Между тем ребенок сбросил с головы сделанную матерью чалму. Анастасия подняла её, отряхнула и хотела снова надеть.
– Ишь, неслух, даром, что ли, я для тебя покрывало порвала!
– Правильно, Володюшка, – погладил его по головке Любомир. – Не нужны нам шапки, какие нехристи носят! Тебе дядя русскую, соболью подарит.
Он украдкой глянул на сестру, по нраву ли ей придутся его слова? Анастасия нахмурилась. Неужто ей у поганых понравилось? Волей али неволей родила мунгальчонка?
А мысли его сестры, между тем, пребывали в смятении. Она уже давно считала себя и Аваджи чем-то единым, не сомневалась, что её родные так же полюбят её нового мужа, как любит она сама. Но первая же встреча с близким человеком – любимым братом! – показала, что она жестоко ошиблась. Что же ей делать?
Маленький Владимир не ощущал тревоги, которая возникла в отношениях взрослых. Любомир ему понравился, потому он потрогал пальчиком лицо юноши и вдруг сказал:
– Дядя!
Сдерживаемое много дней напряжение, радость и волнение от встречи с сестрой оказались для Любомира последней каплей в чаше его терпения. Он обнял племянника и заплакал. Глядя на него, заплакала и Анастасия. Правда, юноша вскоре своих слез устыдился. Тем более, что малыш упрямо вытирал их своей ладошкой и, вздохнув почти как взрослый, повторил:
– Дядя!
– Не бойся, маленький, это я от радости. Княжич!
Он гордо поднял Владимира на вытянутых руках.
Анастасия побледнела.
– Не смей никогда этого говорить!
Любомир недоуменно глянул на нее.
– Неужели ты думаешь, что такое можно скрыть от других? В нашем-то маленьком городе!
– Но почему это должно интересовать ещё кого-то? Всеволод ведь женился?
Она спрашивала с надеждой, но Любомир не понял, чем вызван её интерес, и стал подбирать слова, чтобы ответить ей как-то помягче, не так больно ударить неприятной, как он считал, новостью.
– Женился. Его отец заставил. Все уверяли, что ты сгинула, а ему надо наследника иметь. Он бы и не согласился, но к гадалке поехал, а та ему показала что-то, после чего Всеволод к отцу послал сказать, чтоб везли невесту…
– И детишки есть?
– Пока нету. Не получается вроде.
Анастасии стало страшно. Как ни крути, а Владимир у князя первенец. Родит ему жена, не родит, а тут вот он, готовый ребенок… "Может, он ко мне охладел, так не захочет и о ребенке слышать?" – с робкой надеждой подумала она.
– Как маменька? Отец? Братья? – Анастасия решила пока не думать о Всеволоде, чего заранее судить да рядить…
– Слава богу, все здоровы. Я так думаю, – поправился Любомир. Случись что, за мной бы послали, а так… Здесь я уже два месяца.
– Это из-за… – Анастасия запнулась.
– Из-за горба! – весело закончил брат. – Теперь я уже не боюсь этого слова, тем более, что у меня его и нет. Спасибо Прозоре!
– Как же ей это удалось? Разве можно такое вылечить?
– Значит, можно. Или ты горб ещё видишь?
– Значит, Прозора… Разве она больше не живет в своей лесной избушке?
– Зачем же, раз в Холмах у неё такой дом?
Любомир обернулся на дом, на крыльце которого стоял.
– Она его купила?
– Что ты! Это им с мужем Всеволод подарил.
– Видать, за большие заслуги.
– Ты не помнишь конюшего князя Всеволода, который прежде был и его воспитателем?
– Дядьку Лозу? Конечно, помню. На старости лет, значит, он жениться решил?
– А он все это время и был женат. Прозора его первая и нынешняя жена. Только она после пожара пропала, вот и думали, что она в огне сгорела.
– Она и сгорела! – упрямо возразила Анастасия. – Мне эту историю дворовые рассказывали. Сгорела вместе с избой и малолетними детьми.
– А получилось, не сгорела!
Опять они стали спорить, как когда-то в детстве. Никто не хотел уступать. Любомир стал подниматься с племянником на руках по ступеням, кивнув сестре, чтобы следовала за ним, а она все стояла и настаивала на своем.
– Как такое могло случиться? Нет таких людей, чтобы в огне не горели! А что если Прозора вовсе не жена Лозы, а просто ему глаза отвела?
– Опять вы на лестнице топчитесь? – раздался сверху веселый женский голос. – Али меня боитесь?
Всего мгновение назад на крыльце никого не было, и вот точно из воздуха возникла перед ними Прозора. Поневоле поверишь в колдовские чары. Так подумал Любомир, а Анастасия смутилась и покраснела: неужели знахарка слышала, о чем она говорила?
Но Прозора лишь протянула руки и стала отвязывать спящую Ойле так осторожно, что ребенок не проснулся.
– Красавицей будет, – ласково проговорила знахарка, нежно прижимая малышку к себе. – Тем привлекать станет, что красота её для русского глазу непривычная, редкая. Отец её, должно быть, очень красив?
– Он не только её отец, – строго заметила Анастасия, не желая, чтобы её хоть как-то отделяли от Аваджи. – Он ещё и мой муж!
Любомир тихо ахнул и невольно крепко прижал к себе племянника. Владимир заворочался и попытался вырваться.
– Муж? – не мог поверить он. – Но ведь ты пошла за него не по доброй воле? Не волнуйся, наша церковь не признает твоего брака с иноверцем.
Анастасия снисходительно глянула на брата, как будто он был младше её не на полтора года, а по меньшей мере лет на двадцать. Да она, наверное, и имела право на него так смотреть. Сколько страданий ей пришлось перенести, сколько унижений, но она выдержала, не сломалась, да ещё и оказалась способной по-настоящему полюбить. Только теперь Анастасия стала осознавать, как сильно она любит Аваджи – ради него она согласна пройти через любые унижения!
– А ведь они опять напали на Русь, – ни к кому не обращаясь, как бы сама себе сказала вслух Прозора, но при том испытывающе посмотрела на стоящую перед нею молодую женщину. – Они – наши враги.
Анастасия их с Любомиром настороженное молчание восприняла по-своему: они её осудили, даже не попытавшись выслушать! Ее детей… нет, детей её и Аваджи они, небось, уже готовы у неё отобрать! Сына отдать бездетной мачехе. Олюшку убрать с глаз долой, как дочь иноверца… И это близкие люди! Что же скажут чужие? Наверное, Анастасия рано обрадовалась возвращению домой. Здесь она никому не нужна. Ее мысли, чувства никого не волнуют. Разве на земле живут только русские и иноверцы? А среди последних не может быть просто хороших людей?
Она подошла к Прозоре и забрала из её рук Ойле. Не спеша опять привязала к себе дочурку.
Знахарка так была ошеломлена её суровым видом, зло поджатыми губами, что без сопротивления отдала ребенка.
– Пойдем отсюда, Володюшка! – говорила между тем глупая женщина, протягивая руку к сыну. – А то Мока нас совсем заждался.
И услышала слова брата:
– Никуда ты не пойдёшь! Я не знаю, кто такой Мока, – сказал Любомир, – может, твой слуга, но ждать ему придется долго.
– Хочешь сказать, что ты осмелишься меня не отпустить? – гневно нахмурила брови Анастасия.
– Осмелюсь, – кивнул брат. – А что касаемо строптивости, то вижу, ты осталась прежней Настькой – неслухом и гордячкой. Даже муж-иноверец не смог тебя переделать. Не хочу обижать тебя, сестра, но ты уже не лебедянская княгиня, а просто женщина, бежавшая из плена. С двумя малолетними детьми. И куда бы ты пошла? Опять к бывшим хозяевам?
Анастасия беспомощно, по-детски оглянулась на Прозору, которая в их разговор не вмешивалась, а просто посмеивалась про себя.
– Сколько времени ты прожила у монголов? – вдруг спросила она.
– Два года, – растерянно ответила Анастасия, не понимая, куда та клонит.
– За два года от родины трудно отвыкнуть, но, судя по всему, ты особо не бедствовала: ни покорства в тебе рабского, ни страха… Муж не простым воином был?
– Сотником.
– Пусть большого горя ты не знала, но разве не успела увидеть, как разорена Русь? Как стонет она под нехристями…
– Бежать решилась, – вмешался и возмущенный Любомир. – С матушкой не подумала повидаться, а уж она по тебе все глаза проплакала!
Анастасия перевела дух и устыдилась: на кого обижаться вздумала? Где ещё её приютят и обласкают, как не в родном доме? А то, что её Аваджи воюет во вражеском стане… Рассказывать всем, что он не такой? Кто поверит и её поймёт, особенно знахарка, у которой из-за нехристей вся жизнь наперекосяк пошла?
Молодую женщину охватил страх: неужели нынешняя жизнь ничего хорошего ей не сулит? От своей любви к Аваджи она отказываться не хотела, но увидит ли его когда-нибудь? А её дети? При живом отце – при живых отцах! сиротами останутся?!
Голова Анастасии пошла кругом, и она решила, что пустыми размышлениями горю не поможешь. Придется ждать. И надеяться. А время покажет.
Глава сорок первая
Отправленный княгиней в дружину, Глина не шибко о том убивался, но первое время претерпел немало насмешек от своих товарищей, потому что на хозяйских харчах раздобрел, для ратных дел отяжелел. Пришлось немало потов пролить, чтобы обрести в руке былую твердость.
Князь, привыкший, что верный дружинник всегда рядом, не стал его от себя отсылать, так что Глина после хозяйства Всеволода стал привычно вести хозяйство дружины – такой уж у него выявился талант!
А сегодня Глина узнал одну новость – да какой узнал, сам лицезрел! – ехал верхом юноша и вел за собой на поводу… верблюда! Глина верблюдов прежде видел, а вот для многих лебедян это зрелище оказалось в диковинку. Из дворов высыпали, глядели, как к дому боярина Астаха подъехала вслед за всадником повозка, в которой сидела пропавшая дочка боярина и с нею двое малолетних детей.
Потому Глина топтался подле сидевшего на лавке князя, думал, как бы подать ему сие известие помягче. Пока он соображал, как это сказать, новость вдруг сама будто выскочила изо рта:
– Анастасия вернулась!
Но то ли сразившая когда-то князя горячка унесла его прежнюю память, то ли, задумался глубоко, а только равнодушно спросил:
– Какая Анастасия?
Глина оторопел: вот те на! Выходит, князь о своей первой жене и думать забыл, потому и он пояснил тоже равнодушно: