— А ну как, может, и вам солдатики нужны? — продолжил он. — Так-то ваши чего-то не очень были.
Иньков покосился на Капелюша и торопливо добавил:
— Я не про волшебников-магов, я про тех, кто в чёрном залёг. И то не сразу. Не навоюете вы ими ничего, ваше благородие. Уж глаз-то у меня намётан!
— Спасибо, в дружину мне солдаты пока не нужны. Лошадей тоже не дам. Но и в обиде не оставлю, — мягко отказался я.
— Ну вот… — нахмурился Иньков. — Так-то… Эх, ну ладно… Надо было всё же…
Он осёкся и старательно добавил:
— Всё же чего-то попроще просить, так-то, да?
— Поверь, Лёша, не нужны тебе такие лошади, — покачал я головой, пропустив оговорку. — Больше проблем получишь потом. Но, кстати, работу могу предложить. Непыльную, но ответственную. Правда, я очень суровый хозяин. Один раз оступитесь, и мало не покажется.
— А чё за работа?
— Потом объясню.
Очнувшийся пленник подтвердил рассказ Инькова о плане дружины, в одну ночь лишившейся управления, собрать жирный куш и свалить куда подальше. Правда, этот говорил более связанно, но суть оказалась та же.
Вооружения мои гвардейцы собрали по лесу порядочное количество. Автоматы, штурмовые винтовки, пистолеты — я попросил всё спрятать в одном месте и подзакидать ветками, дабы забрать потом на обратной дороге. Трупы бандитов тоже бы не помешало использовать, но отсутствие инфраструктуры сильно путало планы. Так что снова придётся бросать нужные ресурсы неиспользованными.
— Господин Зодчий живой! — закричал мальчишка, прячущийся за плетёным забором у дома на границе Приборово. — О-го-го!
— Ой, там Тарас! Тарас идёт! — подхватил другой. — Ха-ха, Тарас Гондурас! Тарас расколбас! Тарас третий глаз!
Перед нашей процессией ковылял пленный дружинник, со связанными за спиной руками. Голову он не поднимал. Кто-то из мальчишек бросил в него камень, и я сделал знак Турбину, мол, пресекай. Следующий булыжник подвис в воздухе и плавно опустился нам под ноги. Пацаны испуганно прыснули в стороны. Захлопали ставни открываясь. На улицу неуверенно выходили люди. В основном женщины. Приборово поселение было довольно крупное. Крупнее Комаровки и Орхово. Дворов больше сотни уж точно. Одна широкая центральная улица, изогнутая и уходящая на восток, и десяток поменьше, прячущихся вглубь поселения. Ни одного здания выше двух этажей, множество в очень жалком состоянии. Некоторые дома и вовсе заколоченные. Я прошёл мимо закрытой ремонтной лавки Молотова, а вскоре обратил внимание на изуродованный пикап, явно покорёженный вручную, с десятками оскорбительных надписей и с порезанными шинами. На помятой двери красовался бочонок с мёдом. Кажется, машина того самого пасечника, который собирался ко мне переезжать и которому сожгли пасеку за такую смелость.
Из дома, у которого стоял автомобиль, никто не вышел. Но занавеска в окне отдёрнулась в сторону, это я увидел. Значит, хозяин ещё здесь. А к востоку, за крышами домов, бил в небо синий свет местного Конструкта. Мы двигались в его направлении, и народ тянулся за нами, не скрывая любопытства и надежды.
— Это что же… Всё? — сказала тихонько одна старушка, когда я проходил мимо её домика. — Настала справедливость? Получит мразота за дела свои скверные?
— Где дом старосты, уважаемая? — спросил я у неё. Та буравила ненавидящим взглядом Тараса.
— Так убёг он уже, ваше благородие, — сокрушённо вздохнула та. — Ещё до того, как пальба началась. По северной дороге удрапал. Мужики пробовали остановить, да куда там… Ох, неужели не будут больше лапенковские нас мучить?
— Не будут, — задумчиво проговорил я.
— Ну и славно. Вряд ли хуже-то сделаете, верно? Вы же тот самый Зодчий, да? Да чего там, кто ещё! Лицо у вас благородное, доброе. Не может человек с таким лицом зло совершать.
— Всё будет хорошо, уважаемая, — улыбнулся я. — А Боярский Алексей где проживает?
— Лёшенька? Так в конце улицы, дом с каменным забором. А почто он вам? — нахмурилась старушка. — Он давно уже с бароном дел общих не имеет! Хороший человек! Не то что этот…
Она ожгла взглядом спину Тараса. Кажется, я оставлю его здесь, когда поеду в конюшню. Пусть народец сам придумает, что с ним делать. Вероятно, надо было и Инькова с товарищами сюда притащить, но… Дружинник поставил на меня и выиграл. Может быть, и не лошадей своих, конечно, а здоровье точно сохранит.
Наш отряд двигался к центральной площади, с каждым шагом приближаясь к чужому Конструкту. Я озирался по сторонам и понимал, что мне придётся строить ещё один Экспансионный Узел. Иных вариантов дотянуться сюда у меня нет. Забрать этот Конструкт я никак не могу из-за его привязки к другом Зодчему. Не убивать же несчастного ради доступа. Вдруг на местного графа работает какой-нибудь порядочный человек? Мало ли?
Но если что, я смогу строить здесь всё необходимое при помощи Томашовского Конструкта. Ну и, конечно же, использовать энергию Колодца. У меня было хорошее предчувствие.
А ещё нужно было не забыть про лошадей!
Глава 16
Задача у жителей Приборово оказалась та же, что и у соседей. В течение двух дней выбрать себе старосту, с которым дальше мы и займёмся развитием поселения. Недоверчивые взгляды жителей говорили громче любых слов об удивительно непривычном для них предложении. Надеюсь, не передерутся, пока будут выбирать. Мне нужны счастливые люди, а не профессиональные оппозиционеры.
Хотя, памятуя о методах Фурсова — местных жителей легко можно было и дальше держать в рабском существовании. Просто это расходится с моими взглядами на жизнь. Служение — это прекрасно, но служение свободного человека, а не подавленного угрозами создания.
На моих гвардейцев народ смотрел с удивлением. Особенно их поражала великанша Нюра, которую здесь тоже знали. Всё-таки не так далеко деревни друг от друга, пусть и без дороги. И если раньше девушка была объектом насмешек, из-за неказистой внешности и выдающихся размером, то теперь у неё появился некий статус. Человек Зодчего. И Нюра, ростом достигающая упакованного в латы Снегова, наслаждалась вниманием селян, и вид имела максимально героический и гордый.
Пока из толпы не раздался грубый оклик:
— Да уж, смотрю, к новому хозяину мужики-то не шибко торопились. Вон, бабу себе в отряд взял!
Я моментально выделил взглядом крупного косматого мужика с красным носом и заросшей бородой. Огромное пузо выдавало любителя выпить, но и в целом проблемы с весом у него имелись, и по массе крестьянин значительно превышал огромную Нюру. Правда, от меня не укрылось крепость рук у здоровяка. К труду, стало быть, приучен. И наверное, в драке неплох. Таким бойцам не нужно много двигаться, таким надо один раз попасть.
Моя гвардейка побагровела от слов толстяка и стала ещё страшнее, чем раньше. Огромные кулаки сжались, девушка посмотрела на меня, потом на обидчика, снова на меня. Стиснула челюсти, но сдержалась. Умница. Какое ценное приобретение! Ей бы ещё дар…
— Как ты разговариваешь с дамой? — шагнул вперёд витязь. Я поднял руку, останавливая Снегова.
— Минутку. Как звать? — спросил я у селянина.
— Ивашкой кличут, вашбродь, — ответил с вызовом лохматый. — Ивашка Молочник.
— Сильно ты, Ивашка, дерзкий, — покачал головой я. — Когда здесь лютовали люди Фурсова, наверное, язык не распускал?
— Так его не трогали никогда, — выкрикнул кто-то. — Он же лучший им дружок был!
— Брехня! Просто знали, что отпор дам, вот и всё. И долю никогда не задерживал! — отбился толстяк.
— Вижу, человек ты крепкий. Выстоишь против бабы-то? — продолжил я, не двигаясь с места. Вокруг Ивашки уже никого не осталось, селяне сами разошлись.
— Она пусть и большая как медведь, а всё одно баба. Чё мне за это будет-то, вашбродь? Я за просто так с места не сдвинусь.
— Ну, победишь и тебе ничего не будет, — сказал я. — Проиграешь — извинишься так же громко, как и говорил до этого.
— А ну как откажусь? — усмехнулся в бороду Ивашка.
— Ответишь за оскорбление благородного человека. По всей строгости.
Молочник перестал улыбаться. Подобрался.
— Какое оскорбление?
— Тяжелейшее, произнесённое при свидетелях. Верно, господин Снегов?
Витязь смотрел на здоровяка так, будто бы тот отобрал у него любимую игрушку, и сейчас за это будет расплачиваться жизнью.
— Верно, ваше благородие. При свидетелях.
— Ну, хорошо, — Ивашка вышел вперёд, закатывая рукава рубахи. — На кулаках же?
Нюра двинулась ему навстречу, стиснув зубы и набычившись.
— Бить бабу грех, конечно, но раз такое дело, — осклабился молочник.
— Если он ей навредит, то я за себя не ручаюсь, — тихо сказал витязь, напряжённо наблюдающий за сходящимися противниками.
— Хм… — многозначительно отреагировал я.
Ивашка атаковал первым. Немного вальяжно, ударом сбоку, левой. Нюра ловко ушла от пудового кулака молочника. Также уклонилась от второго.
— Да чё ты пляшешь, коза? — фыркнул Ивашка. — Вроде же драться должны были, а не танцевать? Давай уже, будь мужиком в душе, а не токма внешне!
Он усмехался в лицо великанше, а та хранила выражение мрачной решимости. Ещё одна неуклюжая атака молочника закончилась ничем. Нюра, держа кулаки перед собой, терпеливо ждала нужного момента. Толстяк запыхался, замахиваясь то слева, то справа, но великанша даже не пыталась ударить противника.
— Скукота! — наконец вздохнул Ивашка, и вдруг резко прыгнул вперёд, намереваясь схватить девушку и повалить на землю. И сразу встретил два коротких удара в лицо. Тук-тук! Нюра била на выдохе, работая всем корпусом и, наверное, меня такая серия прикончила бы на месте. Голова молочника мотнулась назад, руки обмякли. Взгляд стал удивлённым, потом отсутствующим, и толстяк, закатив глаза, плюхнулся на дорогу лицом, но из-за пуза перекатился набок.
Нюра встала над ним, чуть пританцовывая и держа кулаки у лица. Затем разочарованно огляделась, мол, и это всё?
— Оскорбление моего гвардейца равнозначно оскорблению меня, — громко огласил я. Слева от меня захлопал в ладоши витязь, громыхая пластикором. Он не сразу понял, что аплодирует один, а когда осознал, то очень медленно остановился и заложил руки за спину, с видом, будто так и надо было. Нюра смущённо зарделась. Народ молчал.