Голован не знал, что его желание поработать с Постником и Бармой исполнится через несколько лет.
В 1549 году у Андрея скопилось пятьдесят рублей; этого было достаточно для выкупа Булата.
Бедствия русских полонянников породили небезвыгодный промысел: выкупать рабов из казанской и крымской неволи. Люди, которые этим занимались, имели охранные грамоты от обеих сторон.
Собрав на Руси деньги у родни невольников, посредники являлись в Казань или Крым, уплачивали условленное и везли освобожденный «ясырь»,[111] на который уже не нападали татарские разбойники. За страх и за хлопоты посредники брали немалую мзду.
С одним из таких посредников – касимовским татарином Хусаином Бекташевым, часто наезжавшим на Москву, – свел знакомство Голован. Он просил Хусаина разузнать, у кого в плену Булат, какой за него просят выкуп.
К великому разочарованию Андрея, пронырливый татарин не мог разыскать след Булата.
– Не горюй, бачка! – утешал его татарин. – Может, не пропал, жив! У них есть такой человек: свой полон скрыл, не хотел продавать. Ему, может, он больше польза давал, может добрый слуга. А может, твой старик далеко продавал: Крым, Кавказ, Туретчина. Тогда плохой дело! Не горюй, бачка, другой раз поехал, хорошо узнавал…
Но и новые поездки Бекташева не принесли утешительных известий: Булат был слишком надежно укрыт за высокими стенами Кулшерифова дворца.
Глава XIIIМузафар, сын Сеида
Сан первосвященника Казани переходил по наследству от отца к сыну. Духовными владыками казанских мусульман могли быть только члены знаменитого рода, происходившего от дочери Магомета – Фатимы, и ее мужа – Али.
– Ты – потомок самого великого пророка, ты будущий имам правоверных Казанского царства, – внушал Кулшериф старшему сыну, Музафару, когда тот был еще ребенком.
С юных лет Музафара усадили за изучение грамоты, хотя не забыты были и воинские забавы, приличные мужчине: верховая езда, уменье владеть саблей, стрелять из лука и пищали.
Когда Музафару исполнилось шестнадцать лет, его отправили учиться в Стамбул, в духовную школу: так требовал вековой обычай, и за его соблюдением зорко следило высшее турецкое духовенство и сам султан.
Прошло несколько лет ученья. Юноше не часто приходилось кататься в лодке по чудесной бухте Золотой Рог или гулять в тенистых садах, окружавших город. По целым дням сидел он за изучением корана и многочисленных толкований к нему. Священная книга мусульман написана языком темным и непонятным, и за многие столетия комментаторы написали груды книг, где на всевозможные лады изъясняется каждая строка корана. Будущий первосвященник должен превосходить ученостью всех правоверных, и Музафару приходилось корпеть в душной келье над свитками древних пергаментов.
С еще большим рвением наставники Музафара раздували в душе юноши вражду к гяурам – московитам.
Ежедневно и ежечасно внушалось будущему сеиду Казани, что Москва – злейший противник всего магометанского мира, что ему, Музафару, предстоит почетная задача – вернуть то время, когда московские князья были покорными слугами татарских ханов. А в предвидении того времени, когда Музафар возглавит борьбу против Москвы, его обучали военному искусству.
На службе у султана были немецкие и французские инженеры – специалисты по строительству крепостей и ведению осадных работ. Их учеником стал Музафар.
По приказу султана, при обучении Музафара главное внимание обращалось на искусство защиты осажденной крепости: молодого татарина учили, как укреплять стены, как располагать на них орудия, как устраивать вылазки.
Музафар изучал историю Казанского ханства. Он узнал, что город Казань был основан в 1437 году изгнанным из Золотой Орды ханом Улу-Махметом и что уже к концу XV века Казань стала огромным городом, известным в отдаленнейших странах Европы и Азии.
Известно стало Музафару, что отношения между двумя соседними государствами – Москвой и Казанью – были запутаны и изменчивы.
Две партии боролись за власть в Казани в течение десятилетий. Одну возглавлял род Ахмата, последнего хана Золотой Орды. Во главе другой стояли приверженцы Гиреев, властителей Крыма. Между родом Ахматовым и родом Гиреевым шла жестокая наследственная вражда. Партия ахматовцев, ища союзника, стала за Русь и получила название московской, а гиреевцы при постоянной поддержке Турции и Крыма непримиримо враждовали с Москвой.
Стамбул воспитывал в будущем казанском сеиде ярого врага ахматовцев и Москвы.
Власть первосвященника над душами темных, фанатических мусульман огромна, и в лице Музафара турецкий султан рассчитывал приобрести надежного и умелого союзника в борьбе с Россией.
Когда воспитание Музафара было сочтено законченным, великий муфтий[112] возвел его в звание муллы и выдал молодому татарину грамоту, где он именовался светилом мусульманской веры и чудом учености. Музафар получил приказ явиться перед отъездом к самому падишаху Солиману Великолепному.[113]
Музафара вечером провели в опочивальню Солимана через потайной ход; ни один человек не встретился ему на пути, и только великий муфтий, главный наставник Музафара, находился в комнате во время приема.
Юноша упал ниц и поцеловал расшитую туфлю падишаха, которую тот подвинул к его губам небрежным движением.
– Встань, сын мой! – приказал Солиман, и на полном лице его появилась ласковая улыбка. – О твоем усердии в делах веры мне доносили, и я тобой доволен. Но будешь ли ты так же рьяно бороться с врагами нашей святой веры, с проклятыми гяурами – московитами?
– Клянусь тебе, повелитель! – пылко вскричал Музафар-мулла. – Все свои силы отдам великому делу ниспровержения Москвы!
– Если сдержишь обещание, будешь у нас в почете, а после смерти займешь почетнейшее место в райских садах Магомета. Через соглядатаев знаю я, что ненависть почтенного отца твоего Кулшерифа к гяурам в последние годы поостыла и он не очень горячо поддерживает хана Сафа-Гирея в борьбе с московитами… Или, быть может, он устарел и заботы этого света утомили Кулшерифа? Быть может, пора поставить на его место молодого первосвященника, сильного святой злобой против врагов пророка?.. Что ты на это скажешь, сын мой Музафар?..
Намек был слишком ясен, и Музафар его понял. Представилось ему ласковое лицо старика-отца, так любившего старшего сына, с такой грустью провожавшего его на чужбину… Но религиозный фанатизм быстро взял верх, и молодой мулла склонился перед султаном в смиренном поклоне:
– Как ты повелишь, милостивый падишах, так и будет!
Солиман повернулся к великому муфтию и коротко бросил:
– Вручи снадобье!
Муфтий протянул юноше флакон со светло-коричневой жидкостью:
– По три капли в день в кушанье или питье – и через неделю душа человека безболезненно отлетает в сады пророка…
Музафар-мулла взял яд дрожащей рукой.
– Но не торопись, сын мой! – предостерегающе поднял пухлую белую руку султан. – Кулшерифа любят в Казани, ему верит народ, и было бы опрометчиво лишить его возможности загладить вину передо мной, наместником пророка на земле и главой всех мусульман мира. Я посылаю с тобой к сеиду строгий указ и надеюсь, что не придется потерять слугу, который в прежнее время принес нам много пользы. Но если Кулшериф не одумается… – Лицо султана сделалось свирепым, и он решительно махнул рукой сверху вниз.
Юноша снова упал к ногам султана. Тот протянул ему перстень, где на драгоценном камне было вырезано несколько букв:
– Вот знак моей милости. Этой печатью ты будешь запечатывать свои тайные послания ко мне… Я отправлю с тобой две сотни отборных янычар-телохранителей: это мой подарок возлюбленному хану Сафа-Гирею, да продлит аллах дни его жизни. Скажи хану, что мое благоволение и моя помощь всегда с ним…
Когда великий муфтий вел Музафара обратно, он, оглядевшись, наклонился к уху юноши и шепнул:
– За то, что я тебе собираюсь сказать, мне грозит лютая казнь, но ты мой любимый ученик…
– Я не выдам тебя, святой отец!
Старик зашептал еще тише:
– За тобой тоже будут следить невидимые глаза, и если ты окажешься чересчур мягок, такие же капли будут подмешаны в твою пищу.
Холодная дрожь пробежала по спине Музафара.
Два пути вели из Стамбула в Казань. Один, сухопутный, проходил по южному и восточному побережью Черного моря, далее степями Предкавказья до Астрахани и вверх по Волге. Другой, более короткий, пролегал через Черное море и владения крымского хана.
Но была осень, море бушевало, и страшно казалось подвергать опасности драгоценную особу наследника первосвященнического престола Казани. Музафара-муллу отправили по сухопутью.
Под надежной охраной янычар в ноябре 1547 года Музафар возвратился на родину. За два перегона до Казани поскакали вперед гонцы, и будущему сеиду была устроена торжественная встреча.
Музафара отец поставил настоятелем самой большой казанской мечети, и молодой мулла рьяно принялся за выполнение обязанностей, налагаемых на него новым саном.
В первые месяцы после возвращения из Турции Музафар держался очень осторожно. Прежде всего он постарался завербовать побольше сторонников; в этом ему помогали не только ласковые слова и обещания, но и турецкое золото, которым щедро снабдил Музафара султан Солиман.
Управитель Кулшерифа – Джафар-мирза следил за всеми действиями своего господина и докладывал о них Музафару. Но оснований исполнить над первосвященником смертный приговор, вынесенный ему султаном, пока не находилось. Получив грозный указ Солимана и чувствуя опасность, Кулшериф проявлял крайнее рвение и в своих проповедях яростно разжигал вражду против московитов.
Наслушавшись проповедей сеида, казанские байгуши седлали коней и ехали грабить Русь, сводя на нет усилия предводителей московской партии установить хорошие отношения с могучим соседом.