Все это страшно возмутило Ивана III, который хотел через дочь влиять на зятя и на православных литовских князей. К тому же с ее помощью он надеялся быть в курсе всех важных событий в Литве.
Поэтому отношения между двумя странами начали портиться, и это самым печальным образом отразилось на положении Елены и в семье, и при литовском дворе. Вскоре она превратилась в заложницу честолюбивых устремлений своего отца и так и не смогла найти полное взаимопонимание с супругом. В их браке даже не появились дети, хотя в 1497 г. ходили слухи о беременности Елены{412}.
Софья Фоминична из писем дочери знала о ее тяжелом положении в чужой стране, понимала, что в этом повинен и ее супруг, но ничего не могла изменить.
Некоторые исследователи полагали, что великий князь принес свою старшую дочь в жертву государственным интересам и был лично повинен в ее несчастной судьбе{413}.
Печальные думы об неудачном замужестве дочери, несомненно, вызывали у Софьи Фоминичны тяжелые переживания. Но некоторые исследователи полагали, что брак княжны с правителем соседней страны возвысил и ее мать и даже упрочил ее положение при московском дворе.
В августе 1495 г. Софье удалось уговорить мужа простить князя Василия Михайловича Верейского, женатого на ее племяннице Марии. Беглый князь должен был только вернуть все украшения Марии Тверянки, которые Софья по незнанию подарила молодым на свадьбу. Для переговоров по данному вопросу в Литву был послан Петр Грек{414}.
В 1501 г. муж Елены Ивановны Александр Казимирович получил польскую корону, и соответственно дочь Софьи Фоминичны стала еще и польской королевой, а сама великая княгиня превратилась в тещу короля и мать королевы.
После смерти Ивана Молодого Софья, видимо, надеялась, что наследником мужа станет ее старший сын Василий, но Иван III решил устроить соревнования между сыном и внуком Дмитрием и после него выбрать наиболее достойного наследника. Ведь разница в возрасте между ними была невелика — всего четыре года.
В октябре 1495 г. великий князь заявил, что поедет в Новгород с инспекцией и возьмет с собой внука Дмитрия и сына Юрия. «На государстве» в Москве были оставлены Софья Фоминична и старший княжич Василий. Это назначение должно было показать всем, что государь доверяет супруге и старшему сыну ответственное задание.
В Новгороде по случаю приезда высоких гостей были устроены всевозможные празднества. Софье же пришлось пережить в Москве очень холодную зиму с сильными морозами и обильными снегопадами. Потом наступила дружная весна с большим половодьем. Во время его 20 марта 1496 г. великий князь вернулся из поездки. О ее результатах в летописях нет сведений{415}.
Но из летописей можно сделать вывод о том, что летом 1496 г. началось сближение Ивана III с молдавским воеводой Стефаном, отцом его невестки Елены Волошанки. В Молдавию были отправлены послы, правда, по дороге их ограбили крымские татары. Стефан вступился за них и потребовал от крымского хана наказать виновных в грабеже. Те вскоре были найдены и даже вернули часть разграбленного имущества{416}.
Этот инцидент, видимо, произвел на Ивана III большое впечатление. Он решил, что для того, чтобы влиять на крымского хана, ему выгодно дружить со Стефаном. К тому же выяснилось, что зять Ивана III, великий князь Литовский Александр, нарушил договор с тестем и оказал помощь своему брату Альбрехту Казимировичу в нападении на Стефана. Правда, отважному воеводе удалось разбить своих противников{417}.
Все это еще раз убедило великого князя в том, что ему выгодно быть в самых теплых и дружеских отношениях с молдавским правителем, а значит, и с его дочерью Еленой, и с их общим внуком Дмитрием. Брак же дочери Софьи с великим князем Литовским Александром приносил одни неприятности. Поэтому Иван III, видимо, решил публично продемонстрировать свою любовь к невестке и внуку. Вскоре для этого подвернулся подходящий случай.
В августе 1497 г., когда в Москву приехала сестра великого князя великая княгиня Рязанская Анна, вся великокняжеская семья вышла ее встречать за город. При этом Иван III демонстративно приблизил к себе внука Дмитрия, а сыновьям приказал встать сзади. Софье Фоминичне с Еленой Волошанкой пришлось расположиться еще дальше — за боярами{418}.
Эта встреча наглядно показала всем присутствующим, какое место отвел Иван III каждому члену своей большой семьи. Приоритет Дмитрия-внука по сравнению со старшим сыном Василием стал всем очевиден.
Поняла это и Софья Фоминична и, видимо, предупредила Василия, чтобы тот с большим вниманием стал относиться к действиям отца. К этому времени у княжича уже было свое окружение, состоящее из дворян и дьяков.
С.М. Каштанов считал, что сразу после смерти Ивана Молодого Василий получил в управление тверские земли, поэтому у него были и свой двор, и штат приказных людей{419}.
В исследовательской литературе довольно долго обсуждался вопрос о том, кем были по происхождению люди, окружавшие старшего княжича. Одни относили их к аристократическим слоям, другие — к удельному дворянству, третьи не обнаруживали что-то общее в их статусе{420}.
Итог дискуссии подвел А.А. Зимин, выяснивший происхождение лиц, входивших в окружение княжича Василия. Оказалось, что хотя они и были представителями знатных фамилий, но к Ивану III не были близки. Выдвинуться в первые ряды знати они могли только при условии, что наследником престола станет Василий{421}.
Имена лиц, служивших старшему княжичу, известны из летописных сведений об их казни 27 декабря 1497 г. В летописи об этом сообщалось следующее:
«В лето 1497 декабря восполелся князь великий Иван Васильевич всея Руси на сына своего, на князя Василья, и посади его за приставы на его же дворе того ради, что он сведав от дьяка своего, от Федора Стромилова, то, что отец его, великий князь, хочет пожаловать великим княжением Володимерским и Московским внука своего, князя Дмитрия Ивановича, нача думати князю Василию вторый сатанин предотеча Афанасий Арапчонок. Бысть же в думе той дьяк Федор Стромилов, и Поярок, Рунов брат, и иные дети боярские, а иных тайно к целованию приведоша». Заговорщики хотели, чтобы Василий уехал от отца в Вологду и на Белоозеро, там забрал казну и «над князем Дмитрием израда учинил». Одновременно Софья Палеолог якобы приглашала к себе «баб с зельем»{422}.
Обо всем этом стало известно Ивану III. По версии Уваровской летописи, на сына и жену великий князь лишь опалился, а лиц из их окружения велел казнить на льду Москвы-реки: «…детей боярских Владимира Елизарова сына Гусева, да князя Ивана Палецкого Хруля, да Поярка Рунова брата, да Сщевиа Скрябина сына Травина, да Федора Стромилова, диака веденного, да Афанасия Яропкина». 27 декабря им отсекли головы{423}.
В летописях, обнаруженных А.А. Зиминым, содержались иные подробности. На сына и жену Иван III все же наложил опалу. Они были взяты под стражу. Афанасия Яропкина четвертовали, Поярку сначала отсекли руки, потом — голову. Федору Стромилову, Владимиру Елизарову, князю Палецкому и Скрябину только отсекли головы, лихих баб ночью утопили в Москве-реке{424}.
Из сведений о событии конца декабря 1497 г. можно сделать вывод о том, что ни сына, ни жену Иван III не счел серьезно провинившимися. Главными виновниками, по его мнению, были окружавшие их люди, и за это их сурово наказали.
Выяснив происхождение этих лиц, исследователи попытались сделать выводы о том, что Софью и ее сына Василия поддерживали только не самые знатные дворяне и дьяки.
Однако в перечень наказанных лиц, вероятнее всего, вошли лишь те, кто составлял малый двор княжича Василия, сформированный отцом. Никакого массового демонстративного перехода на его сторону дворян и дьяков не было. Поэтому вряд ли можно считать, что существовал какой-то особый заговор Владимира Гусева, направленный на то, чтобы свергнуть власть Ивана III, расправиться с Дмитрием-внуком и посадить на престол Василия.
Просто лица из окружения Софьи Палеолог и ее старшего сына предупредили их о том, что готовится церемония венчания на великое княжение Дмитрия. Возможно, кто-то из них посоветовал Василию бежать из Москвы, чтобы таким образом выразить отцу свое несогласие с его выбором.
У Ивана III, судя по всему, в окружении жены и сына были свои люди. Узнав о замыслах Софьи и Василия, он тут же очень жестоко расправился с излишне болтливыми дворянами и дьяками. После этого подготовка к обряду венчания Дмитрия-внука на великое княжение продолжилась.
Следует отметить, что ранее подобных обрядов никогда не было. Он наверняка был специально разработан для данного события, чтобы придать ему официальный и публичный характер. Так великий князь, возможно, хотел наглядно продемонстрировать Софье Палеолог, что не считается с ее высоким происхождением и не чтит ее потомство. Для него дороже его первый сын Иван Молодой и его семья.
Можно даже предположить, что скоропалительное решение о публичном венчании внука на великое княжение Иван III принял после неудачной попытки Василия восстать против него. Ведь раньше это событие носило кулуарный характер. Например, Иван Молодой получил титул великого князя без какого-либо особого обряда.