- Цадики, цадики!.. А? Что!.. Что такое цадики?..
Если бы вы только видели, каким уничтожающим взглядом окинул его г. Шмаков! Вот тебе и цадик!.. Как же это так? Господин Шмаков, разъясните...
Но нет, ни Шмаков, ни Замысловский, ни даже юнейший и храбрейший из них, г. Дурасевич, - и тот молчит, как убитый. Все молчат... (см. статью на стр.- Л. Троцкий "Под знаком Дела Бейлиса" http://ldn-knigi.lib.ru/JUDAICA/Beilis_Trotzki.htm ;"...Упорно и настойчиво допрашивало обвинение всех свидетелей о двух страшных "цадиках", Эттингер и Ландау..." ldn-knigi)
В публике движение, слышен тихий смешок, который разразился бы в гомерический хохот, если бы только это было возможно...
Я угнетен, разочарован... {116} - Ландау, Ландау...- начинаю припоминать, - не тот ли это, который пишет оперетки и ставит их в Париже?!
Навожу справки - тот самый...
Мне говорят, что он и сюда, в Киев, сейчас привез оперетку, только, будто бы, столь она весела и задорна, что киевская сцена не выдержит, а благочестивое начальство не разрешит...
Вот тебе и на?.. Опереточные цадики превращаются в "цадиков", пишущих оперетки... Это действительно по-русски...
Говорить ли о другом "знаменитом" цадике Этингере? Это форменный немец с типично немецкой наружностью. Он ни слова не знает по-русски, его допрашивают через переводчика. Он был настолько любезен, что прибыл к нам, в Россию, в Киев, дать показания в окружном суде, лишь бы послужить правде в деле разогнания тумана в этом страшном обвинении...
И мне, вдруг, стало так стыдно, так больно; что прямо хоть не живи на свете... Воображаю, как хохочут над нами в Западной Европе! Воображаю, сколько смеха вызвал этот вызов австрийского землевладельца и купца, ведущего мучное и лесное дело, вызов туда, где люди стараются доказать, что век людоедства - это ваш век, это наша жизнь...
Но господа гражданские истцы не успокоились. Они сейчас же забили тревогу... Очевидно, это не те Ландау и Этингер, - приезжали в это время в Киев какие-то другие... Стали наводить справки. Оказалось, что в Киеве имеется несколько десятков Ландау и столько же Этингеров ... Неужели их всех будут допрашивать? Гражданские истцы этого желали... - Прежде всего схватились за отца Ландау... Навели официально справки через полицию, оказалось, что отец Ландау умер, и, к счастью для еврейства, умер он значительно раннее убийства Ющинского и, к еще большему счастью, похоронен тут же в Киеве, что и засвидетельствовала полиция... Случись это иначе, еще неизвестно, что придумали бы г.г. ритуалисты.
Замысловский сейчас же хотел идти в поисках дальше, но суд остановил расследование всех Ландау и Этингеров, удовлетворившись вторым поколением этих людей.
{116}
XLVIII
Его надо убрать.
Суду свидетельствует молодая женщина Гаевская. Она случайно попала к Чеберяковой. У нее были неприятности с родителями. Чеберякова пригласила ее погостить к себе, где она и прожила полтора месяца. Ушла тогда, когда вполне убедилась, что Чеберякова "темная личность". Ее прежде всего смутили посетители, которых Чеберякова звала своими братьями: придут в одних костюмах, уйдут в других... Когда свидетельница спросила об этом хозяйку дома, то получила лаконический ответ: зачем все знать? Следи лучше за собой!
Это очень удивило Гаевскую.
Только после убийства Андрюши, она придала значение разговору, происходившему у Чеберяковой с ее посетителями в гостиной. Свидетельница была в соседней комнате.
- Трое было мужчин у нее в гостях. Фамилий их не знаю, но в лицо всегда узнаю - заявила она на суде. - В доме был Андрюша Ющинский и Женя. Это было в январе 1911 г...
Свидетельница попутно устанавливает чрезвычайно важное обстоятельство, что она лично видела до дня убийства Андрюшу не менее, как четыре раза в квартире Веры Чеберяк. Надо помнить, что все Чеберяки решительно отрицают, что он был у них в гостях хоть один раз.
- Так вот, они сидели все в гостиной, а я была в соседней комнате... Дети не шалили, были тихи, девочек не было дома, они играли на дворе... Чеберякова говорит своим гостям: "его надо убрать, он мешает", - я хорошо запомнила эти слова. Это было днем, около четырех часов дня. Я больше ничего не слыхала и сначала не придала никакого значения этому разговору, но потом, когда началось все это дело, я поняла, какие ужасные были эти слова.
Здесь находим мы необходимым напомнить читателям, о давно промелькнувшем в показаниях свидетелей сказании о прутиках.
Андрюша как-то гулял с Женей: они вырезывали прутики - делали себе хлыстики. Женя вырезал хороший {117} прутик, а Андрюша никак не мог себе подыскать подходящий. Ему было обидно. Он стал приставать к Жене - отдай, да отдай мне...
Женя уперся:
- Ни за что не отдам!..
Стали ссориться...
- А, ты так? - воскликнул рассерженный и вспыливший Андрюша,-вот я пойду и расскажу, что твоя мама краденым торгует...
И убежал...
Есть предположение, что Женя сейчас же рассказал весь этот разговор матери... Не возникла ли именно тогда нужда в том, что "его нужно убрать, он мешает?.."
Но все это пока в суде остается без должного внимания. Будет ли вообще на это обращено внимание?
- Я купила у госпожи Чеберяковой платье реформ за три рубля,-продолжает свой рассказ свидетельница.-Заплатила сначала полтора рубля, а потом принесла еще полтора... Иду это я в новом платье-реформ по улице, вдруг какая-то барыня хватает меня, тащит в полицию, меня арестовывают, производят обыск... Оказывается, у барыни украли платье и она опознала это платье на мне... Был суд. Чеберякова доказала своими свидетелями, что это платье она где-то купила, но платье у меня отобрали и отдали обратно Чеберяковой: пропали мои и три рубля, и платье, вот, видите, сколько неприятностей... Вот почему я говорю, что Чеберякова темная личность.
На очной ставке Чеберякова, конечно, все самым развязным образом отрицает, но, однако, попала впросак; признала что фразу: "его надо убрать, он мешает" она произнесла, но не по адресу Андрюши Ющинского, а по адресу другого Андрюши, какого-то гимназиста, который, однако, здесь не был, но где-то, когда-то шалил...
Странное объяснение странных слов!..
Но надо отдать справедливость: держит себя Чеберякова молодцом, парирует все удары, как опытный фехтовальщик, хладнокровно, спокойно и... развязно, до последних пределов.
{118}
XLIX
Производились ли работы на заводе Зайцева
12 марта, когда был убит Андрей Ющинский?
Почти два дня выяснялся этот кропотливый, но чрезвычайно. важный вопрос. Допрашиваются и передопрашиваются рабочие-возчики, рабочие, обжигавшие кирпич, сторожа, шорники и другие. И несмотря на все старания, которые прикладывают обвинители, несмотря на то, что вспомнить в подробностях то, что было сделано, где кто был два с половиною года тому назад, крайне трудно, а подчас, казалось бы, и невозможно, - черниговские, киевские и пр. мужички, напрягая намять, сопоставляя разнообразные обстоятельства, праздники, получки, отлучки, женитьбы, ярмарки, покупки лошадей и пр. и пр., докапываются до истины и, можно сказать, почти единогласно, - ибо только один идет вразрез со всеми остальными, установили непоколебимо, что и 10, и 11, и 12 и в следующие дни работа на заводе производилась беспрерывно и, главное, как раз в той печке, о которой обвинительная власть высказалась, как о предполагаемом месте убиения Андрея Ющинского. То же самое устанавливают книжки, отпуска товаров и бухгалтерия конторы завода. Твердо установлено, что если бы кто и хотел убить Ющинского на заводе в этой печке, то он был бы лишен этой возможности, благодаря тем внешним обстоятельствам, которые были там налицо в эти дни.
Необходимо отметить крайне отрадное явление. Во всех, почти без исключения, показаниях рабочих в деле Бейлиса нигде, ни разу не проскользнула у них антисемитская нотка. Наоборот, все говорили о Бейлисе и о других евреях совершенно так же просто, как и о себе самих. Отношение же к Бейлису, к его семье, к детям всегда было крайне благожелательное. Рабочие дружно свидетельствовали о его хорошем характере, учтивости, желании поскорее отпустить с товаром, чтобы не терять лишнего времени, - у возчиков работа сдельная, - и прочих мелочах жизни. Как было бы хороню, если бы Мердер и вообще люди его взглядов и отношений к евреям послушали этих простых тружеников, многие из которых оказались неграмотными. - Есть чему {119} поучиться этим чиновным людям у этих людей вековечного тяжелого труда. Сколько терпимости, сколько простого человеческого отношения к человеку иной национальности!
L.
Свидетель одиннадцати лет.
Вводят мальчика. По виду ему не больше 7-8 лет. Он смущен, но быстро осваивается и весьма толково, и твердо дает свои показания. Это, Заруцкий, помните, тот, которого подговаривала Вера Чеберяк в свидетельской комнате давать показания против Бейлиса.
Мы, слушатели, крайне были удивлены, потому что когда этот мальчик стал рассказывать о том, как Вера Чеберяк его подговаривала, - то председатель суда вдруг спросил у мальчика:
- А почему вы так наморщили лоб?
Что хотел сказать этим г. председатель? Нужно ли это было понять, как намек на то, что мальчик как бы припоминает трудом то, что его научили говорить, или еще что, - так осталось невыясненным. Но защитник Грузенберг сейчас же заявил, что здесь же в суде свидетель Голубев падал в обморок, и это ему не ставили в укор. Почему же удивляются, что мальчик, припоминая, наморщил лоб? Тяжело было все это слушать.
Он рассказывает о том, как катались на мяле, как он боялся кататься: высоко, а он маленький.
- Заберусь на столбик, а со столбика на мяло. А все-таки страшно..."
Товарищи его в компанию принимали и в квача он играл всегда вместе со всеми. Андрюшу знал. Выясняется, что он катался с Андрюшей тогда, когда еще не было забора, а как забор поставили, нельзя было уже пролезть на завод лазеек не было! - с грустью заявляет этот стойкий гражданин нашей страны.