– Да не напрягайся ты! Шутковать я люблю. Говорят, ты раньше любитель выпить был?
– Что было, то быльем поросло. – Макар Саныч гордо поднял выбритый до синевы подбородок.
– Уважаю, коли не звездишь. Значит, слушай сюда, дел у нас сегодня с тобой невпроворот, так что нечего рассиживаться. Приведи-ка мне… – Майор выложил на стол листок с выписанными фамилиями жителей Задорья, – вот этих вот товарищей. Прям семьями. И Климова, Климова-то перво-наперво, с мальчонкою сразу. Не будем филонить – до темноты управимся.
– Не здолею сегодня. И завтра никак. Послезавтра.
Столь бескомпромиссный отказ до того удивил Жигалова, что он даже разозлиться забыл, лишь спросил:
– И чем обосновано?
– Свадьба сегодня у дочки, – пояснил председатель. – Не придет никто, товарищ майор. И завтра полдня откисать будут, после принятого, значит. Дочка уже в ЗАГСе с зятем будущим, в райцентре. Зараз домой едут, справлять будем. Там столы ужо накрыли, гости ждут…
– Хм… Культурное мероприятие, значит? Так и я прогуляюсь, погляжу, как вы тут живете. Какие анекдоты про генсека в ходу, а, председатель?
– Анекдотов не жалуем, товарищ майор.
– Вот ты так всем и скажи – песни можно, анекдоты сегодня в загашнике чтоб держали.
– Тогда вы бы без формы приходили, шо ль… Не то народ вас побачит да бояться будет.
– В штатском приду. А ты мне угол выделил для ночевки? Молодец, благодарность тебе от органов внутренних дел! Дочке-то сколько лет?
– Двадцать сполнилось, Василиной звать.
– А жениху? Хороший парень-то?
Макар Саныч почему-то едва заметно поморщился.
– Да хлопчик-то гарный… Двадцать шесть ему, егерь, в лесхозе работает. Валентин Эдипенко.
– А чего так морщишься, будто лимона сожрал? – удивился Жигалов.
– Та сирота он, без роду без племени. И дурной малость. Был жених полепше, да Васька вцепилась в Вальку своего – его, грит, батька, кохаю. Ну а я кто, шоб супротив любови идти? Она у меня дивчина горячая, глядишь, в петлю еще залезет. Так шо мир им да любовь, как грицца.
– Вижу, хороший ты мужик, председатель. Покажи мне напоследок, где телефон тут у вас.
Дождавшись, пока Макар Саныч уйдет, Жигалов снял черную карболитовую трубку и набрал странный номер. На другом конце провода ответили мгновенно.
– Алло, Минск на связи? Майор Жигалов беспокоит! Код: «Ключник вскрыл замочную скважину». Остапчук, ты, что ль? Здоро-ово, брат! Да по-прежнему, как говорится – у нас все впереди, и эта мысль тревожит. Слышь, Остапчук, Гавриленко у себя? Соедини с ним, будь добр. Давай, брат, и тебе здоровья, – послышались щелчки, Жигалов послушно ждал. Щелчки кончились. – Алло-алло! Товарищ полковник, здравия желаю, майор Жигалов на связи! Да, так точно! До Нового Задорья добрался, выявил взаимосвязь с другим делом по двойному убийству, Кравчук и второй. Так точно… Да, думаю, с письмом это как-то связано – отправителю Гринюк передал письмо наш фигурант. Так точно, подозреваемый есть. Демьян Григорьевич Климов, 27-го года рождения. Да, тот самый, сын полка который. С мальчишкой тоже связан, посмотрите в деле… С Гринюк говорил, насчет нее подозрений не имею – она здесь явно невольный исполнитель. Она письмо переводила. Никак нет, товарищ полковник, помощь пока не требуется. Религиозный культ? Бес его знает, конечно, но в целом похоже. Бардак здесь какой-то нехороший, приглядеться надо. Так точно, товарищ полковник. Вас понял, продолжаю работу, переключаюсь на дежурного. Остапчук, брат, номер запиши – это клуб местный. Как трубку возьмут, Жигалова зовите, я под своим именем. Код: «Мастер замков запер дверь». Давай, удачи. Маришке привет!
Майор повесил трубку и посидел немного, поглаживая усы, скрывавшие уродство – неудачно прооперированная рассеченная губа. И фриц постарался на славу, хоть бы пулей или снарядом, а то – саперкой, сам теперь ходячий анекдот. Усы на службе носить можно, а вот бороду никак, так что второй шрам от симпатичных учительниц не скроешь.
«А жаль», – мысленно посетовал Жигалов.
Майору предоставили маленький угол в бараке – хоть и комната мала, зато в одиночестве, вход отдельный, да и все удобства имеются. За стенкой выл соседский ребенок, на улице мычала корова, жрущая редиску с чужого огорода. Гуси гогочут, собаки лают. Майора вновь посетила навязчивая мысль, что его сюда спровадили с глаз долой, подальше от начальства. Ну и черт с ними, он отпуск давно не брал, а тут деревня – загляденье, как на картинах Репина.
Он достал из чемодана штатскую одежду, снял и аккуратно повесил форму, туда же – кобуру с табельным ПМ. Фуражку с васильковым околышем положил на печку. Надел брюки, рубашку, коричневый клетчатый пиджак. На лацкан прицепил орден Красной Звезды, который в пехоте ласково звали Красной Звездочкой. Вот и все, можно и на свадьбу. Он почему-то надеялся увидеть там Анну Демидовну – больно в душу запали ее синие глаза.
На спортплощадке возле школы поставили несколько столов буквой П, обильно уставленных соленьями, вареньями и, конечно же, пузатыми бутылями с горилкой. С соседних домов шли люди с домашним квасом, караваями, креплеными настойками. Жигалову подмигнул сидящий на пеньке безногий дед с баяном в руках – седой как лунь и вдобавок одноглазый.
– Папироски не будет, сынку?
– Держи, отец, – Жигалов дал сигареты со спичками. – Где ж тебя так потрепало?
– На Белорусском фронте, где ж яшчэ. Осколками. А тебе? – Дед указал на шрам.
– Меня подальше, под Берлином. И смех и грех – саперной лопаткой, прям по всей фотокарточке.
Дед протянул крепкую ладонь.
– Знакомы будем, вояка. Афанасий Яковлевич, Землянин я. Не с планеты Земля, а фамилие такое – Землянин.
– Элем Глебович, Жигалов. Веселый ты старик, однако.
– А то! Ща рюмашку опрокину и забауляцца буду – заслухаешься, усе деуки в пляс пойдуть! – Землянин рванул баян, тот траурно вздохнул – «тря-я-ям». – А ты откуль будешь?
– Да я так, отца невесты знакомый, – покривил душой майор. – А что, Афанасий Яковлевич, молодожены-то где?
– Дык с райцентру едуть, у нас-то расписаться негде – токо тама. Ща приедуть, и – эх! – гульнем, яквстарь!
У школьного крыльца Жигалов приметил Анну Демидовну – яркую, стройную, заметную в своем изящном платье цвета молодой листвы. Она о чем-то перешептывалась с бородатым мужиком в белорусской лянке и пиджаке. Тот опирался на трость, но как-то неестественно, так, что большая часть веса все равно приходилась на ноги, будто и не хромой он вовсе, а прикидывается. На лацкане мужика висела медалька «За отвагу»; сам он был рослый, крутоплечий, но сутулился, что твой горбун. И борода клоками – как у лешего, будто нарочно растрепана.
«Ба! Да это ж и есть знахарь!» – понял Жигалов. А у училки, видать, совесть взыграла – догадалась, что сдала сегодня Климова, прискакала с повинной. Или советуются о чем-то? Неужто и впрямь пособники? Вон у Климова какой вид озадаченный. Майор решительно направился к парочке.
– Здравия желаю, Анна Демидовна. Вижу, не рады меня снова видеть. Но придется, работа у меня такая, – хохотнул Жигалов, обращаясь к учительнице, но разглядывая ее собеседника. – Познакомите с товарищем?
– Здравствуйте… Да, Демьян, познакомься, это Элем Глебович.
– Демьян Рыгорыч, – коротко представился зна́ток, не менее пристально оценивая Жигалова. Глаза его не понравились майору – хваткие, внимательные, но постоянно ускользающие. – Имя-то какое… Вы к нам по службе, Элем Глебович, али как?
Жигалов покрепче сжал ладонь знахаря, норовя покатать костяшки, но тот не давался – надо ж, лапа что тиски железные, хоть и четырехпалая, как подметил майор. Несколько секунд они мяли друг другу руки, а потом одновременно отпустили. Анна Демидовна едва заметно закатила глаза, вздохнула.
– А от вас ничего не спрячешь, да? Так точно, майор госбезопасности Жигалов, – выложил он все карты на стол. – По делу к вам, в Задорье. По вашу, кстати, душу, Демьян Рыгорыч, тоже…
Но тут со всех сторон раздались крики – «Едут, молодожены едут!» – и все поглотила радостная какофония; разговор пришлось прервать. Звенели колокольца, бешено ревел клаксон, тарахтели моторы. На школьный двор вынырнула полуторка поселкового почтальона с развевающимися позади кабины разноцветными лентами, следом новенький ЗАЗ-966, а уже за ними – мотоцикл с самодельной люлькой. Там, в уже порядком запыленном белом платье, визжала радостно невеста – свисала по пояс, показывая всем тонкую полоску золота на пальце, а жених едва-едва удерживал новоиспеченную супругу, чтобы та не выпала под колеса. В самом конце свадебного поезда плелись запряженные в украшенные телеги клячи. Гости в телегах кричали, колотили в бубны, звенели снятыми с велосипедов звонками; шум стоял – аж уши закладывало.
Из люльки выпрыгнул жених, здоровенный белобрысый паренек в нарядном костюме. Потом без видимых усилий вытащил из люльки невесту, подбросил на руках – та расхохоталась; у самой волосы – как солома, и смех звонкий, как ручеек или колокольчик. Красотка!
Тут же и дед Афанасий растянул баян и удивил майора неожиданно молодым звонким голосом:
Как-то летом на рассвете
Заглянул в соседний сад,
Там смуглянка-молдаванка
Собирает виноград.
Я бледнею, я краснею,
Захотелось вдруг сказать:
«Ста-а-анем над рекою
Зорьки летние встречать».
– Про партизан песня, – с грустной улыбкой сказала Анна Демидовна.
– А по мне – так про любовь, – отозвался знахарь, подмигнул.
«Ну точно пособница. Жаль», – подумал Жигалов.
Из «запорожца» выбрался весь блестящий от пота Макар Саныч. Майор уже знал, что служебный автомобиль достался Санычу от Кравчука, того, что теперь стены в психушке калом мажет. Следовательно, что? Следовательно, у Петренко может быть свой интерес в происходящем – вон какой карьерист, аж пить бросил.
– Ну-кась, кольца покажь! – крикнул Петренко, и невеста с улыбкой продемонстрировала кольцо, а жених чего-то засмущался. – Ну все, зараз точно – обручилися! Ты, Валентин, дочу мою береги, зразумел? – Макар Саныч так хлопнул жениха по спине, что тот, здоровенный бугай, пошатнулся.