[439]. Все следующее десятилетие землеустройство казахского населения будет рассматриваться скорее как желаемое, чем действительное.
Самым радикальным способом увеличить площадь «лишних», легко поддающихся колонизации земель Российской империи было открытие для переселения ранее закрытых районов. Это касалось в первую очередь Туркестана, где еще в 1896 году генерал-губернатор А. Б. Вревский издал запрет на поселение крестьян, который стал применяться и к Семиречью, после того как оно в 1898 году было возвращено в юрисдикцию генерал-губернатора [Brower 2003: 138]. С точки зрения в целом патерналистски настроенных военных чиновников, которым был вверен Туркестан, это имело смысл. Они были невысокого мнения о переселенцах-славянах, опасались беспорядков, которые мог вызвать их большой приток, и настаивали на признании экономических интересов местного населения (казахов, киргизов и оседлых сартов) [Sahadeo 20076: 148–166][440]. Но с точки зрения колонизации исключать Семиречье было бы серьезной ошибкой. Изобиловавший пышной растительностью и пресной водой, этот регион был раем по сравнению с засушливыми степями, в которых вынуждены были селиться русские крестьяне, а на его огромных просторах таились баснословные производительные силы, ожидавшие надлежащей эксплуатации[441]. Эта вера в потенциал Семиречья привела к тому, что запрет на переселение был снят, в 1905 году на время, а в 1910-м – навсегда; в тот период тысячи переселенцев уже самовольно стекались в регион, который, по слухам, был «золотым дном» для сельского хозяйства[442]. Учитывая, что первоочередной задачей администраторов было регулирование жизни поселенцев на новых землях, из Семиречья, безусловно, требовалось выжать максимальную пользу.
Политика администрации, слабое управление и сам ландшафт Семиречья, сильно отличавшийся от расположенных севернее засушливых лугов, сделали эту задачу сложнее, чем ожидалось. В 1905–1909 годах именно Семиречье демонстрировало серьезный кризис системы норм и излишков. В конечном итоге земельные нормы подверглись самому сильному натиску с момента их введения, но Переселенческому управлению так и не было позволено полностью добиться своего. На пути к компромиссу конфликтующие учреждения аргументировали свои позиции данными прошлых и нынешних исследований, перетолковывая их исходя из противоположных представлений о земле и экономике Семиречья.
Кризис системы норм и излишков: Семиречье, 1905–1909
Как только Семиречье открылось для крестьянского заселения, естественно, что система норм и излишков стала применяться и там. Эта система достаточно хорошо работала в других степных областях, а Семиречье, в отличие от остальной территории Туркестана, находилось в юрисдикции Степного положения. Таким образом, там также имелась правовая основа для изъятия излишков земель. Но если в северных степных областях, прежде чем на них обрушилась самая большая волна поселенцев, много лет проводились дорогостоящие статистические исследования, полезных данных о земле и населении Семиречья катастрофически не хватало. Острота ситуации требовала разработки земельных норм без надлежащей информационной поддержки.
На передовой линии этой работы стоял С. Н. Белецкий (1864-?), уроженец Полтавской губернии, такой же, как и Ф. А. Щербина, опытный земский статистик, известный своим обширным трудом «Земская статистика. Справочная книга по земской статистике в двух частях» [Белецкий 1899–1900][443]. После нескольких лет службы в Полтавской губернии он возглавил статистическое бюро Уфимской губернской земской управы, где под его руководством была завершена первая губернская перепись населения (1896–1899)[444]. После этого он переехал в степь, где работал в региональных отделах Переселенческого управления, сотрудничал с местным (Омским) отделом ИРГО и Акмолинским местным комитетом о нуждах сельскохозяйственной промышленности, созданным по инициативе С. Ю. Витте[445]. После революции 1905 года он был назначен начальником Семиреченского переселенческого управления и сменил на этой должности своего политически неблагонадежного предшественника[446].
В Семиречье Белецкий оказался в трудном положении. Его деятельность в степи отличалась некоторой осторожностью в отношении местного населения; настаивая на переходе казахов к более интенсивным формам хозяйствования, он также осознавал необходимость выделить землю местному населению до изъятия излишков [Малтусынов 20066: 259, 261, 267]. Но теперь, оказавшись в сложных обстоятельствах, Белецкий колебался. В конфликте интересов поселенцев и местных жителей он твердо стоял на стороне первых. В докладе генерал-губернатору Н. И. Гродекову он утверждал, что колонизации противостоят те, кто ставит интересы пограничных земель выше интересов государства в целом, следуя лозунгам «Туркестан для туркестанцев» или «Семиречье для семиреков»; на самом же деле, будучи составной частью России, Семиречье должно быть в первую очередь «для русских»[447]. То ли из идейных соображений, то ли из чувства профессионального долга Велецкий сделал то, что считал нужным: он молниеносно рассчитал применимые земельные нормы в таком размере, который позволил бы изъять излишки земли для размещения на ней как можно большего числа поселенцев.
Не располагая необходимыми экономическими и географическими данными, на получение которых ушли бы годы, Велецкий шел напрямик. Поскольку фактор времени был крайне важен, он вместе со своим помощником, статистиком Воронковым, ограничился для расчета потребностей среднего и типичного казахского домохозяйства упрощенным методом – анкетным исследованием, которое провел лишь в нескольких предположительно репрезентативных населенных пунктах[448]. В отсутствие квалифицированных ученых-натуралистов и времени, чтобы найти их и привлечь к работе, он основывался на данных местного статистического управления и трудах таких исследователей, как П. П. Семенов-Тян-Шанский и И. В. Мушкетов: исходя из этих материалов можно было выделить естественно-исторические районы губернии и понять, где пастбища и почва были плодородными, а где скудными[449]. С. Н. Белецкий не скрывал от начальства, под каким давлением ему приходится работать и к каким это может привести последствиям; он не мог высказать даже тех крупиц правды, которые позволяли себе Щербина и его коллеги. Нормы, представленные им в 1907 году, варьировались от 40 до 82 десятин в зависимости от качества земли – намного ниже, чем в других степных губерниях, из-за более коротких кочевий и большего интереса кочевников Семиречья к земледелию[450]. Тем не менее в последующие два года Белецкий отстаивал свои позиции во всех конфликтах, основываясь на одном главном аргументе. С его точки зрения, если он и ошибся, то исключительно в сторону преувеличения; нормы, которые он представил, были максимальными, и по мере изучения населения и земли Семиречья их можно будет только снижать[451]. Таким образом, их можно было немедленно и без опасений применить для формирования поселенческих участков.
Сейчас, столетие спустя, кажется, что в своих служебных записках об этих «максимальных» нормах Белецкий только и делает, что протестует и оправдывается. Но у него были серьезные причины настаивать на своем авторитете и базовой применимости своих норм. Ни уездные начальники Семиреченской области, ни могущественная канцелярия Туркестанского генерал-губернатора не относились к переселению крестьян благосклонно; критикуя Белецкого и его деятельность, они, казалось, нашли эффективное средство замедлить или вообще прекратить переселение. Без норм все это начинание, задуманное в 1907 году, должно было бы провалиться.
Противодействие Белецкому велось в двух формах. Во-первых, некоторые уездные начальники пытались, используя свой многолетний опыт работы на местах, установить собственные нормы; новичок, подобный Белецкому, не мог надеяться, что знает землю так же хорошо, как они[452]. Но уже в ходе совещаний в начале 1908 года Воронков достаточно легко пресек эти дилетантские поползновения[453]. Труднее было отмахнуться от попыток чиновников канцелярии Гродекова противопоставить реальным нормам, которые рассчитал Велецкий, то, что я бы назвал «идеей нормирования». Глава канцелярии В. А. Мустафин поставил под сомнение непосредственно эпистемологическую базу работы Белецкого. По его утверждениям, Семенов-Тян-Шанский и Мушкетов, чьи труды послужили основой для естественно-исторического районирования, проведенного Белецким, в течение нескольких десятилетий даже не бывали в Семиречье, и организация массовой колонизации региона не входила в число их научных задач[454]. Скорее, примером серьезности и осторожности, с которыми следовало подходить к проблеме, могла служить Экспедиция по исследованию степных областей:
Если в основание работ по определению норм можно было бы принять научные исследованиия рекогносцировки и т. д., то ведь в Степном крае все это было, однако правительство нашло нужным командировать туда целую экспедицию Щербины, стоившую м.б. миллионы рублей и работавшую несколько лет. Тем более нельзя на таких легких данных строить судьбу кочевников Семиречья, резко отличающегося от Степного края