— Мишель, что ты такое говоришь? Тут не лучшие люди, конечно. Но мы все же летали вместе. Воевали.
— Эх ты, последний герой галактики, — грустно улыбнулась она, глядя на меня, как на несмышленого ребенка. — Похоронили тебя. Давным-давно. Все твои хваленые боевые товарищи. Слушай, пойдем ко мне, а не то я прямо тут разревусь.
— Ладно. Не нужно реветь, — сказал я. И Мишель тащит меня дальше.
— Душ ты можешь и у меня принять, — сказала она на ходу. — И одежду тебе найдем. Ты меня не стеснишь, у меня большая каюта.
Я топал в своих штопаных-перештопаных башмаках, заляпанных засохшей черной грязью. Никак ее слова в голове не укладывались. Как это — похоронили? Чтобы парни меня бросили? Да быть такого не может! Решаю, что во всем виновата излишняя женская возбудимость. Так уж они скроены, женщины. Сначала чувства, потом, если останется — мозги. Наверное, Мишель не исключение. Она хоть не такая, как все, но все же женщина. И за меня волнуется. Оттого и глупости говорит. Так что, когда мы к ее каюте подошли, я уже был спокоен. Главное, что я жив. И снова тут. Почти дома. И Мишель рядом. Зачем бы она тут ни оказалась. Чего еще желать?
Глава 3Поди пойми этих женщин
Едва я успел вымыться и переодеться, как в нашу каюту, словно в насмешку, именуемую адмиральской, вежливо постучали. Каюта отличается от бывшей моей наличием письменного стола и большущей тактической голограммой над ним. Ну и тем, что в ней можно было не только на койке сидеть, а еще и на креслах вдоль одной стены. А в остальном — такая же конура, как у всех. В старину места на кораблях ВКС не хватало катастрофически, даже для адмиралов. Все жили скромно.
— Войдите, — сказала Мишель, отодвигаясь от меня.
В дверь заглянул Милан.
— Простите за беспокойство, госпожа баронесса, — сказал Милан, странно растягивая слова. Глаза его лихорадочно блестели. — Вы позволите поболтать с вашим другом?
— Сколько угодно, командир, — с вежливой улыбкой ответила Мишель. Я-то видел, какая она искусственная, ее улыбка. И тут же понял, почему — Милан заявился изрядно навеселе. Видно, где-то приложился к бутылке на радостях, и довольно основательно. Это очень непохоже на того, прежнего Милана, командира базы.
Он присел на одно из кресел у стены. Спохватился, встал.
— Вы позволите, баронесса?
— Да, пожалуйста. Не желаете чего-нибудь выпить? — предложила Мишель, играя роль радушной хозяйки.
— Рому, если вам не трудно, — криво улыбнулся Милан. Он изо всех сил старался походить на тех, давно забытых ныне офицеров, чья светская выучка ничуть не уступала военной.
— Прошу вас, командир, — натянуто улыбнулась Мишель, подавая ему стакан с коричневой жидкостью.
— Благодарю, баронесса.
Я в удивлении смотрел на этот спектакль. Милан, тот самый упрямый Милан, которого я когда-то вытащил под огнем с галечного пляжа, снова напоминает обычного синюка, с которым мы летели сюда на «Либерти». Сразу вспомнилось его пьяное бахвальство своими заслугами, и то, как он не просыхал все время, пока мы ожидали отправки с Йорка. И как его били за пролитое спиртное. Вместо сильного волевого человека, каким он стал по прибытии на авианосец, и каким он мне запомнился, в каюте сидит тряпичная кукла с сизыми мешками под глазами.
— Как ты, Юджин? — сделав изрядный глоток, поинтересовался мой командир. Мишель делала вид, будто разговор ей не интересен, рассеянно смотрела в угол.
— Нормально. Спасибо, что вытащил.
— Да брось. За мной должок, ты же помнишь.
— Как вы тут? Что нового?
— Все новое.
— То есть?
— Теперь делаем по одному вылету в день. В верхних слоях сбрасываем контейнеры, и назад. Еще пару авианосцев в гроб загнали. Земляне стали ниже травы. Авиазаводы мы тоже раздербанили — пару недель назад вычислили и закидали плазмой. Корпорация прикупила высокоточных бомб. Красота! В шлак все спекли. Времени на досуг теперь хватает. Все высыпаются, даже техники. И настоящий бар работает.
— Ничего себе. А охрана зачем?
— Ну… это я распорядился. Дисциплина стала ни к черту. Пьяные драки, однажды даже со стрельбой. А я вроде бы как командую тут, пришлось меры принять. Осуждаешь?
— Да нет, что ты. Тебе видней.
— Это точно, — кивнул Милан и снова приложился к стакану. Кубики льда звякнули по донышку.
— Еще, командир? — предложила Мишель.
— Если вам не трудно… баронесса, — ответил Милан. Язык подчинялся ему с неохотой.
— Я это, зашел спросить, как ты теперь? Останешься? Контракт твой вроде как кончился. Если хочешь, поставлю тебя командиром звена. Ты неплохо летаешь. Станет скучно, спустишься вниз, побомбишь обезьян. Весело будет, как встарь. Как на Флоте.
— Набомбился уже, — пробормотал я. Меня покоробило от того, как Милан отозвался о тех, кто внизу. Юсы, конечно, вовсе не те люди, с кем я жил в одном доме. Но все равно, от его слов мне не по себе.
— Я среди этих, как ты говоришь, обезьян, жил все это время. Они меня спасли. И от заразы выходили.
— Да? Я не знал. Гадал, что с тобой приключилось. Мы пару дней искали тебя в районе катапультирования. Потом земляне подтянули туда большую авиагруппу, начались стычки, пришлось убираться. Маяка твоего не слышно. Решили: кранты тебе. А ты живой, оказывается. Везунчик. Никто до тебя там не выживал.
Неожиданно Милан громко икнул. Осоловело уставился на свой вновь опустевший стакан, запоздало прикрыл рот ладонью.
— Эта… э-э-э… извините, мэм, — выдавил он, краснея.
Мишель только холодно кивнула в ответ. Мне стыдно перед ней за Милана, за весь этот окружающий бардак. Словно бы я сам его сотворил.
— Ну, так что, чувак? Остаешься? Оклад… прибавлю.
— Говоришь, притихли земляне? — спросил я, чтобы не отвечать сразу. Разговор все равно не имел смысла. Я не знал, хочу ли я остаться, и что собираюсь делать дальше. Отчего-то мне казалось, что после пережитого мне не будет летаться так же легко, как раньше. Устал я убивать до чертиков. Кто бы это ни был — крокодил или немытый заносчивый юс. Неважно, каким образом — ножом, из арбалета или нажатием кнопки сброса. Что-то надломилось внутри. Будто кончилось детство и прежние игры больше не в кайф.
— Земляне? Конечно. Мы их… эта… в каменный век… А ты — блюз, блюз… Когда сбрасываешь подарок, от которого земля кипит, вот это я понимаю — блюз…
— Не похоже на них, — усомнился я. — Но спасибо, что предложил. Я немного подумаю, ладно?
— Конечно… дружище… ик… Будь, как дома. Осмотрись. И вы, баронесса… Если кто против… сразу… й-и-ик… ко мне. Я мерзавца в бараний рог… у меня строго…
— Договорились, Милан, — ответил я. Лишь бы не молчать. Уши мои налились жаром. Я чувствовал брезгливое презрение, что волнами растекалось от застывшей улыбки Мишель.
— Спасибо, командир. Юджин обязательно примет решение, и мы сразу известим вас. Сейчас, если вы не против, ему нужно отдохнуть. Надеюсь, вы понимаете меня. И спасибо за сотрудничество, командир.
— Милан… сударыня… ик… просто… Милан.
— Конечно, Милан. Я упомяну в региональном отделении о ваших заслугах, — маска вежливости на ее лице — словно ледяная корка.
— Вот. Твое. Парни сохранили. У меня строго, — на стол легла моя старая таинственная знакомая. Коробочка, которая не горит и не тонет. Посылка на планету Кришнагири.
— Спасибо!
Мне сразу полегчало, будто камень с души упал. Я и представить не мог, что буду говорить Анупаму, объясняя, как потерял его подарок.
Милан тяжело поднялся, с сожалением посмотрел на пустой стакан. Держась за переборку, вывалился в коридор. Мишель тут же переключила климатизатор в режим максимального проветривания.
— Ты простудишься, — попытался я ее образумить, ежась от пронизывающих струй.
— Ничего, потерплю, — ответила она. — Лишь бы запах этого навоза поскорее выветрить.
— Он не навоз. Он офицер, хоть и бывший.
— Офицер, чтоб ты знал, это не название. Не этикетка, — неожиданно жестко заявила Мишель. — Это состояние души. Наличие погон еще не делает человека офицером. Можно носить их, и все равно оставаться просто человеком в форме. Ты можешь испытывать к Милану какие-то дружеские чувства. Я — нет. Он не офицер. И никогда им не был. Все, что присуще военной касте, у него наносное. И слетело с него в момент. Извини. Я вовсе не об этом хотела с тобой поговорить.
— Когда ты так извиняешься, мне хочется спрятаться. Будто бревном получил.
— Извини, — уже более мягко повторила Мишель. Льдинки в ее глазах постепенно таяли. Она положила мне руку на плечо. Тепло ее ладони, кажется, прожигало ткань комбинезона.
— Ты ведь не знаешь, что тут творилось, когда я прилетела, — сказала она.
— Откуда бы? Может, расскажешь?
— Как письма от тебя перестали приходить, так я и собралась. Сначала навестила кое-кого на Йорке. Потом получила необходимые полномочия от «Криэйшн корп», дождалась это ваше корыто, «Либерти», и сразу сюда. Больше сюда ничего не ходит. А тут про тебя уже забыли. Такой вертеп меня встретил… Пока куче полутрезвых похотливых мужланов по очереди объясняла, кто я и зачем, пока нашла твоего Милана, пьяного как всегда, пока не втолковала ему, чего хочу — едва с ума не сошла. Он на меня как на дурочку смотрел. Даже за девку принял. У меня несколько своих людей в местной охране. Пришлось запереть его, пока не протрезвеет. А потом я долго доказывала ему, что не исчезну из этого летучего бардака, пока все, что надо для твоего поиска не сделаю. Грозила увольнением и судом от имени руководства компании. А он, сволочь такая, убеждал меня, что ты мертв давно. Вещи твои искать заставила.
— А потом?
— А потом заставила его ежедневно выделять по одному пилоту для патрулирования района, где ты шлепнулся. И запускать этот, как его, модуль для поиска.
— Поисковый модуль, — поправил я машинально.
— Да какая разница? В общем, через неделю твой сигнал засекли. Отправили пилота, но он ничего не нашел. А еще через несколько дней, наконец, тебя обнаружили. Этот алкоголик сам лететь вызвался. Остальное ты знаешь.