5. Но различие между этими кодами определяется и разницей тех способов, которыми связываются друг с другом единицы ПВ и ПС. В архитектоническом коде кинестетические образы из его ПС, так сказать, «встроены» в зрительное восприятие наличной пространственной ситуации. Признаки разных физических качеств, статических и динамических сил, сливаясь с собственно оптическими данными, становятся буквально видимыми. Они оказываются индексами, презентирующими субъекту некое физическое состояние воспринимаемого объекта. Для человека они вместе с тем оказываются сигналами, поощряющими одни его движения и запрещающими другие. Таким образом, ПВ и ПС в архитектоническом коде связаны на сигнально-индексальном уровне. В предметно-функциональном коде переход от видимой формы предмета к ее значению предполагает уже не восприятие неких налично данных качеств, а представление о том, как эта форма включается в целенаправленное действие; здесь форма уже репрезентирует функцию, не данную в непосредственном восприятии. Это отношение репрезентации между единицами ПВ и ПС предметно-функционального кода позволяет говорить о знаковом уровне связи между ними. В социально-символическом коде, само его название указывает на вторичное означивание в нем уже значимой формы, коннотативное ее осмысление, при котором она получает дополнительное значение. В этом случае различные коды совместно участвуют в процессе осмысления некоторого фрагмента предметно-пространственной среды. Такое соучастие разных кодов в построении общего смысла дает основания констатировать символический уровень связи пространственной структуры с придаваемыми ей смыслами.
Пространственные тексты и их специфика[83]
Три подхода к понятию текста
Среди используемых в культуре средств коммуникации можно выделить особый класс носителей значений, план выражения которых образуется пространственными отношениями. Из таких носителей складываются пространственные тексты, которые имеют ряд свойств, отличающих их от текстов, образуемых с помощью значимых временных отношений. Различие между пространственными и временными текстами носит чисто семиотический характер. Оно связано лишь с тем, какие отношения наделяются значениями и образуют семиотическую «форму выражения». При этом как физическая, так и психическая «субстанция выражения» могут разворачиваться и во времени, и в пространстве.
Различение пространственных, временных, а также пространственно-временных текстов нуждается в уточнении понятия текста. Последнее можно трактовать, по крайней мере, в трех смыслах. Во-первых, текст можно понимать в традиционном лингвистическом смысле – как запись графическими знаками ряда следующих друг за другом единиц вербального языка и построенных из них речевых конструкций. Это исходное понятие текста еще в рамках лингвистики было обобщено и распространено на устные речевые конструкции. Будем обозначать все трактовки понятия текст, ограничивающие его письменными или устными конструкциями из единиц вербального языка, общим термином «L-текст».
Шагом в сторону обобщения лингвистического понимания текста становится семиотическое его толкование как совокупности знаков, упорядоченных и осмысленных в соответствии с нормами какой-то фиксированной семиотической системы, вербальной или невербальной. Текстом в этом смысле может оказаться и совокупность предметов (одежды, мебели, посуды, пищевых продуктов и т. п.), и архитектурное сооружение, и произведение изобразительного или музыкального искусства и многое другое, что допускает организацию и истолкование в соответствии с правилами определенного кода (ср.: Иванов и др. 1998: 13). Для такого семиотического обобщения понятия текста будем использовать термин «S-текст».
Понятие текста можно толковать еще в одном смысле, в котором соотнесенность с определенным кодом уже перестает быть основным условием. В этом случае за исходную данность принимается не код, а некий осмысляемый объект, рассматриваемый как текст, который предстает «не как реализация сообщения на каком-либо одном языке, а как сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые…» (Лотман 1981: 7). Код же рассматривается как предмет реконструкции, имеющей не аподиктический, а только гипотетический статус. Такое понимание текста соответствует позиции адре сата сообщения, который еще или уже не останавливается на каком-то строго фиксированном способе интерпретации по правилам определенной знаковой системы и допускает возможность совместного или альтернативного применения разных кодов. Эта позиция предполагает не столько генерализирующую семиотическую установку на выявление общих правил кода, сколько индивидуализирующую герменевтическую установку на истолкование конкретного единичного текста, допускающего применение разных семиотических систем. Будем говорить в этом случае об Н-тексте, имея в виду потенциальный источник всевозможных смыслов, очерченный некими внешними границами, но не ограниченный нормами какого-то одного кода и связанными с ним способами истолкования. В этом случае нет явного противопоставления «формы» выражения и его «субстанции», поскольку то, что не вошло в семиотическую форму одного кода, может войти в систему другого, и наоборот, системные элементы первого кода могут оказаться в других кодах за рамками их семиотической формы.
Каждое из этих понятий может быть использовано для характеристики пространственных текстов, но с разными результатами. В рамках первого понятия, как пространственные могут рассматриваться только письменные тексты разных типов, которые в своей форме выражения более или менее полно репрезентируют временную форму записываемой устной речи и зависят от нее. Понятие S-текста открывает возможность рассматривать в качестве текстов разнообразные артефакты и даже явления природы при условии, что в их строении и способах истолкования обнаруживается соответствие с нормами того или иного пространственного кода. В культуре выявляется целый ряд таких пространственных кодов, действующих в разных ее сферах: предметно-функциональный, демаркационный, архитектонический, проксемический, перцептографический и др. Каждый из них вносит свои способы семиотизации пространства, по-своему задает отбор значимых элементов и способы построения из них структуры соотнесенных с ним текстов. Поэтому в одной и той же области пространства может оказаться сразу несколько различных S-текстов, соотнесенных с разными пространственными кодами. В таком случае вся эта область может рассматриваться как единый объект истолкования, как некий «Н-текст», определенный лишь в своих внешних границах, но не в своем семиотическом строении. При этом значимыми в нем могут оказаться не только пространственные, но и временные отношения.
Имея в виду возможность применения всех трех описанных понятий, будем в дальнейшем опираться, в основном, на понятие S-текста, которое позволяет точнее говорить о специфике пространственных текстов.
Структурное разнообразие пространственных текстов
Всякий пространственный S-текст образуется в результате семиотизации пространства, в котором формируются элементы и структуры в соответствии с нормами некоторой семиотической системы. Как продукт такой семиотизации пространственный текст представляет собой синтаксически связанную и семантически целостную конфигурацию значимых пространственных объектов, доступных чувственному восприятию, структурированную и интерпретированную по правилам определенного кода. В пространственные S-тексты включаются только те элементы и структуры, которые ответственны за передачу смыслов в системе данного кода: отобраны в соответствии с заданными ею принципами и интерпретируются на основе ее семантических правил. Между пространственными S-текстами и кодами, регламентирующими их организацию и осмысление, складываются такие же отношения, как и описанные Ф. де Соссюром отношения между речью и вербальным языком. Во всех этих случаях имеются, с одной стороны, конкретные носители информации, воплощенные в конкретном материале «субстанции выражения» и интерпретируемые конкретными индивидами, а с другой – абстрактная «форма выражения» – общеупотребительные схемы построения этих носителей, принадлежащие системе кода, способные воплощаться в разных «субстанциях» и неоднократно воспроизводиться.
Специфика различных видов пространственных текстов раскрывается в сравнении с письмом, рассмотренным как их частный случай. Любая запись словесных высказываний посредством некоторой системы письма (фонетического, логографического, идеографического и др.) представляет собой пространственный текст в силу того, что значимые элементы и структуры его плана выражения образуются пространственными формами и отношениями. Эти элементы в разных системах письма могут различаться своими семантическими принципами: иметь в качестве своих значений единицы плана выражения вербального языка (в случае фонетического письма) или его плана содержания (в случае письма идеографического). Однако синтаксически письменные тексты во всех этих случаях строятся как цепочки значимых единиц, упорядоченных в пространстве подобно тому, как речевые единицы упорядочены во времени.
Если такой письменный текст рассматривать с сугубо лингвистической точки зрения, то никакие особенности пространственной формы записи, не соотнесенные с нормами вербального языка, на его значение не должны влиять. В частности, изменения почерка или шрифта, места текста на странице, его размера, масштаба и прочие модификации его пространственной формы никак не влияют на идентичность L-текста – до тех пор, пока все варианты его написания сохраняют одну и ту же последовательность единиц вербального языка.
Очевидно, что в рамки понятия L-текста не умещаются многие существенные особенности даже письменных текстов. Их план выражения лишь до известных пределов воспроизводит структуру вербальной речи. Чтобы воспроизводить ее буквально, письменный текст должен был бы разворачиваться в форме вытянутой в одну линию телеграфной ленты. Строки, столбцы, абзацы, страницы и прочие специфические элементы письменного текста образуют значимые отношения, не фиксируемые правилами устного вербального языка. Как пространственное образование письменный текст не безразличен ни к двумерной структуре страницы, ни к трехмерной форме книги или свитка. У него обнаруживаются такие значимые пространственные отношения, как различия лицевой и оборотной стороны, свернутого и развернутого положений и т. п. «Опространствленная» в письменном тексте речь проявляет по сравнению с устной иные выразительные возможности. Сохраняющие одну и ту же последовательность вербальных знаков, письменные тексты оказываются уже отнюдь не идентичными, коль скоро они подчиняются правилам не только вербального языка, но и других знаковых систем. Текст, набранный готическим шрифтом, при этом будет отличаться от напечатанного антиквой, имя в телефонной книге будет иметь иной смысл, чем то же имя на могильной плите и т. д.
Во всех подобных случаях интерпретация письменных текстов нуждается в дополнении их знаков средствами каких-то иных пространственных кодов. В качестве такого дополнения может быть использован, в частности, шрифтовой код или даже целый комплекс таких кодов, образуемых фиксированными конфигурациями индексов (штрихов, засечек и их стандартных позиций), которые регулируют идентификацию и узнавание письменных знаков. В интерпретации письменного текста могут участвовать также архитектонический код, связывающий видимые пространственные формы любого масштаба с образами весовых отношений, состояний равновесия и неравновесия, устойчивости и неустойчивости и т. д. Свою роль может играть и предметно-функциональный код, соотносящий предметные формы с их функциями, благодаря чему различное значение имеет одна и та же надпись в блокноте и на конверте, в книге и на монете и т. п. Интерпретируемый сразу с помощью нескольких пространственных кодов письменный текст оказывается гораздо более сложным семиотическим образованием, к которому приложимо как понятие S-текста, если учитываются его связи с определенными кодами, так и понятие H-текста, если ряд кодов, участвующих в его интерпретации, остается открытым.
Как видно из сказанного, письмо, взятое как L-текст, в наименьшей степени использует возможности пространственных структур, поскольку его синтагматика определяется линейным строем речи, знающим лишь одно измерение, а правила чтения направлены на то, чтобы нейтрализовать «лишние» измерения, сделать незначимыми различия между отношениями «выше – ниже» или «спереди – сзади». Если же второму и третьему измерениям придается значение, то это становится возможным, благодаря тому, что к общим правилам письма и чтения добавляются некоторые специальные пространственные коды. Так происходит, например, в случае начертания таблицы – такого способа расположения графических знаков разного рода (буквенных, идеографических, пиктографических и др.), который включает в форму (а не только в субстанцию) выражения пространственного текста отношения между значимыми единицами сразу в двух измерениях – горизонтальном и вертикальном. Подобный текст приобретает способность не только описывать, но и демонстрировать в своей пространственной структуре соотношения между элементами его плана содержания, позволяя буквально увидеть их связи в единой картине.
Очевидно, что и для картины в собственном смысле возможность растянуться в двух измерениях составляет необходимое условие. Картина, которую будем здесь понимать предельно широко – как любое изображение, организованное в пространстве замкнутой плоскости – может трактоваться как особый тип пространственных Н-текстов, если имеется в виду многообразие средств ее истолкования. В ней может быть вычленен также определенный S-текст – «перцептограмма», соотнесенная с перцептографическим кодом, включающим в себя систему средств, с помощью которых совокупность линий и пятен на плоскости создает у зрителя перцептивный образ изображаемых объектов. В эту семиотическую систему могут входить те или иные правила перспективы, светотень и другие изобразительные средства, которые носят не столько иконический, сколько индексальный характер и могут варьироваться в зависимости от сложившихся в культуре или выработанных индивидуально способов изображения.
Пространственные тексты иного рода образуют объемно-пространственные структуры, далеко выходящие за пределы письменных текстов и плоских изображений. Значимые отношения могут складываться между людьми, сознательно или неосознанно размещающимися в социальном пространстве по правилам проксемического кода, между людьми и предметными формами или архитектурными сооружениями – по правилам предметно-функционального и архитектонического кодов и т. д. Это дает основания рассматривать архитектурные сооружения и предметную среду как особые пространственные тексты (см., например: Байбурин 1981; Каганов 1986; Frascari 1979).
В некоторых случаях пространственные тексты образуются в результате заполнения значимыми пространственными объектами системы мест, которым также приданы определенные значения. Роль таких систем могут исполнять индивидуальное пространство, структурированное схемой человеческого тела, пространство предметного действия, пространство социального поведения и т. д. Как синтаксическая структура подобного рода может рассматриваться и известная схема «мирового дерева», построенная оппозициями верха и низа, правого и левого, центра и периферии, внутреннего и внешнего (см., например: Топоров 1972; Элиаде 1994). Эта структура организует двух– и трехмерные пространственные тексты, которые могут воплощаться и в произведениях изобразительного искусства, и в таких разномасштабных фрагментах пространственной среды человека, как, например, сосуд, дом, храм или город (см.: Топоров 1971, 1983).
Особенности синтактики пространственных текстов
Из сказанного видно, что пространственные тексты могут строиться более разнообразными способами, чем временные цепи сигналов и знаков. В отличие от дискретных, линейно упорядоченных и необратимых рядов фонем, синтаксические структуры пространственных текстов могут иметь принципиально иные топологические характеристики, например, быть непрерывными, неодномерными и обратимыми.
Отношения, складывающиеся между объектами в физическом пространстве, создают только поле возможностей для выбора тех или иных значимых единиц некоторого кода. В частности, тот факт, что физическое пространство имеет три измерения, еще не означает, что трехмерным будет и полученный в результате его семиотизации пространственный текст, размерность которого зависит от числа измерений, необходимых и достаточных для передачи смысла средствами этого кода. Так же как использование объемных букв еще не делает пространство письма трехмерным, так и рельеф красочных мазков на холсте или углубления в египетском контррельефе оставляют пространство семантически двумерным – в отличие, скажем, от семантически трехмерного пространства рельефа эпохи Возрождения, где глубина поверхности наделяется значением и выражает отношения между планами.
Пространственный код определяет и другие топологические свойства семиотизированного пространства. Он задает семантическую однородность или неоднородность пространственных структур, связанную с тем, зависит ли от места формы в этом пространстве ее значение или нет. Если на изменение значения формы влияет и направление, в котором она смещается, то можно говорить о семантической анизотропности пространства. Если семиотизированное пространство разграничено на зоны, перемещение из которых скачкообразно меняет значение формы, это пространство может рассматриваться как семантически дискретное; в противном случае оно семантически непрерывно. Если семиотизированное пространство окружено границей, выходя за которую значимая единица лишается своего значения, оно может быть определено как семантически замкнутое; если такой границы нет, то пространство будет семантически открытым. Единицами текста оказываются, поэтому, каждый раз лишь те пространственные отношения, которые отобраны и зафиксированы кодом. Пространство, семиотизированное посредством разных кодов, по-разному структурируется ими и потому способно проявлять каждый раз неодинаковые топологические свойства.
Анализ топологических особенностей синтаксических структур пространственных текстов, складывающихся по правилам различных кодов, может составить предмет для специального раздела семиотики пространства – семиотопологии. Такие свойства пространственных структур, как размерность, прерывность и непрерывность, замкнутость и открытость, однородность и неоднородность, изотропность и анизотропность и т. п. в семиотопологии предстают не математическими, а семиотическими характеристиками – лишь в той мере, в которой они являются необходимыми атрибутами пространственных текстов. Как семиотическая дисциплина, она включает в свой предмет только то, что характеризует форму выражения пространственных текстов, но не их субстанцию. Иначе говоря, она рассматривает топологические особенности не физических тел носителей сообщений и не их психических образов, а свойства только тех пространственных структур, которые ответственны за передачу смыслов по правилам того или иного кода.
Можно различать семиотопологические типы пространственных текстов, построенных по правилам различных кодов: каждое новое сочетание топологических свойств характеризует иной тип пространственных текстов. Так, например, пространство письменного L-текста (дискретного, линейно-упорядоченного, необратимого, незамкнутого) окажется противоположным по своему семиотопологическому типу пространству картины (непрерывному, двумерному, обратимому, замкнутому). В отличие от фонетического письма, связывающего буквы с фонемами, шрифтовой код, соотносящий определенные конфигурации линий с единицами алфавита, действует в пределах двух пространственных измерений, необходимых и достаточных для всех его конструкций. Добавление к надписи третьего измерения – например, разницы в толщине букв – семиотически не релевантно ни для шрифтового, ни для письменного кода, т. к. не меняет значение L-текста. Однако та же толщина букв в системе другого, архитектонического, кода относится уже не только к субстанции, но и к форме выражения, поскольку влияет на «зрительный вес» буквы, а значит, является не только геометрическим, но и семиотическим свойством самого пространственного S-текста, соотнесенного с этим кодом.
Очевидно, что в отличие от письменного текста, вполне способного сохраняться даже на телеграфной ленте или «бегущей строке», двумерность картины (как «перцептограммы») есть ее неотчуждаемое свойство, сохраняющееся даже тогда, когда подчиненное повествованию изображение стремится вытянуться в длинную полосу. Еще одним отличием картины как S-текста, построенного по правилам перцептографического кода, от L-текстов письма становится обратимость, позволяющая рассматривать изображение независимо от какого-то заданного направления (слева направо, сверху вниз и т. п.). Многие изобразительные тексты отличаются от письменных и таким семиотопологическим свойством, как непрерывность, подчиняясь скорее не «принципу алфавита», а «принципу палитры», включающему в состав системных отношений, наряду с качественными различиями контрастирующих друг с другом смыслоразличительных единиц, еще и количественные градации их плавных переходов друг в друга (см. ниже: «Алфавит» и «палитра»…).
Тексты предметно-пространственной среды отличаются по своему семиотопологическому типу от одномерного письменного текста и от двумерной картины уже тем, что в их плане выражения значимо еще и третье измерение – глубина. У таких пространственных текстов появляются новые синтаксические возможности для выразительного сопоставления открытых и замкнутых объемов, внутренних и внешних областей пространства, интерьеров и экстерьеров, лицевой и оборотной стороны и т. д. Вместе с тем трехмерные синтаксические структуры в пространстве предметного и социального действия обнаруживают и общие черты со структурами изобразительного пространства, с одной стороны, и письменных текстов – с другой. Если с изобразительными текстами их объединяет общий принцип образования – расчленение и разметка пространства, – то с письменными текстами их роднит способность последовательно, фрагмент за фрагментом, раскрываться во времени. При этом ведущим способом их восприятия становится уже не симультанный, а сукцессивный синтез. В зависимости от характера пространственной зоны, а также от установки интерпретатора, может доминировать как один, так и другой принцип восприятия и осмысления пространственных текстов.
Особенности семантики пространственных текстов
Пространственные тексты имеют не только синтаксические, но и семантические особенности. То обстоятельство, что пространственные отношения образуются сосуществующими объектами, сохраняющимися во времени, позволяет построенным из них текстам не только запечатлевать поток событий или изменения их идеальных образов, но и фиксировать инвариантное и устойчивое в этих потоках. Ориентация пространственных текстов скорее на «бытие», а не на «становление» с древнейших времен отличает не только их форму, но и их содержание (ср.: Лотман 1969). Это содержание уже в дописьменных пространственных текстах и в ранних письменных памятниках составляют, прежде всего, не повествования о преходящих событиях и не последовательность субъективных переживаний, а запись состояний и законов, полагаемых незыблемыми или обязательств, которые должны быть нерушимыми. Татуировка или рубцы на теле, фиксирующие социальный статус члена племени, запись на скрижалях законов, устанавливаемых на вечные времена земными правителями или принятых как вечное божественное установление, фиксируют то, что не должно изменяться со временем, то, к чему всегда можно возвратиться и, более того – то, от чего никогда нельзя отступать. Пространственную форму с необходимостью принимает и надгробие – то, что остается на «берегах» временного потока и служит знаком перехода из времени в вечность. Связь пространственной формы со стабильным и устойчивым сохраняется и в пространственных искусствах – что было обосновано еще в «Лаокооне» Лессинга (см.: Лессинг 1957: 187).
«Перевод» евангельских сюжетов в пространственную структуру, например, в иконописи переносит акценты от повествования о событиях к демонстрации соотношений между центром и периферией, верхом и низом и другими константами, с помощью которых строится семантический «каркас» представлений об устройстве мира, и которые лишь подразумеваются в словесном тексте, но в изображении делаются доступными для восприятия.
Подобная система представлений воплощается и в пространственных текстах архитектуры и предметной среды. При этом семантические структуры находят свое наиболее адекватное воплощение именно в пространственном синтаксисе, с присущими ему топологическими особенностями. Так, например, синтаксическая неоднородность структуры пространства с выделенным центром, через который проходит вертикальная ось с абсолютно противопоставленными друг другу верхом и низом, связана с семантической неоднородностью. Абсолютное противопоставление низа и верха, анизотропность соединяющей их оси, выражает незыблемость ценностных отношений. В концентрически организованном пространстве за центральными участками закрепляется роль ценностно отмеченных. Такие центры социального или культового «притяжения» могут возникать вокруг общего очага, жертвенника, алтаря, храма, так же, как и вокруг социального лидера. Другие, периферийные, участки пространства остаются несакрализованными, «мирскими», занятыми социальными аутсайдерами, что не исключает возникновения и в них собственной иерархии. Напротив, равноправие индивидов в социальном пространстве проявляется в том, что равноценность занимаемых ими мест делает это пространство симметричным. Таково, например, социальное пространство античного полиса, разворачивавшееся вокруг центральной городской площади – агоры, где граждане уже самой структурой пространства определялись как равные (см.: Вернан 1986: 15, 67). Таким образом, как равенство, так и социальная иерархия получают свое выражение в топологических особенностях структуры архитектурно оформленного социального пространства.
В системах значимых мест, образуемых пространственными текстами предметной среды, можно найти семиотические средства, способные строить аналоги логических суждений, в которых реализуется пропозициональная функция: X есть Р. Значимое место, в этих случаях, содержит указание на некоторое социальное свойство, общественную ценность и может рассматриваться как предикатор (Р). Помещаемая же на это место значимая форма (Х), например, памятник, выполняет номинативные функции, указывая на какого-то субъекта или на какое-то событие.
Но пространственные структуры открывают возможности для выражения не только одного суждения, а целого их ряда, хотя и данного как совокупность одновременно развернутых пространственных отношений. Одна из особенностей пространственной структуры как текста – способность репрезентировать сразу комплекс многих соотношений. Например, система мест в зале заседаний создает множество различных позиций и оппозиций, позволяющих идентифицировать одни группы присутствующих и противопоставлять их другим группам.
Выражение сложной системы социальных отношений через сеть пространственных положений людей и предметов допускает появление пространственных текстов, с помощью которых могут быть выражены не только суждения с одним предикатом по схеме S есть Р, но и целый комплекс высказываний с многоместными предикатами (например, построенных по схеме: а R b), рассматриваемых в логике отношений. Последняя больше соответствует характерной именно для пространственных кодов системе сопоставлений: «выше – ниже», «левее – правее» и т. п. Не случайно такой математик как Герман Вейль считал репрезентацию комплекса соотношений с помощью пространственных конструкций даже более адекватной, чем его выражение посредством линейной последовательности знаков (см.: Вейль 1934: 35).
Наряду с логическими понятиями, пространственные тексты способны выражать и то, что Ж. Пиаже назвал «инфралогическими» концептами, в частности – представления о назначениях предметов и о возможных действиях с ними. На этом специализируется предметно-функциональный код и организуемые с его помощью тексты предметной среды. Еще более специфична семантика изображений как S-текстов, регламентируемых средствами перцептографического кода: их план содержания строится на уровне восприятия, что не имеет аналогов среди текстов, создаваемых с помощью иных кодов (см. ниже, раздел VIII).
Особенности прагматики пространственных текстов
Особый способ связи между интерпретаторами с помощью пространственных текстов проявляется в том, как эти тексты создаются отправителями, в том, как они воспринимаются и осмысляются их получателями, а также в том, что между процессами их создания и получения образуется более или менее длительный разрыв. Во всех этих аспектах сказывается прагматическая специфика пространственного семиозиса как процесса, особым образом организованного во времени.
В отличие от речи и других временны́х форм коммуникации, пространственный семиозис не нуждается в соприсутствии отправителя и приемника сообщения в едином коммуникативном акте, где (вос)производится текст. Поскольку пространственные носители значений не исчезают сразу же после своего порождения, процесс коммуникации с их помощью имеет тенденцию распадаться на акты создания и получения сообщения, происходящие в разное время.
Вследствие того, что эти акты разделены во времени, они могут, во-первых, иметь разную длительность, когда акт создания пространственного текста может занимать долгие годы, а акт его восприятия и осмысления – быть несопоставимо более коротким. Во-вторых, в силу обратимости пространства, как создание, так и восприятие пространственных текстов допускают разные последовательности действий, могут начинаться и кончаться в самых разных местах, а перемещение взгляда или тела в этих процессах может осуществляться в разном порядке.
Наконец, несовпадение во времени актов создания и получения пространственного сообщения позволяет и промежуткам между ними иметь разную продолжительность, что делает возможной связь не только современников, но и людей, принадлежащих разным поколениям и историческим периодам. Пространственные тексты способны надолго переживать своих создателей, выходить из тех контекстов, в которых были созданы, и включаться в совершенно иные контексты, в которых они приобретают новые смыслы. Контакт между отправителями пространственного текста и его получателями, возможно, принадлежащими иному поколению и иной исторической эпохе, нередко носит, поэтому, отложенный характер. Этот отложенный контакт может произойти в любой момент существования текста и нуждается не в создании или воссоздании пространственных носителей, а в готовности интерпретатора их воспринимать и осмысливать.
Коль скоро визуально-пространственные тексты не уничтожаются сразу же после создания, они оказываются в одном ряду друг с другом, синхронно сосуществуя с другими текстами, которые создавались в разные моменты или периоды, не принуждая немедленно реагировать на себя, как это делают аудиально-временные носители смыслов, а «терпеливо ожидая» своего читателя и интерпретатора. Для того чтобы пространственный текст мог «включиться» в коммуникативный процесс, он должен быть актуализирован. Особенность пространственных текстов состоит в том, что их актуализацию производит не отправитель сообщения, а получатель. Это относится не только к разным типам пространственных текстов (предметным формам, архитектурным сооружениям, изображениям и т. п.), но и ко всем типам временных текстов (книгам, мелодиям, фильмам и др.), которые записаны с помощью пространственных носителей. Их запись в пространственной форме как раз тем и ценна, что их уже не требуется заново создавать или воссоздавать перед каждым новым прочтением (в отличие, например, от пространственно-временного текста театральной постановки, которая каждый вечер исполняется живыми актерами заново с начала и до конца).
Актуализация пространственного текста требует некоторых ментальных и, часто, физических действий, направленных на его «прочтение» и понимание. Как и всякие целенаправленные действия, они обусловлены каким-то мотивом. Выбранный субъектом для прочтения текст несет для него какие-то «личностные смыслы», которые не совпадают с фиксированными в коде унифицированными значениями, а только выражаются с их помощью. Чтобы реконструировать смысл пространственного текста, субъект должен быть внешне и внутренне готов к его восприятию и осмыслению. Внешняя готовность означает возможность визуально воспринимать значимый пространственный объект, иметь доступ к нему, осуществляемый всегда в определенном контексте. Внутренняя готовность предполагает владение некоторым навыком «извлекать» из видимого его семиотическую форму, отбирать значимые элементы и интерпретировать их, иначе говоря, «читать» пространственный текст с помощью тех семиотических систем, в соответствии с которыми он был создан.
Чтение письменного текста, например, и есть не что иное, как актуализация пространственного носителя и воспроизведение записанного с его помощью речевого сообщения, построенного во времени. Точно так же и восприятие пространственных текстов любого другого вида не есть совершенно свободное созерцание. Оно носит направленный и избирательный характер и может рассматриваться как чтение, в прямом или переносном смысле.
Такое целенаправленное и избирательное восприятие регламентируется визуально-пространственными кодами, каждый из которых для этого задает свой способ отбора значимых элементов и структур и по-своему вносит семиотическую форму даже в одну и ту же субстанцию выражения. Наряду с синтаксическими правилами организации плана выражения и семантическими правилами его связи с планом содержания, в каждом таком коде складываются и более или менее фиксированные прагматические правила направленного восприятия («чтения») и осмысления пространственных текстов при их актуализации интерпретаторами.
Однако способ актуализации пространственного текста зависит и от его характера, и от задачи, которую решает интерпретатор. Чтение текста, в котором записан рассказ, предполагает более последовательный перевод его знаков во временной ряд, чем чтение словаря или энциклопедии. «Считывание» дорожных знаков водителем, едущим по шоссе, более жестко детерминировано во времени, чем ознакомление с ними пешеходом, прогуливающимся в окрестности. В одних случаях интерпретация пространственных знаков упорядочена в полном соответствии с логикой осмысляемого временного процесса. В других – ее ход изначально неоднозначен, допускает варианты и больше соответствует не движущемуся от начала к концу повествованию или переходящему от посылки к выводу рассуждению, а – свободному созерцанию картины, развернутой одновременно в разных направлениях, пусть и «подсказывающей» последовательность вглядывания в изображение.
Таким образом, порядок актуализации пространственных текстов задан не только их синтаксической структурой, но зависит и от семантических, и от прагматических факторов, каждый из которых по-своему влияет на восприятие и интерпретацию этих текстов.