— Морское страхование? — задумался князь. — Я в доле. Пошлем-ка гонца в Братиславу, к Збыславу. Пусть обсчитает эту идею. Цена назначим…, в сотую часть от стоимости груза. Мы не станем жадничать, но в Равенну корабли пропускать все равно не будем. Пусть подергаются.
А в это самое время Мария ехала в карете, невидящим взглядом уставившись в окно. Ее разместят в одном из богатых домов Тергестума. Радегунда, которой было скучно на руках у няньки, хныкала, пытаясь привлечь внимание матери, но тщетно. Мама не слышала ее, она вспоминала…
В Черном Городе княгиня никогда не была. Сюда вообще мало кто по доброй воле приходил. Слуг князя боялись до икоты, и даже говорить о них считалось дурным тоном и плохой приметой. Христиане в таких случаях крестились и поминали какого-нибудь святого, а язычники целовали амулет, висящий на шее. И все без исключения называли воинов Тайного Приказа иносказательно. Они… Или ТЕ… Или Черные… Так, словно само слово навлечет беду на того, кто его произнес.
— Государыня! — Горан, три его сына и Звонимир поклонились Марии.
Кабинет главы Тайного Приказа был обставлен откровенно скудно, если не сказать хуже. У купца средней руки контора выглядела куда богаче. Из ценного в этой комнате были только серебряные гривны на шеях Горана и Звонимира, честно заслуженные еще в те незапамятные времена, когда сегодняшние бояре самолично шли в бой с секирой в руках. Звонимир до сих пор любил это незатейливое оружие, обращаясь с топором нежно, почти играючи. Редко какой мечник в учебном бою мог устоять против него.
Стол Горана поражал своей основательностью и пустотой. Бумаг на нем не было, боярин читал едва-едва, воспринимая информацию исключительно на слух. Но зато он почти ничего не забывал, храня в своей безразмерной памяти немыслимое количество людей, дел и фактов. Вот так вот странно все и получилось. Многие из тех, с кем он жил в одной веси, так и остались в ней же, ковыряя землю железным наконечником сохи. А вот он сам, Звонимир, Горазд, Зван и даже хилый слабак Збыслав волей князя вознеслись наверх, почти на самое небо.
Из всех богов в Черном Городе почитали одну Морану, отдавая должное остальным богам лишь во вторую очередь. Даже христианский Иисус не отрицался местными обитателями, но Морану они ставили куда выше. Потому как не богиня это, а смысл их жизни. Княгине бояться было нечего, но и у нее щемило сердце от любопытных взглядов, которые бросали на нее здешние служащие, что встречались ей по дороге. Люди здесь были молчаливы, в отличие от других Приказов, но взгляды их были быстрые и острые, словно нож.
— Пойдем! — Самослав кивнул Горану, и тот открыл незаметную дверь, за которой открылся вход в подвал, куда вели каменные ступени. — Не будем затягивать.
Первым спустился Горан, а за ним его сыновья и Звонимир. Мария гордо подняла голову и шагнула в густую тьму, едва прорезаемую светом факелов на стенах. Спуск был недолог. Границы помещения, в центре которого стоял пьедестал со статуей, терялись в кромешной тьме. Вокруг статуи расположились кругом бронзовые жаровни, в которых горел огонь. Свет его не добивал до стен, и Марии стало жутковато. Помещение казалось бесконечным, и княгине мерещилось, что сами демоны ада смотрят на нее из этой темноты. Она даже губу прикусила до боли, чтобы не показать, как ей сейчас страшно. Пятеро мужчин встали вокруг статуи, образуя знак звезды, и на лицах их появилось выражение необыкновенной торжественности. Князь встал в стороне, не произнося ни звука.
Бронзовая статуя изображала молодую женщину с весами в одной руке и мечом в другой. Вот ты какая, Морана… Мария пугливо подняла глаза на нее и отвела их в сторону. Ей показалось, что богиня смотрит на нее с насмешкой. Княгиня хотела перекреститься, и уже подняла было руку, но рука ее бессильно упала вниз. Не к месту и не ко времени это было. Горан, который понял все, одобрительно кивнул ей. Не ко времени… Она попытается потом отмолить свой грех, да только непростителен он. Гореть ей в адском пламени.
— Плевать, — шепнула Мария. — Лучше ад потом, чем прямо сейчас. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я верну все, что потеряла.
— Готова ли ты, Мария, дать клятву самой Справедливости? — спросил ее Горан.
— Справедливости? — растерялась Мария. Она думала, что перед ней просто языческий демон.
— Перед тобой не богиня, государыня, — пояснил Горан. — Богиня вездесуща и непознаваема, она не станет жить в мертвом дереве или металле. Она живет в сердцах тех, кто поклоняется ей. А перед тобой просто римская статуя, кусок бронзы. Она символ того, чему мы все служим. Ты видишь весы в одной руке. Это значит, что ты должна взвесить и хорошее, и плохое прежде, чем решить чью-то судьбу. И лишь когда ты сама придешь в равновесие, то можешь сделать шаг. Нам не дозволено руководствоваться собственной злобой, алчностью или суетными желаниями. Только законом или справедливостью, когда закона мало. Не всегда буква закона соответствует его духу. Бывает и так, что они противоречат друг другу. Для нас дух его — это и есть чистая, истинная справедливость. Ей-то мы и служим.
— Но вы пытаете и убиваете людей, — возразила Мария.
— Если это необходимо, — кивнул Горан. — Если во имя высшей цели нужно пытать и убивать, мы пытаем и убиваем. Зло не есть зло, если служит добру. Это всего лишь осознанная необходимость. Необходимость тяжелая, словно камень, княгиня. Не всегда мы спим спокойно. Иногда мы просыпаемся в поту, боясь, что совершили страшную ошибку. Напрасная кровь — великий грех перед лицом Мораны.
— А ложь? — Мария впитывала каждое слово, с удивлением отмечая, что все, что она слышит, кажется ей… правильным, что ли…
— Если для дела нужно солгать, мы лжем, — подтвердил Горан ее догадки. — Но только во имя справедливости и торжества закона. Ложь во имя корысти или властолюбия — грех.
— А меч? — Мария посмотрела прямо в глаза Горана.
— Это значит, что мы караем виновных, — ответил ей боярин. — Это наш долг, княгиня. Не привилегия, но долг. Но караем мы только тогда, когда груз вины преступника приказывает нам карать. Только когда сумма грехов такова, что тянет весы вниз, мы и обнажаем меч. В иных случаях это не дозволено никому, даже мне.
— Значит, я могу лгать и убивать налево и направо, если это нужно для высшей цели? — задумчиво произнесла Мария.
— Весы, княгиня! — напомнил ей Горан. — Не забывай про весы. Если твоя цель уравновесит то зло, что ты готова совершить, то да, можешь.
— Что это за цель, про которую ты все время говоришь? — задала последний вопрос Мария. — Должно быть то, ради чего вы делаете все это.
— Мы все служим своей стране, княгиня, — пояснил Горан. — Процветание державы — это и есть наша высшая цель. Так что, ты готова?
— Готова! — твердо сказала Мария и стала повторять слова клятвы вслед за убеленным сединой боярином. Ей теперь очень многое стало понятным.
— Клянешься? — спросил ее Горан.
— Клянусь! — твердо ответила Мария, но с ужасом закрыла глаза руками, потому что по ним резануло нестерпимым светом.
Позади статуи вспыхнул и погас столб яркого огня, а за ней в неверном свете показалась высеченная в камне надпись, девиз Тайного Приказа: ЦЕЛЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА.
— Ты дала священную клятву, княгиня Мария, — спокойно сказал ей Горан, — и богиня Морана приняла ее. Такая клятва дается лишь однажды. У нас нельзя покаяться, или пожертвовать на церковь, или уйти в монастырь, чтобы замолить грех. Наказать виновного — добродетельный поступок для того, кто верит в высшую справедливость. Напротив, оставить зло и предательство без должного воздаяния — величайший грех перед лицом богини. Для отступника же предусмотрено лишь одно наказание.
— Смерть! — прошептала Мария, которая только сейчас окончательно поняла, в какую ловушку она угодила. Любой человек из тех, кого она видит перед собой, убьет ее без раздумий, если клятва будет нарушена. Ей вдруг стало нехорошо, и она, теряя сознание, упала прямо в руки мужа, который прямо сейчас встал рядом, заботливо поддерживая ее под локоть. Он явно о чем-то догадывался.
Глава 29
Начало июня 634 года. Александрия.
— Смотри, Дражко, какая огромная штуковина! — Лаврик даже весло бросил и уставился за борт с тупым недоумением. — Да это чего такое, а?
— Это же Александрийский маяк! — ответил Святослав, который посмотрел в щель, из которой торчал нижний ряд весел. Они с Лавриком одним веслом гребли, попадая в такт барабанного боя. — Греби, давай! Тебе ведь на Истории рассказывали. Ты там спал, что ли, троечник несчастный? Это же одно из чудес света, которые Геродот описал. Их всего два осталось — пирамиды и маяк этот. Вон наверху статуя бога Посейдона стоит. Ее христиане убрать хотят, да только не знают, как.
— До чего здоров! — восхищенно протянул Лаврик. — Это не люди делали! Это сам бог, небось, построил, а потом наверх взобрался!
— Люди построили, — заспорил Святослав. — При царе Птолемее втором.
— Бог! — убежденно сказал Лаврик. — Людям не осилить такого. Точно, бог! Вон же он стоит, я его отсюда вижу!
На палубе раздались крики, и три княжеских дромона причалили в Большой гавани Александрии, выделяясь на фоне купеческих лоханей хищными обводами корпуса и окованными медными листами башенками на корме, из которых торчали бронзовые головы драконов.
Портовый чиновник-коммеркиарий бросился было к кораблям, но остановился. На купцов гости не были похожи совершенно, а десятки крепких мужчин на палубе заставили его сердце екнуть. Да и люди эти явно были варварами с севера. А у кого же из северных варваров есть такие корабли, да еще и с драконами на корме… И этот белый флаг с крестом святого Андрея… У кого же такой странный стяг, с синим косым крестом?
— Мама! — прошептал чиновник, и хотел было задать стрекача, как резкий окрик остановил его.
— Стоять! Куда пошел?
На него смотрел плечистый здоровяк с бритым подбородком и длинными пшеничными усами. На его воловьей шее висел серебряный обруч, а отделке широкого воинского пояса мог позавидовать иной патрикий. Как и рукояти его ножа.