ди дивились… Вот какие живали в старину зодчие!
– Найдутся и теперь такие! – уверял Клобуков.
Рассказывал митрополит и о перестройке кремлевских стен, затеянной дедом царя, тоже Иваном Васильевичем. Макарий был тогда юношей и хорошо помнил эту грандиозную стройку.
– В старину Кремль являл собою прехитрый лавиринфус[185] тупиков, улиц, улочек и переулочков. Ни пройти, ни проехать… Создался сей лавиринфус без намерения людского, делом случая: кто где хотел, там и строился… Тот же Ермолин взялся за перестройку. Ломка была!.. Зодчему твой дед дал полную волю распоряжаться. По Кремлю только щепки полетели! Строители не щадили ни бояр, ни гостей, ни попов-дьяконов. Епископы и те возроптали. Ермолин церквушки сносил! Но ни мольбы, ни челобитные великому князю не помогали. «Ермолин приказал? Пусть вершится по его велению!» Тогда и воздвиглись благолепные каменные стены и хоромы, что ныне зрим…
– Перескажу я, государь, слова иноземных рыцарей, – заговорил Клобуков. – «Ваш аркос[186] Кремлин – это они его так зовут – столь сильная крепость, каковых и в Европии мало. Знаем, – говорят, – только Медиолан[187] да Метц, что могут с вашим Кремлином равняться. Да и то крепости сии слабее…»
– Великое, великое дело совершил твой дед, государь! – молвил митрополит.
После каждой встречи с Макарием в царе все сильнее зрело желание помериться славой с предками.
Смущал Ивана Васильевича вопрос, кому поручить строительство.
– Может, из чужой страны мастеров добудем? – заикнулся он раз.
– Ни боже мой! – вставил Клобуков. – Своих найдем, русских. Русской славы памятник воздвигаем, чуждый дух нельзя вносить! Да и то скажу: в воинском деле превзошли мы иноземцев – надо и в строительстве показать свое самобытное. Великое это дело – явить миру, на что русский народ способен!
Макарий согласно кивнул головой.
Царь поднялся:
– Воля твоя мне закон, владыко святый!
Наконец царь приказал Клобукову:
– Довольно слов, Тимофеевич! Работу пора зачинать. Ищи умелых строителей.
Для Клобукова наступило хлопотливое время. Много на Руси хороших строителей, но надо выбрать самых лучших, надо найти таких, которые сумели бы понять величие царского замысла и этот замысел осуществить.
Иван Тимофеевич встречался с бывалыми людьми, расспрашивал о знаменитых зодчих и о строениях, ими возведенных. Многие называли Клобукову имя славного строителя Бармы.
Но, как часто случается, говоря о Барме и о его громкой известности, люди не могли припомнить, что он построил. А добросовестный Клобуков не хотел указывать царю и митрополиту зодчего, образец искусства которого нельзя посмотреть.
Расспросы о Барме продолжались. Наконец Клобукову посчастливилось. От престарелого игумена Андроньевского монастыря Палладия Клобуков узнал, что прекрасный храм, поставленный в селе Дьякове и законченный в 1529 году, построен был зодчим Бармой.
Иван Тимофеевич съездил в недальнее Дьяково, и церковь ему чрезвычайно понравилась.
После разговора с Палладием прошло несколько дней. Клобуков сидел в гостях у окольничего Ордынцева и делился с ним заботой – как разыскать лучшего зодчего на Руси.
– Погоди, Иван Тимофеевич, – оживился Ордынцев, – посоветуемся с Голованом.
На недоумевающий взгляд Клобукова хозяин пояснил:
– Это зодчий, что мне хоромы строил. Молод, а дело знает. Он со своим наставником Булатом по Руси ходил, да недавно вернулись: ослабел старик, на покой запросился. А живут они на моей усадьбе.
Голован оказался дома. Через несколько минут он появился в горнице. Ордынцев усадил его, приказал слуге поднести Андрею чару меду.
– Вот что, Ильин! – заговорил Ордынцев. – Призвали мы тебя порасспросить об одном деле. Ты про зодчего Барму слышал?
– Кто же про него не слыхал, боярин! – удивленно воскликнул Голован. – Барма да Постник всей Руси ведомы… Я, когда строил, во многих краях побывал, а чтоб были мастера лучше Бармы да Постника, о том не слыхивал…
– Видишь, Григорьевич, и этот со всеми в одно слово говорит! – обратился к Ордынцеву радостный Клобуков. – Ну-ну, человече, поведай нам про их строения.
Голован с увлечением рассказал о поставленных знаменитыми зодчими палатах и храмах, которые ему довелось видеть во время странствий по Руси. И так как Андрей был знаток своего дела, он сумел раскрыть Клобукову и Ордынцеву своеобразие работ Постника и Бармы.
– Так, так, парень! Видать по всему, это те самые, которые нам надобны! – молвил Клобуков.
– А позволь спросить, господин, для какого строительства? – несмело задал вопрос Голован.
– Сие – тайна государева и рано об этом говорить, ну да тебе поведаю, только до времени молчи, – ответил дьяк. – Задумал государь Иван Васильевич поставить дивный храм – памятник в честь казанского взятия…
– Лучше Бармы с Постником никому такой храм не построить! – с убеждением воскликнул Голован.
Розмысла отпустили, и он пошел к себе, думая, что хорошо бы поработать на новом строительстве помощником Бармы и Постника.
Глава VIБарма и Постник
Клобуков доложил царю, к чему привели розыски. Макарий вспомнил имя Бармы, похвалил дьяковский храм; хотя митрополит не видел его много лет, но воспоминание о величавом строении сохранилось у него прочно.
– Да, такой зодчий сможет выполнить великое дело… – задумчиво сказал Макарий.
Царь указал: разыскать Барму и Постника. Осмотр дьяковского храма решили произвести позднее, в присутствии самого строителя.
Перед Клобуковым встала новая задача, спешно разыскать зодчих. А где их искать? Русь обширна, и никто не знает, в каком краю строят Барма и Постник.
Но царь торопил, и ко всем наместникам поскакали гонцы с наказами:
«Буде в той области, коей ты, боярин, правишь, сыщутся знаменитые зодчие Барма и Постник, не мешкая ни единого дня, отправить оных в Москву под строгим смотрением, и если в том государевом деле покажешь ты, боярин, небрежение, то ответ с тебя будет спрошен по всей строгости…»
На местах царский наказ наделал немало переполоха. Иные наместники вообразили, что Постник и Барма сбегут, если узнают, что их ищут, а потому и розыск велся тайно. Другие рассудили более здраво: если зодчие названы знаменитыми, значит их ждет царская милость, и надо искать их всенародно. По городам и селам пошли бирючи, громогласно обещая награду тому, кто доведет до сведения властей о местопребывании Постника и Бармы.
След зодчих отыскался под Ярославлем, в Толгском монастыре; там исправляли они монастырские стены.
Обрадованный наместник отправил за зодчими целый отряд во главе с приставом. Приказ был такой: немедленно забрать Постника и Барму и везти в Москву под строгим присмотром.
Наместник так долго внушал приставу важность порученного ему царского дела, что тот хотел сковать зодчих по рукам и ногам, опасаясь злоумышленного их побега. Постник долго убеждал его, что они бежать не собираются, и сунул щедрое подношение; тогда пристав обошёлся со строителями более мягко: усадил каждого в отдельную телегу и окружил плотным кольцом стрельцов.
Так Постник с Бармой и были доставлены в Москву и водворены в избе Посольского приказа. Иван Тимофеевич Клобуков навестил зодчих в тот день, как они приехали, и долго беседовал с ними.
О жизни своей зодчие рассказывали скупо.
– О чем много говорить! – удивлялся Барма, коренастый старик с кудрявой седой головой. – Ходили по Руси, строили. Там годик проработал, там другой, с места на место, из города в город, из села в село – глянул на себя, а уж и старость подошла, и голова в серебре… Так и прожил я век бобылем, за работой жениться не поспел. Вот говорю Постнику: «Эй, парень, пока не поздно, обзаводись семьей, а то останешься одиночкой, как я!» Так и ему все некогда да недосуг…
Постник, русоголовый, мощного сложения мужчина, уже доживавший четвертый десяток лет, добродушно улыбался:
– Нейдут за меня невесты: кочую я с молодых лет с наставником, гнезда доселе не свил. Вот ужо надо съездить на родину, в Псков, там домишко поставить – может, тогда и семьянином сделаюсь…
Зато о своих стройках Барма и Постник говорили много и охотно. Барма подробно рассказал, как строил он для великого князя Василия Ивановича храм в Дьякове. Василий Иванович, хоть и был обременен государственными делами, все же очень интересовался строительством, частенько наезжал в Дьяково. А когда построен был храм, щедро наградил Барму и хотел подарить каменные палаты в Москве.
– Мне воля дорога, государь, – ответил тогда Барма, – и эти палаты будут мне, как железная клетка птице…
И зодчий снова пошел странствовать по Руси. Привлеченный его славой псковитянин Иван Яковлев, по прозванию Постник, пришел к нему учеником, и с тех пор в продолжение многих лет они неразлучны. Постник не оставлял старого наставника, хоть давно сравнялся с ним мастерством.
Клобуков не скрыл от зодчих, с какой целью привезли их в Москву и какие надежды на них возлагаются, но просил никому не говорить о царских замыслах.
Разговором с зодчими Клобуков остался доволен и доложил о их прибытии царю. Через два дня состоялся прием.
Сбоку царя сидел митрополит в простой, не пышной рясе; позади стоял Клобуков, поглаживая окладистую рыжую бороду и делая Постнику успокоительные знаки.
– Вот мы, твои слуги, государь! – сказал Барма. – Требовал нас перед свои светлые очи?
– Жалую вас на прибытии, – ответил царь. – Как тебя земля, старче, носит?
– Как твоему батюшке, великому князю Василию Ивановичу, служил, так и твоему царскому величеству могу еще послужить! – Голос Бармы был спокоен и радостен.
– Я чаю, рассказывал вам Тимофеевич, зачем призвали мы вас. По долгом рассуждении приговорили мы построить на Москве пречудесный храм в память великого казанского похода…