— Да-да, открыто, — послышался веселый голос принцессы.
Найл шагнул в покои Мерлью и небрежным жестом уронил на землю плоды своего труда. Девушка присела на корточки, подняла их один за другим, попробовала пальцем режущую кромку и с искренним восхищением произнесла:
— У тебя золотые руки, Посланник.
— И не только руки! — не удержался Найл.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, — покачала головой принцесса, — но у меня для тебя неприятные известия.
— Какие? — сразу посерьезнел Найл.
— Пойдем.
Они вышли из-за полога, тут же. наткнулись на Сидонию, которая довольно бесцеремонно впихнула каждому по крупной лапе землеройки, развернулась и деловито протиснулась обратно к костру.
— Иногда у нее плохое настроение, — извиняющимся тоном сказала принцесса, покрутила лапу перед собой и грустно добавила: — А Симеон мой нож так и не отдал.
Досада Мерлью была вполне понятна — хотя лапы землеройки считаются деликатесом благодаря своей плотности, сытности и терпкому привкусу, но шкура на них намного прочнее хитиновых панцирей многих насекомых, и справиться с ними без ножа просто невозможно.
— Ничего, — утешил Найл. — У нас есть скребки, разрежут.
— Ладно, — кивнула Мерлью. Небрежным, естественным жестом, против которого невозможно устоять, она отдала свою лапу правителю, взяла его за руку и повела за собой, совсем так, как Найл вел свою телохранительницу полчаса назад. Они протиснулись между несколькими людьми, стоявшими спиной к костру и остановились перед лежащим в плотном человеческом кольце пауком. Вот, смотри.
Все тут же повернули головы к Посланнику, словно надеялись на некое чудо. Найл, чувствуя от всеобщего внимания некоторое неудобство, присел на корточки протянул руки и коснулся покрытой короткой коричневой шерсткой головы паука.
Это был ребенок — такой же молодой, как и столпившиеся вокруг человеческие дети. Из восьми лап у него уцелели всего три — и все три с одной стороны. Сразу стало понятно, что ходить сам он не сможет никогда, и это было так же отчетливо, как и то, что нести на себе по горам крупного смертоносца маленький отряд не сможет. Идти с такой ношей не по силам ни людям, ни паукам.
В умах подростков царила растерянность: они никак не могли поверить, что с одним из них случилась беда. С момента выхода из Дельты это был первый случай, когда всерьез пострадал один из тех путников, которые родились в изгнании. Как и свойственно молодежи, они считали себя бессмертными и неуязвимыми, они считали, что несчастье может произойти с кем угодно — но только не с ними. И вот, вдруг… Дети были молоды, но уже достаточно опытны, чтобы понять — неспособный самостоятельно передвигаться паук обречен.
— Пойдем, им все равно не до нас, — Мерлью за руку потянула правителя к своему закутку.
Они вернулись за полог, сели напротив друг друга. Принцесса достала, отдала Найлу один из скребков.
— И как этим пользоваться?
— Очень просто, — правитель взял камень за широкую сторону и быстрым движением чиркнул режущей кромкой по одной из еще горячих лап. Кожа с тихим шорохом разошлась, от обнаженного мяса взметнулось облако ароматного пара. Найл протянул кушанье девушке: — Вот так.
— Острые. — покачала головой Мерлью.
— Стальные ножи точить труднее, — скромно ответил Посланник, «вскрывая» вторую лапу. Металл мягче, поэтому режущую кромку невозможно вывести под нужным углом. Да и тупится она быстро.
— Они никуда не уйдут, — внезапно переменила тему разговора девушка. Откажутся.
— Кто? — не понял Найл.
— Дети, — пожала плечами принцесса. Они не бросят своего.
— Это они сказали?
— Нет, — покачала головой Мерлью. — Их пока никто не спрашивал. Но они не уйдут. Я ведь была все эти дни наверху, я видела как они выхаживали друг друга, как отогревали. Эти маленькие человечки скорее сдохли бы от голода и мороза, чем оставили на плато кого-нибудь из своих восьмилапых друзей. Да они и не ушли, пока не отогрели всех до последнего — спасибо, ты хоть еду и дрова к нам отправлял. И сейчас не уйдут.
— Что же делать?
— Не знаю. — девушка попыталась зацепить пальцами горсть мяса, но плоть на лапах землеройки была куда плотнее, чем у афид или гусениц, и так легко не поддалась. После короткого размышления, принцесса взяла новенький скребок, несколькими сильными движениями взрезала мясо вдоль и поперек, а потом опять воспользовалась пальцами. Надо было хоть вилки на горе взять. Найл, тебе нужно с этим что-нибудь придумать!
— Извини, — усмехнулся Посланник, — но вот вилки я делать не умею.
— Не прикидывайся, ты прекрасно понял, о чем я говорю.
Некоторое время они молча ели, потом Найл спросил:
— Как это случилось?
— Очень просто, — принцесса, насытившись, отодвинула лапу к скале. Шли цепочкой между деревьев, чудовище схватило смертоносца. Они успели закидать эту цветастую тварь копьями еще до того, как она убила паука, но малыш все равно оказался искалечен. Мерлью презрительно хмыкнула. — Эти монстры невероятно глупы. Мало того, что в одиночку нападают на большие отряды, так еще и сделать это толком не могут! Помнишь, как смертоносцы охотились на нас в городе? Идет отряд на работы, пока квартал рабов миновали, глядь — а двух-трех последних людей и нет, сожрали. И непонятно, когда успевали! А этот? Выдернул паука из самой середины отряда, и принялся жевать у всех на глазах! Даже удрать не попытался!
— Просто раньше у них не было опасных врагов.
— Просто они глупы, как советник Бродус!
— Нашла кого вспомнить, — усмехнулся в ответ Найл. — Он, наверное, еще до битвы у замка сгинул.
— Нет, — замотала головой принцесса. Живуч он, хуже головонога. Отсиделся где-нибудь, и теперь новым хозяевам прислуживает. Никогда не забуду, как они меня камнями забрасывали! Все тело в синяках было.
— А забывать не надо. — задумчиво пробормотал правитель. — Очень вредно свое прошлое забывать.
— Что с тобой, Посланник? — чуть насмешливо спросила девушка, глядя как собеседник отрешенно покусывает губы.
— Подожди. Кажется, мне в голову пришла одна интересная мысль.
— Поделишься?
— Память! Почему бы нам не завести свою собственную память?
Найл отложил недоеденную лапу, встал, решительно окинул полог и направился к искалеченному паучонку. На этот раз дети, обладающие куда большей мыслительной чувствительностью, нежели бывшие слуги смертоносцев, расступились, пропуская Посланника к пострадавшему. Найл ощутил на себе выжидающие взгляды, в которых затеплилась надежда. Переняв от старшего поколения искреннюю веру в могущество Посланника Богини, подростки очень надеялись на чудо.
— Значит, судьба выбрала именно тебя? — разыграл изумление правитель, рассматривая несчастного. Я ожидал, это будет кто-то из старшего поколения.
Пострадавший испустил импульс удивления. Он не понимал о чем идет речь. Молодой смертоносец не испытывал боли — вырванные из брюшных суставов ноги не оставили после себя видимых повреждений — никаких кровотечений, случающихся при подобных ранах у людей, не было. Паучок просто не мог передвигаться — но разум у него оставался ясным и спокойным.
— Нам пора составить память о последнем годе жизни, — торжественно сообщил Найл. — И именно тебя судьба выбрала ее хранителем!
На этот раз непонимание выразили и все остальные дети, толпящиеся вокруг.
— Память, — повторил правитель, — память о нас обо всех, о наших делах, поступках, о наших подвигах и ошибках, о пройденном нами пути. Неужели вы не понимаете? Ведь народ — это не просто кучка людей. Народ — это наши отцы, деды, прадеды и пра-пра-прадеды. Мы помним про их деяния, и это прибавляет нам уверенности в наших силах, помогает идти вперед, к новым целям, мы стараемся во всем быть достойными своих предков. После нас на эту землю приходят наши дети, и им тоже нужно знать, каково нам пришлось, что мы сделали, чтобы обеспечить их право жить под нашим небом. Подумайте сами, неужели будет справедливо, если после вашего ухода в Счастливый Край на этом свете не останется никаких следов вашего существования?
Для чего тогда мы боремся, страдаем, голодаем и сбиваем в кровь ноги? Только для того, чтобы стать в конце концов куском гниющей плоти? О нас должна остаться память! Потомки должны знать наши дела, гордиться нашими подвигами и остерегаться наших ошибок!
Однако эмоциональная, хотя и несколько сумбурная речь правителя произвела впечатление только на представителей более старшего поколения. Возможно, дети еще не успели осознать того факта, что и их дни на этой земле рано или поздно подойдут к окончанию.
— А почему мы раньше не оставляли «память»? — звонким голосом спросила плечистая девчушка.
— «Память» остается всегда! — уверенно ответил Найл, и откуда-то со стороны пришел весомый мысленный импульс Дравига, подтвердившего эти слова. Под Черной башней хранят историю нашего народа сотни смертоносцев, они ведут счет событиям за тысячи лет! Благодаря им сохранилась слава мудрого Хеба и Квизиба-воителя, Скапта Хитрого и Вакена Справедливого, — чувствуя, что святые для каждого смертоносца имена не находят отклика в душах нового поколения, Найл предпринял последнюю попытку пробить стену непонимания. — Вы хоть знаете, какие события происходили в тех самых местах, где мы с вами находимся, всего лишь десять поколений назад? Нет? Здесь, немного восточнее, между морем и горами стоял большой город, именуемый Сибиллой.
С таким же успехом можно было свистеть песенки перед сухим пнем. Дети просто не понимали правителя.
Да и как они могут понять? — внезапно осенило Найла. Ведь они появились на свет всего полгода назад! Все, чего им удалось увидеть в жизни — это заросли Дельты, песок пустыни, и немножко моря. Единственные поселения, в которые им повезло попасть — несколько бараков на солеварне и пара деревенских хижин в Провинции. Что для них «город»? Просто странное сочетание звуков.
Найл широко расставил ноги, закинул руки за спину, зажмурился и как можно громче представил себе город. Жарко.