страха нет совсем. Только это сосущее чувство тревоги. Вроде болит что-то невыносимо, а не дотянуться, чтобы руку приложить.
— Спать будешь тут, на полу. Не очень мягко, но все же лучше, чем на голой земле, — говорю Мишель.
— Поняла. Потерплю, — Мишель, переодетая в практичный брючный костюм, усаживается на сложенное одеяло. Обнимает колени руками, спокойно смотрит на меня.
— Ты хорошо держишься, Мишель. Молодец. Я боялся, что с тобой истерика случится.
— Привыкла, наверное. Ты вот тоже — словно всю жизнь на войне. Не перестаешь меня удивлять, — тихо отвечает она и неожиданно улыбается. — Ты так не похож сейчас на того Юджина, что летел на Кришнагири. С тобой спокойно.
Под ее взглядом мне хочется что-нибудь такое сделать. Что угодно, лишь бы руки занять. Эти мои чертовы способности. Ненавистный эмоциональный сканер. Ни к чему мне сейчас дрожь в коленках. Не ко времени.
— Извини, что надерзил тебе вчера, — говорю зачем-то.
— Бывает. Ты не со зла, я знаю. Посидишь со мной?
— Посижу. Больше все равно негде, — пожимаю я плечами. Пристраиваю дробовик возле ног. Неловко опускаюсь на одеяло, стараясь не задеть его ботинками. Тяжелый бронежилет и разгрузка так и тянут упасть на спину. Триста двадцатый, не дай мне заснуть.
— Дай мне свой пистолет, — просит Мишель.
— Зачем?
— Я умею им пользоваться, не беспокойся. И под ногами не буду путаться. Просто так. На крайний случай.
Я отстегиваю кобуру. Кладу на одеяло.
— Только не стреляй, когда я впереди. В темноте, да со страху — задеть можешь.
— Не буду. Не волнуйся, — она подворачивает ноги, кладет подушку мне под спину. И неожиданно укладывается головой мне на колени. Ворочается, устраиваясь поудобнее. Сворачивается, как кошка. — Посиди так, — просит она.
— Конечно, — отвечаю в смятении. И боюсь шелохнуться. Мишель крепко обнимает мои испачканные пылью ноги. Закрывает глаза. Спокойно и размеренно дышит. Но не спит. Улыбается чему-то приятному.
— Я не сказала тебе спасибо, Юджин.
— Да ладно. Ничего особенного. Мы уже друг друга столько раз спасали, что пора воспринимать это как повседневную рутину. Как бритье по утрам. Кстати, о бритье… — я тру колючие щеки. — Не мешало бы мне привести себя в порядок.
— А мне нравится, когда ты колючий, — рука ее касается щетины на моем подбородке. Отдергивается, уколовшись. Снова прикасается. Прохладные пальцы пробегают по щеке. Касаются моих губ.
— Может быть, мы с тобой отсюда никогда не выберемся, — говорит Мишель, не открывая глаз.
— Перестань. Это просто паника. Пройдет. Твой дед пришлет транспорт и мы улетим на Кришнагири.
— Почему на Кришнагири? — удивляется она.
— Там безопаснее всего. Нам нельзя на имперские планеты.
Она открывает глаза.
— Нельзя на имперские планеты? Что ты такое говоришь, Юджин?
— Устал, расскажу позднее. Не волнуйся, я не сдвинулся.
— Хорошо. Позже, так позже, — соглашается она. Я поверить не могу, что Мишель способна быть такой покорной.
Она пристально смотрит на меня снизу. Глаза ее жадно перебегают по моему лицу. Какой-то страх внутри нее на мгновенье вскипает волной и тут же уходит, сменившись отчаянной решимостью. Мишель нервно сглатывает, преодолевая себя. И мне хочется, чтобы это мгновение нестерпимого ожидания длилось вечно.
— Я хотела тебе сказать, Юджин… — взгляд ее буквально гипнотизирует меня. Я не могу отвести глаз. — Тогда, после концерта… Ты плохо помнишь, ты был в отключке. Почти в трансе. В общем, тогда ночью… это была я.
— Я знаю.
— Мы тебя выдернули из толпы и привезли сюда. Я сама тебя уложила в постель. Мне стыдно, что я тебе солгала. Мне казалось, я воспользовалась твоей беспомощностью. Но ты не думай, я…
— Тсс… — я прикрываю ей рот ладонью. Осторожно снимаю ее голову с колен. Прикрываю ее тело распахнутым бронежилетом. — Лежи и не шевелись. Молчи. Если кто войдет без предупреждения — стреляй, — добавляю шепотом. Мишель лихорадочно выцарапывает пистолет из кобуры. Кивает. Умница.
Подхватываю дробовик. Триста двадцатый беззвучно вопит об опасности. Я щелкаю предохранителем, на цыпочках сдвигаюсь влево от входа. Крадущийся человек замирает у нашей двери.
— Противник вооружен бесшумным пистолетом, — докладывает моя половинка.
Ручка осторожно шевелится. Дверь заперта. Выбить ее нельзя — она открывается в холл.
— Он выбьет замок из пистолета, — подсказывает Триста двадцатый.
И тут же от двери отлетают куски пластика — противник открыл огонь. Хлопки его оружия почти неразличимы. Один, второй, третий. Секунда — двери распахиваются. Я дергаю за спусковой крючок. Выстрел из дробовика оглушительно бьет по ушам, меня разворачивает отдачей. Вскрикивает Мишель. Второй раз я стреляю просто наугад, для верности. Или для самоуспокоения. За стеной хлопает дверь. Гремит очередь из карабина. Топот ног.
Началось.
— Юджин, это я! — кричит Мариус. — Не стреляй!
Я выглядываю наружу. Тело в черном мешком лежит вдоль стены. Пыль от сбитой выстрелом штукатурки присыпает его серой пудрой. Еще один труп топорщится выбитыми на спине пластинами бронежилета — очередь Мариуса отбросила его на середину холла.
— Ты его сделал! Я к дверям. Прикрой! — на бегу кричит Мариус. Прыгает к входной двери, выглядывает и тут же отдергивает голову. Пули бесшумно выбивают щепу из косяка над его головой. Шар осколочной гранаты в лапище телохранителя — как невесомая игрушка. Он забрасывает его в коридор, пинает двери и отскакивает под прикрытие стены.
Дверь влетает в холл в клубах пыли и дыма. Со стен неслышно падают керамические горшки с растениями. Неслышно — от того, что у меня уши к чертям заложило. Я узнаю человека, которого убил. Его присыпанные пылью глаза смотрят мне в лицо. Тот самый плотный мужчина, что записывал вчера указания Мишель. Один из боссов Мариуса.
— Обоих парней положил, сука! — зло цедит Мариус и ныряет в дым. Хлопает из подствольника. Снова взрыв и крики. — Помоги дверь заложить!
Я бросаю ему стулья, проталкиваю в проход массивное кресло. Последним роняем тяжелый шкаф. Стекла из резных дверок вылетают с противным звоном. Битое стекло неприятно хрустит под подошвами. Трудно дышать от пыли и дыма. Мариус молча протягивает мне носовые фильтры. Кто-то громко стонет в коридоре.
— Почему турель не стреляет? — спрашиваю я.
— Извини, моя вина. Решил, что ты того, перестраховываешься, — угрюмо отвечает Мариус, копаясь в кодовом блоке турели. — Пригляди пока за дверью.
И тут же в перекошенную входную дверь, заваленную мебелью, начинают стучать прикладами.
— Эй, Мариус, — оживает переговорник на плече у телохранителя. — Не дури, открывай.
— Пошел ты, — откликается верзила, захлопывая щиток управления турели.
— Штейн, приказано снять охрану. Мы уходим. Копы идут на штурм.
— Так уходите, кто вас держит.
— Мариус, ты на кой Бора-то уложил?
— А то ты не знаешь, педрило. Вас всех, щеглов имперских, за моих парней положить не жалко. Двери я заминировал, так что добро пожаловать, суки.
Он поворачивается ко мне.
— Я в гостиную вышел, щиты проверить. А этот с помощником вошел и парней перестрелял. Ты как в воду смотрел. Нельзя к этим тварям спиной поворачиваться. Не послушал я тебя.
— Ладно, не вини себя. Узнал номер, что я просил?
— Да. Держи, — он достает из кармана клочок бумаги. — Только твой парень никакой не разносчик пиццы. Владелец сети пиццерий.
Я не успеваю понять, что сообщил Мариус. И удивиться тоже. Стук прикладов стихает.
— Отойти надо. Им терять нечего — двери взорвут, потом гранатами забросают.
Мы отбегаем за угол.
— Мариус, мы понимаем — ты не виноват. Выходи. Это все чокнутый убийца Уэллс со своей подружкой. У нас к тебе ничего нет, — продолжает скрипеть голос.
— Зубы заговаривает, — нехорошо улыбается телохранитель. Какая-то радостная злость переполняет его. В нем совсем нет страха.
«Внимание, обнаружен летающий объект, предварительная классификация — десантно-штурмовой бот Имперских ВКС. Дистанция — два километра, пеленг тридцать, снижается. Обнаружен летающий объект, класса легкий атмосферный коптер, параметры двигателя аналогичны параметрам аппарата, участвовавшего во вчерашней атаке. Дистанция около полутора километров. Снижается».
«Понял тебя, Триста двадцатый».
«Наблюдаю сосредоточение сил полиции в районе отеля. Полицейские силы классифицированы как недружественные. Задействовано взрывное устройство с замедлителем у входной двери. Внимание — опасность второй степени. Противник в коридоре. Восемь единиц».
«Принял. Пока отставить боевой режим».
— Мариус, сейчас рванет!
Сосредоточенный кивок.
БАМ-М-М! Стена перед нами змеится трещинами, с потолка обрушивается тяжелая люстра. Становится темно.
«Десантный бот совершил посадку на крыше отеля. Коптер заходит на посадку. Полиция начала штурм здания».
«Черт! Ну почему все так сразу!»
Мариус выставляет ствол, посылает в темноту гранату из подствольника. Сквозь плотный хлопок ответные выстрелы почти неразличимы. А потом в холл вкатываются сразу два подарка. Меня толкают в угол. В голове тягучий звон. Кусок чего-то твердого бьет меня в лоб. Выстрелы из карабина — еле слышные вспышки в темноте. Струи огня. Барабанная дробь в ушах — турель открыла огонь. Теплая струйка стекает через бровь. Солоно на губах.
«Две единицы живой силы противника выведено из строя, — сообщает Триста двадцатый. — Полиция проникла на четвертый этаж. Оборудование отеля препятствует продвижению сил полиции. Обнаружено наблюдение системами класса „мошка“. Полицейский коптер открыл огонь по имперским силам и был сбит. Имперские силы ведут бой с сотрудниками агентства Бора и продвигаются по направлению к нам по лестнице аварийного выхода в правом крыле здания. Рекомендации: прорываться навстречу эвакуационной группе».
«Понял!»
— Мишель! Мишель! Это я! — я вваливаюсь в комнату. Баронесса с расширенными от страха глазами направляет пистолет мне в грудь. Ее лицо белее снега.