Была ли удручена или тем более потрясена София смертью своего всесильного покровителя? Обратимся к свидетельству Юзефа Орловского. «Никто из поляков, — писал он из Каменца, — так не переживает, как пани Витт. Она заявила мне, что потеряла отца». И с иронией добавляет: «Я и не знал, что Потемкин был ей отцом». Что чувствовала София на самом деле, сказать трудно. Известно лишь — горевала она недолго.
Едва покончили с траурной церемонией, как светская жизнь вновь потекла своим чередом. Польские паны, с которыми велись секретные переговоры, не желая отставать от русских вельмож, один за другим закатывали невиданные балы. На одном из них, устроенном Потоцким по случаю дня ангела императрицы, София пользовалась особым вниманием и благосклонностью хозяина. Самый могущественный из польских магнатов, восхищенный ее красотой, навсегда был покорен прекрасной госпожой Витт.
Потоцкие из Кристинополя
Многие годы Кристинополь на Волыни был главной родовой резиденцией Потоцких. (Теперь это город Червоноград Львовской области.) Фамилия была древняя, некоторые даже считали, что ее представители могут претендовать на польский трон. Во всяком случае, многие годы Потоцкие играли в Короне (то есть в Королевстве Польском) видную роль. Наиболее знатными и богатыми считались Потоцкие из Кристинополя. Родоначальником этой линии был великий коронный гетман и краковский каштелян (владелец замка) Феликс Казимеж, умерший в 1702 году. У него было два сына: Юзеф, великий коронный хранитель, и Ежи — бельский маршалек.
В 1700 году у Юзефа родился сын Франтишек Салезий. Он-то и наследовал Кристинополь, ему же досталась и большая часть баснословного состояния. Со временем он станет киевским воеводой. Человек он был упрямый, гордый и вспыльчивый, типичный польский магнат, кичившийся своей родовитостью и убежденный в своем естественном праве решать судьбы страны.
От первой жены Зофьи Ржевуской детей у него не было. Овдовев, он женился вторично на своей дальней кузине, дочери познанского воеводы Анне Эльжбете Потоцкой, взяв в приданое 40 деревень. Теперь необозримые владения киевского воеводы тянулись по всей Червонной Руси (Галиции), охватывали Краковское и Сандомирское воеводства. Ему принадлежала большая часть Брацлавщины, в частности Браилов, Умань с окрестностями и Нестервар, названный позднее Тульчином. Но главной резиденцией по-прежнему оставался Кристинополь. Здесь и появились на свет все пятеро детей четы Потоцких: четыре дочери и один сын — Станислав Щенсны, родившийся в 1752 году. Он и стал единственным наследником гигантского состояния.
С раннего детства окруженный заботой и повышенным вниманием, Щенсны рос слабохарактерным и уступчивым. Что весьма поражало тех, кто знал его родителей, железный характер каждого из них, подчас суровый и жестокий. Было известно, например, что во дворце в Кристинополе царили бесправие и предвзятость. За малейшую провинность слуг наказывали мочеными розгами, а могли и засадить в темницу на хлеб и воду. Всеми экзекуциями руководила сама Анна Потоцкая. И никому не удавалось смягчить гнев хозяев.
Единственное, что унаследовал сынок из фамильных черт, — это родовую спесь и веру в свое избранное предназначение. Когда ему исполнилось 18 лет, в округе вспыхнула какая-то эпидемия. Чадолюбивые родители поспешили отправить своего отпрыска подальше, чтобы не рисковать его здоровьем. Так Щенсны оказался в доме булачевского ловчего Комаровского. Семья эта принадлежала к старой шляхетской фамилии и пользовалась всеобщим уважением. А дочка Гертруда всеобщим поклонением. Однако всем воздыхателям она предпочла молодого Потоцкого. Между ними вспыхнула любовь. Родители девушки отнеслись к их роману благосклонно — родство с такой семьей было более чем привлекательным.
Кончилась эпидемия. Щенсны вернулся домой, но продолжал посещать Сушно — имение Комаровских. Последствия этих визитов не заставили себя ждать — Гертруда забеременела. Тогда разгневанные родители девушки принудили молодого повесу тайно обвенчаться с ней. Почему тайно? Да потому, что и сам Щенсны и Комаровские опасались известить Потоцких о венчании — для них брак их сына с дочерью мелкопоместного шляхтича был мезальянсом.
Однако родители очень скоро узнали о венчании сына и вынудили его подать в суд прошение о признании брака недействительным, поскольку, дескать, он был заключен под давлением Комаровских. Тут кому-то из семьи Потоцких пришла мысль похитить Гертруду и упрятать в одном из Львовских монастырей, где настоятельницей была дальняя родственница Потоцких.
Зимней февральской ночью 1771 года неизвестные напали на усадьбу Комаровских, схватили Гертруду и бросили в крытую повозку. С тех пор ее никто не видел. Предполагали, что по тайному приказу супругов Потоцких она была убита и брошена в реку.
Между семьями начался длительный судебный процесс. А тем временем главный виновник всего случившегося всячески старался загладить вину перед родителями. Переживал ли он гибель жены и ребенка? Можно полагать, что по-своему скорбел. Дабы отвлечь сына от угрызений совести и тягостных воспоминаний, его отправили в заграничное путешествие.
Неожиданно и, как считали, при таинственных обстоятельствах умерла Анна Эльжбета — мать Щенсны. Спустя 10 месяцев тяжело заболел и Франтишек Салезий. Он умер как раз в тот момент, когда дело о смерти Гертруды получало все большую огласку. Но и умирая, он был уверен, что спас легкомысленного сына от позорного неравного брака.
Станислав Щенсны Потоцкий стал обладателем огромного состояния. Он владел около 1,5 млн. гектаров, на них трудилось 130 тысяч крепостных, годовой доход его превышал 3 млн. злотых. Первое, что он сделал, — покончил тяжбу с Комаровскими, выплатив им 700 тысяч злотых. И почти сразу же по окончании судебного процесса женился. На этот раз его избранницей стала дочь краковского кастеляна Юзефина Амалия Мнишек — из древней магнатской семьи. Скажу сразу, у них было 11 детей, но лишь трое старших были рождены от законного супруга. Юзефина оказалась, мягко говоря, любительницей амурных похождений, она подолгу жила за границей и вела откровенно свободный образ жизни. Но это будет потом, когда супруги станут жить раздельно. А поначалу Станислав Щенсны был безумно влюблен в свою жену. Следует, однако, заметить, что Юзефина, несмотря на все свои тайные и явные похождения и прегрешения, внешне всегда вела себя как верная и заботливая супруга.
С годами Потоцкий все больше стал претендовать на роль политического лидера, причем откровенно пророссийской ориентации. Петербург всячески поддерживал эти его устремления, не скупясь на всякого рода доказательства уважения, похвалы и лесть. Польские историки сегодня поражаются, насколько этот недалекий, а по мнению иных, и глуповатый магнат «был очарован показным величием Екатерины II».
В 1788 году Потоцкий откупил у своего шурина Фридерика Алойзы Брюля (мужа Марии — одной из своих сестер) ранг генерала коронной артиллерии. И почти тогда же тридцатишестилетнего новоиспеченного генерала настигла стрела проказника Амура. В Яссах генерал повстречал Софию. Пани Юзефина Потоцкая пребывала в Вене. Так что Станислав Щенсны с легким сердцем созерцал красоту пани Витт. Его внимание не осталось незамеченным. К тому времени София потеряла своего могущественного покровителя и была свободна от обязательств. Она ответила на чувство генерала. И уже в конце 1781 года об их романе говорил буквально весь город.
К этому времени Потоцкий открыто перешел на сторону России, встав во главе так называемой Тарговицкой конфедерации, отвергшей существующую конституцию, и тем самым способствовал будущему второму разделу Польши. До сих пор многие поляки считают его виновником «одного из величайших несчастий в истории польского народа».
Как бы ни было, София невольно оказалась вовлеченной в большую политическую игру. И когда в Яссы прибыл кузен Потоцкого Станислав Костка, чтобы уговорить того отказаться от выбранной позиции, попытка эта провалилась. Как считают, этому в немалой степени способствовала София. Она якобы действовала как агент петербургского двора и даже уговаривала Потоцкого согласиться возглавить русские войска, иначе говоря, интервенцию в Речь Посполитую. «У нас в руках, — писал историк Антони Ролли, — почти что доказательства, что пани Витт своим заискиванием и кокетством принуждала Потоцкого к поддержке политики „северной союзницы“». Однако есть и противоположные сведения. Будто София уговаривала генерала принять предложение короля Станислава Августа вернуться в Варшаву. Но тут вмешался гетман Северин Ржевуский, бесповоротно вставший на русскую сторону и вскоре перешедший на царскую службу. «Я убежден, — писал о нем Станислав Костка Потоцкий, — что без этого злобного человека мы с пани Витт заставили бы генерала послушаться голоса рассудка. Я думаю так потому, что она всячески помогала мне в этом вопросе и немало способствовала тому, что Ржевуский постоянно пребывал в большой тревоге». Однако генерал коронной артиллерии не послушался совета Софии.
Между тем в Варшаве собрали сейм, на котором обоих магнатов, Ржевуского и Потоцкого, лишили занимаемых ими государственных постов за непризнание конституции и борьбу с королем. К удивлению Многих, получив в Яссах сообщение об этом постановлении сейма, оба вельможи возликовали и поздравляли друг друга словно с повышением в чине. Им казалось, что теперь, спалив за собой все мосты, они смогут наконец-то осуществить свои планы с помощью русского орла.
Хотя София и была против этой, как ей казалось, авантюры, она помнила о своей главной тайной цели — во что бы то ни стало довести до брачного финала свой роман с Потоцким. Русский дипломат сообщал из Ясс, что польский генерал «по-сумасшедшему влюбился в госпожу Витт и тратит на нее бешеные деньги». Но когда пришло разрешение Потоцкому приехать в Петербург, он не решился взять с собой Софию. То ли из-за того, чтобы не дразнить чопорный свет русской столицы своей связью, то ли потому, что опасался влияния Софии во время предстоящих ему переговоров.