Слуга и «кот» толстухи я, но, право,
Меня глупцом за это грех считать:
Столь многим телеса её по нраву,
Что вряд ли есть другая, ей под стать…[41]
Впрочем, дальше помолчу, ты не гренадёр… Пока я забавлял этих великанов, Беранже залез на крышу главного павильона и завесил трёхцветный флаг своим чёрным плащом. Вот как это было. Надеюсь, ты воздержишься от пересказа этой истории нашему отцу – боюсь, что полиция окажется менее снисходительна к нашему поэту, чем военный комиссариат. Потом мы ещё долго ходили по городу, читая прокламации, которые висят на каждом углу. Роялисты очень расторопны… Я принес с собой одну из них – вот, слушай: «Французы, Людовик XVIII, ваш законный государь, только что признан европейскими державами. Их победоносные армии приближаются к вашим границам. Вы получите мир и прощение. Неприкосновенность собственности будет гарантирована, налоги уменьшены, ваши дети вернутся в ваши объятия и снова смогут возделывать поля». Подписано: «Принц Конде». Слышишь, Софи, твои дети смогут спокойно возделывать поля. Ты рада?
– Фи, как это скучно… Зачем ты мне это читаешь? Я не знаю этого Людовика XVIII, я его никогда не видела. Говорят, он стар?
– Софи, у королей, как и у женщин, нет возраста.
– Насчёт женщин согласна, а вот короли… Мы, женщины, хотим обожать своего государя. Например, ты знаешь, что Мари Рокур влюблена в нашего императора и хочет от него ребёнка? Она страшная патриотка, я тебе уже говорила…
– Я обнажаю голову, но как посмотрят на её кандидатуру императрица и Государственный совет?
– Опять смеёшься? И зачем я тебе это рассказала! Мари обидится страшно, если узнает. Не смей показывать ей, что знаешь, слышишь? Мне тоже нравится наш император – не до такой степени, конечно… В конце концов, он сделал нашего отца бароном. Ну вот, я и готова, мы можем спускаться к гостям…
VI
Остаток дня Наполеон работал с министрами, военными, чиновниками. Он учредил регентство императрицы, отдал распоряжения по укреплению Парижа и ещё десятки других распоряжений, которые считал нужным сделать. Вечером он выехал в Шалон в карете, разбитый болями, нелюдимый, посадив с собой одного Бертье.
Комендант Тюильри был смещён, но приказа расследовать дело со знаменем не последовало. Удивлённый префект полиции отнес эту забывчивость к переутомлению императора и по своей инициативе предпринял розыски – просто из любви к профессии. Через два дня агент-осведомитель III степени Мари Рокур сообщила ему имя виновного. Префект полиции сунул данные в пустую папку и потерял всякий интерес к этому делу.