– Какого рода? – Его брови взлетают вверх.
– Скажите ему, чтобы не притрагивался ко мне несколько дней. Это вредно для меня, это исказит исследования или еще что-то – любая чушь сойдет. Он вам поверит, вы же крутой специалист.
Врач опускает очки на кончик носа и хмурится.
– Вы понимаете, о чем просите?
Я киваю.
– Просто отсрочка, доктор. Мне нужно время, чтобы решиться.
Мужчина с шумом выдыхает, затем разводит руками, но не произносит ни звука. Видно, что колеблется.
– Вопрос жизни и смерти. – Тихо говорю я. – Никто не узнает. Обещаю.
– Хорошо. – Сдается он.
– Ты будто не со мной. – Шепчет Макс, обнимая меня.
Мы лежим в темноте на супружеском ложе, и я съеживаюсь, представляя, как этими самыми руками он обнимал других женщин. Что он говорил им в эти моменты? Клялся ли он им в любви или просто трахал?
Глупо обижаться, ведь я и сама изменила ему, едва только подвернулась такая возможность. Но мне сейчас все равно больно и дико. Я не могу поверить, что Макс мог вести себя подобным образом, не могу допустить даже мысли о том, что он мог причинить вред кому-то. Или…? Нет, нет, нет, нет!
Нельзя жить с монстром и не заметить этого. Даже если постоянно оправдываешь его, даже если видишь то, что хочешь видеть. Нельзя. Нет?
– Я просто переживаю из-за анализов. – Вру я.
– С ними всё будет хорошо. – Уверяет Макс. – Ведь мы с тобой оба молоды и здоровы, так?
– Да. – «Особенно ты», – проносится у меня в мыслях.
– Я с тобой, милая. – Его руки гладят мои предплечья. – Не переживай.
– Ты не сказал, как дела на работе. – Выдыхаю я.
– На работе? – Удивляется он.
– Да. Что нового в офисе? – Спрашиваю я, утыкаясь носом в подушку.
– Да ничего, как обычно. Суета, слежу за выполнением плана, готовлю документацию по новым проектам. Ничего интересного.
– Ясно. – Я закрываю глаза.
Стараюсь дышать ровно, чтобы заставить его поверить, будто уже уснула.
– Любимая моя.
Через полчаса Макс засыпает, и я высвобождаюсь из его объятий и отодвигаюсь на край кровати. Слезы неумолимо выступают на глаза, нос закладывает, и становится трудно дышать.
Глядя в потолок, я лежу и прошу мозг перестать рисовать мне страшные картины многочисленных измен мужа и лицо несчастной Мариссы. Снова и снова вижу ее улыбку и слышу голос Алекса. Я не знаю, чему верить и как дальше жить. Мне страшно.
А потом я вдруг вспоминаю тот день.
Макс пришел поздно и был сам не свой. Я спросила, что случилось, но он только гаркнул что-то про проблемы на работе и тут же скрылся в ванной. Включил воду и долго не выходил. А когда вышел, налил себе скотча и залпом выпил. А потом налил еще. И не разговаривал со мной.
Был ли это тот самый день?
Или другой?
Мучаюсь еще около часа и, наконец, засыпаю.
А утром, проводив Макса на работу, закрываю дверь, стираю с лица следы его поцелуя и поднимаюсь наверх. Я точно знаю, что ищу в его платяном шкафу. И знаю, что найду.
Открываю дверцу и из десятка голубых рубашек нахожу ту самую. Достаю и подношу ее к свету, идущему от окна. Вот, это она.
Я нашла ее в стирке на следующий день. На ней не хватало одной пуговицы. Я тогда отправилась в магазин, купила похожую и пришила. Вот. Даже видно, что она отличается. Все остальные черные и гладкие, а эта того же размера, но, если приглядеться и потрогать, слегка рифленая.
Я поднимаю рубашку выше и долго исследую ее взглядом. С того дня ее стирали, а, возможно, и не раз. У Макса много белых, голубых, серых рубашек – приходится часто стирать их и гладить.
Сначала я разочарованно вздыхаю, моим глазам не за что зацепиться, а потом вдруг замираю, потому что нахожу кое-что интересное.
На воротнике изнутри темнеет крохотное бурое пятнышко. Размером оно меньше, чем диаметр коктейльной трубочки, поэтому практически незаметно на первый взгляд.
Я сажусь на пол и прижимаю рубашку к груди.
– Что такое, Макс?
– Где?
Я тянусь через весь стол и осторожно касаюсь пальцем маленькой ранки на его шее.
– Вот.
Муж встает, подходит к зеркалу, разглядывает болячку и прикладывает к ней свою ладонь.
– Порезался, когда брился. – Хмурится он.
– В следующий раз будь осторожнее. – Улыбаюсь я.
Этот разговор произошел утром – как раз перед тем, как я обнаружила пропажу пуговицы на его рубашке.
37
– Вот. – Говорю я, когда открывается дверь.
И протягиваю Алексу рубашку.
– Что это? – Он отходит назад, позволяя мне войти.
Я на ватных ногах вхожу в его кухню.
Мужчина оглядывает сад, а затем закрывает за мной стеклянную дверь.
– Его рубашка. – Мой голос дрожит. Алекс берет из моих рук предмет одежды и внимательно рассматривает. – Она была на нем в тот вечер.
– Значит, ты что-то вспомнила?
– Да. – Киваю я несколько раз. Меня продолжает знобить. – Он был на взводе, не разговаривал, пил крепкое спиртное. Там… – Я показываю на себе. – Там не хватало пуговицы, я купила новую и пришила. Видно, что они отличаются. И воротник… На воротнике есть пятнышко. Кровь. Думаю, кровь Макса, потому что у него на шее была небольшая царапина.
– Значит, она защищалась. – Тяжело говорит Алекс.
Он подносит рубашку к лампе и внимательно изучает ткань.
– Можно сделать экспертизу. – Предлагаю я.
– Кровь окажется кровью Макса, и мы снова будем в тупике. – Отрицательно качает головой мужчина.
Он хмурится и грызет нижнюю губу.
– Как ты думаешь… – Я вдыхаю больше воздуха, чтобы решиться произнести то, что рвет мою душу в клочья. – Твоя сестра жива?
Алекс откладывает рубашку в сторону и устремляет на меня свой пронзительный взгляд.
– Конечно, он может ее где-то держать. – Хрипло говорит он. – Но мои мысли сейчас только о плохом. В глубине души я понимаю, что Мариссы нет в живых. Я чувствую это. Во-первых, она не выходит на связь, а это на нее совсем не похоже. Во-вторых, ее беременность могла стать мотивом убийства. И если это так, то ребенок в ее чреве – серьезная улика против Макса. Первый же тест докажет его отцовство.
– Значит… – Я облизываю губы. Мне так больно говорить об этом. Мне так стыдно, будто это я сама причастна к содеянному. – Ты думаешь, что Макс спрятал… – у меня не получается произнести слово «труп», – ее тело?
На лице Алекса за секунду проносятся всевозможные эмоции: от отрицания до отчаяния.
– Да. – Мужчина тянет носом воздух, это дается ему с таким трудом, будто в воздухе рассеяны миллионы мелких частиц стекловаты, которая режет его легкие. – Он должен был его где-то спрятать, чтобы обезопасить себя.
– Значит, нужно выяснить, куда они поехали после ужина.
– Да. – Соглашается Алекс. – Вот только это не просто. Марисса сказала мне, что поедет на встречу с отцом ребенка в ресторан. Но в заведении никто из служащих ее не видел. Сообщение на телефон матери было отправлено из точки, которая находится на равном отдалении от ресторана и от реки, дальше сигнал теряется.
– Ты думаешь, он отправил sms и выкинул телефон в реку?
– Скорее всего.
– А тело?
– Если бы он бросил его в реку, то его бы давно нашли. За два месяца течение вынесло бы его на берег.
– А если он привязал к нему груз? – Решаю предположить я. По моему телу пробегает ледяной озноб. Не верится, что я всерьез обсуждаю возможность того, что мой муж мог кого-то убить.
– Трое суток нанятые мной водолазы обшаривали реку в том районе, где потерялся сигнал сотового. Ничего не нашли.
– Значит, он мог увезти ее куда-то. Я не хочу внушать тебе ложную надежду, но… вдруг он держит ее где-то?
В глаза Алекса загорается огонек. Ему хочется верить в это, но он не может позволить себе обманываться.
– Где? – Пожимает он плечами. – Помоги мне, Ханна.
Я встаю и начинаю расхаживать взад-вперед по кухне.
– У вас есть дача? – Подсказывает Алекс.
– Нет.
– Может, его фирма владеет промышленными помещениями? Я искал хоть что-то в его ноутбуке, хоть какие-то документы на недвижимость, но тщетно.
– Так ты был в моем доме? – Останавливаюсь я.
Мужчина разводит руками:
– Был. А что мне оставалось? Вера следила за тобой на цветочном рынке, а я в это время забрался в его кабинет и исследовал ноутбук.
– А квартира? – Вдруг вспоминаю я. – Ты сказал, что наша с Максом прежняя квартира всё ещё используется. – Мысли о многочисленных любовницах, которых муж водил туда, заставляют меня поморщиться. – Там могут быть какие-то улики.
– Ты сможешь достать ключ?
– Да. – Решительно отвечаю я. – Всё самое важное Макс носит с собой в своем портфеле. – Подхожу к Алексу и беру в руку его ладонь. – Когда он сядет ужинать, я отлучусь, найду в его портфеле ключ и брошу тебе в окно. Ты съездишь туда, посмотришь, и мы вернем ключ на место еще до того, как Макс что-то сообразит. Идет?
– Вариантов все равно мало, может, что и нарою. Идет. – Соглашается он и крепче сжимает мою ладонь. 38
– Скорее мой руки и садись! – Щебечу я.
– Ух, ты, будет что-то особенное? – Удивляется Макс.
– Да. – Мои руки начинают дрожать, поэтому я сцепляю их в замок и сдерживаю с железной решимостью. – Лазанья по новому рецепту из журнала.
– Моя фея! – Радуется Макс.
И тянется, чтобы обнять меня.
– Сначала руки! – Напоминаю я, увиливая.
– Какая ты строгая! – Смеется он.
Разворачивается и направляется в ванную.
Мои глаза жгут настойчивые слезы. Образ бедной Мариссы, носящей под сердцем ребенка от моего мужа, снова предстает перед глазами. Мой взгляд падает на портфель, который Макс оставил на диване в гостиной, и я перестаю дышать.
Едва супруг скрывается за дверью ванной комнаты, бегу к дивану и открываю портфель.
Проверяю кармашки, расстегиваю замочки, шарю по мелким отделениям. Наконец, на дне одного из них что-то звенит – ключи! Этот от дома, этот, вероятно, от конторы, а этот… дыхание с шумом вылетает из моего горла, потому что я узнаю его сразу же – старый, пожелтевший, длинный ключ от квартиры. Когда-то и у меня был такой же.