
«Тебе бы надо поспать. Ты сильно устал», — заботливо говорит Триста Двадцатый.
«Не могу. Не спится. Тревожно внутри».
«Все будет хорошо. Не беспокойся. Хочешь, я помогу? Спокойной ночи, чувак».
«Спокойной ночи, жестянка».
Сон опускается пушистым покрывалом. Я легко дышу, забывая на время все свои тревоги.
Отпустив напарника спать, капитан Карванен остается один в дежурном помещении. Просматривает поступившие из отделений полиции донесения. Кражи, грабежи, семейные скандалы, убийства, несчастные случаи, автомобильные и бытовые аварии. Что-то много аварий и несчастных случаев в последние дни. Падают лифты, загораются бытовые приборы, отключаются автопилоты у пьяных водителей. Будто системы управления в отдельно взятом городе с ума посходили. Капитан качает головой в тупом раздумье. Наливает себе крепкого кофе. С этой работой только и делаешь, что подстегиваешь себя кофеином. Так и до госпиталя недалеко, думает он. В общем-то, его работа — чистая формальность. Инструкцией по Управлению предусмотрено, чтобы действия центрального компьютера дублировал человек. Можно подумать, человек в состоянии успеть отреагировать на десятки ежесекундных сообщений от таких же компьютеров в полицейских участках и машинах патрулей. Откинувшись на спинку кресла, Карванен вспоминает лицо человека, выкрикивающего слова под оглушительную музыку. Потом представляет себе холодно-надменное лицо его покровительницы. Чертовы аристократы! Все им можно! Десятки искалеченных на концерте полицейских. Сотни случаев хулиганства распоясавшейся молодежи. Расколоченные по всему центру витрины. А этим хоть бы что — живут в свое удовольствие в фешенебельном люксе. Да еще изволь выполнять распоряжения их охраны. Каких-то ублюдков из колоний. Стереть бы с лица земл