ывателя. Слово «эоантроп» создали из двух греческих корней – «eos», что значит «утренняя заря, рассвет» и «аnthropos» – человек.
С самого начала считалось, что пилтдаунский череп морфологически похож на человеческий. По мнению Вудворда, у древних обезьяноподобных предков человека был похожий на человеческий череп и похожая на обезьянью челюсть, именно такая, как у «пилтдаунского человека». В определенной точке, говорит Вудворд, эволюционная линия расщепилась. У одной ветви стали развиваться толстые стенки черепа с большими надглазничными валиками. Эта линия привела к «яванскому человеку» и неандертальцам. У другой ветви сохранились более гладкие надглазничные валики, в то время как челюсть стала больше походить на челюсть человека. Таким образом, Вудворд выступил с собственной теорией человеческой эволюции, которую он хотел подтвердить найденными окаменелостями, однако их число ограничено и они фрагментарны. Вудвордская предположительная родословная человека жива и поныне и утверждает, что Homo sapiens sapiens и Homo sapiens neanderthalensis являются потомками видов, называемых архаическими, или ранними Homo sapiens sapiens. Очень близко к идее Вудворда стоит не так широко принимаемое предположение Льюиса Лики о том, что и человек разумный, и неандерталец – это параллельные ветви главного ствола человеческой эволюции, но все эти предположительные эволюционные родословные игнорируют приведенные в этой книге доказательства присутствия анатомически современного человека в периоды более древние, чем плейстоцен.
Не все члены Королевского общества согласились с тем, что пилтдаунская челюсть и череп принадлежали одному существу. Сэр Рей Ланкастер из Британского музея предположил, что они могли принадлежать существам разных видов. Дэвид Уотерсон, профессор анатомии в Королевском колледже, также сомневался, что челюсть относилась именно к этому черепу. Он сказал, что соединение челюсти с черепом подобно соединению ступни шимпанзе с человеческой ногой. Если Уотерсон был прав, то череп, очень похожий на череп человека, возможно, относился к раннему плейстоцену.
Итак, с самого начала некоторые специалисты замечали, что череп почти современного человеческого типа и похожая на обезьянью челюсть пилтдаунского человека как-то не слишком хорошо совмещаются. Сэр Грэфтон Эллиот Смит, специалист в области физиологии мозга, пытался разрешить это сомнение. Изучив слепок, показывающий черты мозгового отдела пилтдаунского черепа, Смит написал: «Мы должны рассматривать это как самый примитивный и самый обезьяноподобный среди известных человеческий мозг; более того, можно было бы резонно ожидать, что этот череп принадлежал одному существу с [похожей на обезьянью] нижней челюстью».
Ученые надеялись, что будущие открытия разъяснят точный статус «пилтдаунского человека». Для окончательного вывода им не хватало клыков, которые у обезьян заострены больше, чем у людей. Вудворд, который, как мы уже говорили, пребывал в оптимистической уверенности, что клык обязательно будет найден, даже сделал модель того, как должен выглядеть клык «пилтдаунского человека».
И 29 августа 1913 года, когда все трое исследователей снова собрались вместе, де Шарден действительно нашел клык в куче гравия на пилтдаунской стоянке, рядом с тем местом, где была найдена нижняя челюсть. Кончик клыка был стерт так же, как кончик человеческого клыка. Кроме того, там было найдено несколько носовых костей.
Скептики были посрамлены! На этот раз итоговое заседание Геологического общества закончилось триумфом – всему миру было объявлено об открытии эоантропа – «Доусоновского человека зари». Бренные останки нашего далекого пращура были убраны глубоко в закрома Британского музея естественной истории, и всем желающим поработать с ними выдавались лишь гипсовые копии этого сокровища.
К тому времени Пилтдаун стал привлекать внимание туристов. Приезжающим исследователям вежливо позволяли помогать в продолжающихся раскопках. Сюда прибывали едва ли не целые поезда с членами обществ естественной истории. Доусон даже устроил на пилтдаунской стоянке пикник для Лондонского геологического общества. Скоро он стал знаменитостью. (Недолго, правда, ему довелось наслаждаться своей славой – в 1916 году любитель-палеонтолог умер.)
У многих ученых все равно сохранялись сомнения насчет того, что челюсть и череп эоантропа принадлежали одному существу, но эти сомнения ослабли, когда Вудворд сообщил об открытии в 1915 году второго набора окаменелостей – примерно в двух милях от первой пилтдаунской стоянки. Там было найдено два куска человеческого черепа и похожий на человеческий коренной зуб. Открытия второго «пилтдаунского человека» помогли многим ученым установить, что первый пилтдаунский череп и челюсть принадлежали одному существу. В последующие десятилетия многие ученые согласились с Доусоном и Вудвордом, что окаменелости «пилтдаунского человека» принадлежали вместе с раннеплейстоценовыми окаменелостями млекопитающих синхронным пилтдаунским отложениям.
Но другие, в том числе сэр Артур Кэйт и А. Т. Хопвуд, думали, что окаменелости «пилтдаунского человека» принадлежали к позднему плейстоцену вместе с найденной древней окаменелой фауной, которую, очевидно, вымыло в пилтдаунские отложения из более позднего горизонта.
Художники наперебой бросились творить портретные изображения предка, с виртуозностью «воссоздавая» основательность осанки, ширину плеч, проницательность взгляда, форму век, носа, губ, ушей, а также степень лохматости, которыми эти череп и полчелюсти обладали при жизни. Эоантроп дружески глядел на потомков со страниц газет, журналов, научных монографий и школьных учебников. Тысячи паломников – ученых и не очень – устремились в Суссекс, на родину эоантропа, где для поклонения животному предку человечества был установлен специальный монумент характерной формы.
Нужно признать, что эоантроп был обнаружен как нельзя кстати – вот уже более пятидесяти лет прошло после опубликования дарвиновского «Происхождения видов», а промежуточное звено между обезьяной и человеком так и не было найдено, и уже второе поколение ученых продолжало обсуждать, почему и как именно оно отсутствует. На «яванского человека», найденного Дюбуа, особых надежд возлагать не приходилось. Правда, незадолго до этого, в 1907 году, была сделана одна интересная находка в Германии близ Мауэра – массивная окаменевшая человеческая челюсть с зубами нормального для современного человека размера. Челюсть была передана в университет Гейдельберга, за что сначала получила название «гейдельбергского человека» (Homo heidelbergensis). Однако, кроме размера, ничего подозрительного в ней не было – обыкновенная человеческая челюсть. Этой челюстью восполнили облик «яванского человека», которому тоже явно не хватало деталей, по-видимому, намереваясь в будущем собрать первого человека по частям. Что же касается эоантропа, тут уж никаких сомнений не было – и человеческие, и обезьяньи признаки были явно налицо. Честь Дарвина была спасена!
Но надо сказать, что когда было найдено больше окаменелостей гоминид, то пилтдаунские окаменелости, у которых был тип черепа человека разумного, внесли большую неопределенность в построение линий человеческой эволюции. В Чжоукоудяне у Пекина исследователи первоначально нашли примитивную челюсть, похожую на челюсть «пилтдаунского человека». Но в 1929 году была найдена первая челюсть «пекинского человека», и у нее был низкий лоб и выдвинутые надглазничные валики питекантропа, такие же, как у явантропа. Сейчас «человека с Явы» вместе с «пекинским человеком» относят не к питекантропам, а классифицируют его как Homo erectus – человек прямоходящий. В том же самом десятилетии Раймонд Дард открыл в Африке первые образцы австралопитека (это означает не «человек из Австралии», как можно подумать, а «южный человек»). Затем последовали новые находки австралопитека, и у них, как и у «яванского» и «пекинского» людей, были низкие лбы и выступающие надглазничные валики. Тем не менее большинство британских антропологов считали, что австралопитек был обезьяноподобным существом и не был предком человека. Так что теперь надо было что-то делать с «питлдаунским человеком», который, как считалось, был одного возраста с находками австралопитека: отнести ли его к Homo erectus – человеку прямоходящему, Homo habilis – человеку умелому, Homo neanderthalensis – человеку неандертальскому или Homo sapiens – человеку разумному?
«Пилтдаунский человек» стал объектом самого широкого исследования антропологов. Сотни специалистов по всему миру, затаив дыхание, просиживали ночами над гипсовыми слепками его костей, составляя диссертации о том, как именно он происходил, сперва – из обезьяны, потом – в человека, и почему, вопреки существовавшим ранее теориям, у эоантропа сначала развился человеческий мозг, а уже потом – все остальное.
Что же касается Тейяра де Шардена, его мало интересовали эти чисто технические детали – он начал разрабатывать «новый» глобально-философский подход к эволюции, достигая в этом высот, не снившихся ни Дарвину, ни Геккелю. Подобно тому, как некогда Энгельс приложил гегелевские законы диалектики к материалистической философии (чем окончательно запутал материалистов, ибо, если материя первична, почему она должна подчиняться законам развития идей?), де Шарден ринулся толковать, а затем и развивать в узко-материалистическом смысле идеи Генри Бергсона, которым увлекался со студенческой скамьи. В итоге де Шарден (кстати сказать – дальний отпрыск Вольтера) объявил об открытии никем доселе невиданного и неслыханного, но, несмотря на это, – всеобщего закона: закона усложнения, подчиняясь которому, преджизнь (потрясающий эвфемизм, обозначающий неживую материю), имея врожденную тенденцию к психическому давлению строительства и подчиняясь непреодолимому стремлению к высшему развитию, сама по себе самоорганизуется в жизнь (чего, правда, наблюдать никому почему-то не довелось); живая же материя безудержно преобразуется в мыслящую (под мыслящей материей подразумеваемся мы с вами). Но этим дело не кончается. Коллективный разум всех людей неизбежно должен слиться в единое целое, преобразовав уже существующую биосферу в ноосферу – сферу разума. Все человеческие культуры и религии, по мнению де Шардена, должны были слиться в единой точке Омега, которую автор отождествлял с Христом. Дарвиновская эволюция предполагалась тем самым механизмом, через который этот «закон» осуществляется. Самым же удивительным было то, что все это излагал выпускник иезуитского колледжа, а его концепции были представлены как истинно христианское учение.