– скользишь. Ты легкая как перышко, Сильви.
Потом, словно их осыпали волшебной пыльцой феи, ноги мои ощутили ритм. И мы с графиней раскачивались в такт, напевая мелодию, и шаг за шагом выскользнули в холл со сводчатыми потолками.
– Вальсируй, Сильви!
Я дала себе волю и заскользила по отполированным полам. Ой-ей. Появилась миссис Наджент: ее ноги неодобрительно цокали по паркету. В глазах ее читалась тревога, словно мы пустились в загул в опиумном притоне, а не танцевали под воображаемую мелодию.
– У нас урок танцев! – прокричала Инга.
– Вижу, – ледяным тоном протянула экономка.
– Присоединяйтесь, миссис Наджент! – пропела Инга.
Экономка откинула голову. При виде ее возмущенно вытянувшегося лица мы прыснули со смеху. Когда она отвернулась, мы втянули губы, изобразив рыбий рот. Она обернулась и уставилась на нас. Кажется, она заметила мою гримасу. Ей же хуже, мне все равно. Мы с Ингой провальсировали назад в оранжерею, не переставая хохотать. И упали на кушетку, хватаясь за бока.
– Сильви, ange, ты танцуешь как цирковой слон.
– Я нескладеха.
– Не-скла-деха, – протянула она. – Что значит «нескладеха»? Неважно. Ты становишься перышком в руках мужчины, а он вращает тебя, словно ты невесомый призрак.
– Может, я и вправду буду для них призраком, невидимкой, – заметила я.
– Хм, я так не думаю. Здесь, в американских горах, ты можешь стать кем хочешь, да? Я графиня, месье Джерри Паджетт из Ричмонда, Виргиния, – герцог. Кем желаешь стать? Просто скажи, et voilà, оно исполнится.
Кем я хотела стать? Возможностей было не так уж много.
– Нельзя просто пожелать чего-то и получить, – сказала я Инге. – Нельзя просто решить, кем быть…
– Разве? – Инга ухватила пальцами локон моих волос и задумчиво теребила его. – Шесть лет назад я загадала желание. И потом встретила Джерома Паджетта, мы танцевали вальс. Понимаешь теперь, Сильви, почему охотничий бал так важен? Приедут все сливки общества со своими деньгами. Сотня гостей. И джентльмены будут приглашать тебя на танец.
– Не думаю, – попыталась я противиться заразившей меня надежде. Я знала лишь одного джентльмена, но Джейс не увлекался танцами. Станет ли он кружить меня в вальсе, если я превращусь в перышко в его руках?
– Конечно, пригласят, – заверила Инга. – Используй свой шанс, les opportunités.
Несколько дней я просидела за столом, печатая заметки с нашей вылазки и изучая отчет социологического отдела о городке Руби, который написала два года назад Адель. По предложению Инги я сохранила выдержки из текстов известного доктора Ричарда Корвина, основоположника движения по улучшению условий работы. Я отредактировала отдельные фрагменты его идей, совершая мелкие подрывные действия, словно местный агитатор.
ПРЕИМУЩЕСТВА ДЛЯ БИЗНЕСА
Отеческая забота компании и сыновняя услужливость и преданность работников будут способствовать спокойствию и держать подальше сброд от профсоюзов, защищая от социалистических веяний. Увеличатся прибыли. Мы не стремимся стать филантропами, только внедрять деловые идеалы как корпорация, у которой есть дух единства. Золотое правило братской любви является основой социальных улучшений во всех рабочих лагерях компании «Паджетт».
Я впечатала комментарии Инги с нашей поездки. Отчет Адели служил образцом, а улучшенный рабочий поселок у угольных шахт Паджеттов в Руби являлся моделью для Мунстоуна.
ПОРОКИ: Пороки, в особенности пьянство, распространенное во многих шахтерских городках, можно свести к минимуму распоряжением, запрещающим спиртное, и тщательным надзором со стороны компании.
ОБУВЬ: Компания должна обеспечить обмен детской обуви и прочего в лавке компании, чтобы ученики школы были надлежащим образом обуты.
Я писала заметки в таком духе, цитируя идеи Инги. Я была почти влюблена в них, в философию доброты и коробок с конфетами. Так когда-то была влюблена в доброту Иисуса, мывшего ноги своим ученикам и тела больных проказой. Леди Щедрость, миссис Паджетт, хотела построить театр. Больницу. Принести людям свет, здоровье, а еще черную икру, розы и чистые туалеты. Она мечтала о библиотеке и игровой площадке, об оркестре Мунстоуна, играющем Моцарта.
РОЖДЕСТВО: Компания должна организовать ежегодную вечеринку для работников с индейкой и пудингом. Каждому ребенку младше восьми вручить подарок: куклу-пупса девочкам, игрушечный поезд мальчикам.
Мунстоун был сияющей мечтой посреди гор, так описывала его Инга. И я описывала ее философию улучшения производственных условий, хотя голос внутри и шептал: «Не будь тупицей». Конфет и рождественской индейки не хватит надолго. И деревенщины вроде меня никогда не научатся вальсировать. Но я не слушала этот голос и верила, что скоро вниз по заснеженным склонам заскользят лыжники, как в Альпах. Верила в амброзию и нектар. И радужных пони.
Вместо этого нас ждали впереди беспорядки, кровопролитие и смерть.
– Превосходный отчет, – заявила Инга в понедельник утром, просмотрев текст. – Ты записала все точно. Я внесла всего несколько пометок. Их надо напечатать. Полковник Боулз придет ужинать в пятницу, передам ему рекомендации.
Я закрылась в оранжерее и напечатала десять страниц «Отчета социологического отдела компании “Паджетт” об условиях в рабочем поселке Мунстоуна с рекомендациями по улучшению жизни работников». К среде я все закончила. В четверг Инга выразила свое полное удовлетворение отчетом.
– Завтра покажу его полковнику, – сказала она.
В пятницу, вероятно в наказание за рыбью гримасу, миссис Наджент приписала меня к кухне и обрядила в форму прислуги. Вручила черное платье и чепец с ужасными сборками.
– Полковник и миссис Боулз придут на ужин с несколькими гостями из Денвера. Надо выглядеть прилично.
Смотрелась я в этом жутком чепце словно гриб поганка.
Весь день Истер заставляла меня чистить, лущить и резать овощи на дюжину гостей. Я мыла с мылом подносы и ложки, оттирая с них капли соуса и глазури. Выкладывала на противень белые кружочки картофеля для pommes de terres à la Normande[84]. Рука болела от ожога, оставленного раскаленным маслом. Истер свернула картофель в форме цветочных лепестков. Я отнесла закуску в ледник и присела ненадолго в тени, любуясь текущей внизу рекой.
– Куда ты подевалась? – воскликнула Истер, когда я вернулась. – Как раз когда нужна помощница следить за духовкой, ты где-то шляешься. – Она запыхалась, разгоряченная паром от кастрюль, и вытирала пот со лба передником. – К ужину придут двадцать пять гостей, а ты где-то бродишь.
– Извините, Истер. – Обычно она не злилась долго, но в тот день вымоталась. Когда Джон Грейди зашел в кухню за стаканом воды, она протянула его, не сказав ни слова.
– Миссис Грейди, – произнес он, – мое сердце разрывается, когда вы так хмуритесь.
– Мне ужасно жаль, – сказала она. После его ухода она протянула мне миску с ошпаренным луком, чтобы легче снималась шелуха – она научила меня этому приему. – По правде, я не заслуживаю этого мужчину. Если найдешь себе мужа хотя бы наполовину такого же доброго, значит, ты родилась под счастливой звездой.
– А как вы его нашли?
– Давным-давно, – ответила она. – В детстве играли в одном дворе. Но Грейди сбежали из Бель-Глейд, когда началась война. Его отец записался в армию янки, но его подстрелили, и мамаше Грейди с детьми ничего не оставалось, как вернуться. – Воспоминания захватили ее. – Миссис Грейди так и не смогла это пережить, зато мне повезло, ведь Джон Грейди как увидел меня тогда, так до сих пор глаз с меня не сводит и… – Она смягчилась, заговорив об этом. – В моем сердце все еще крутятся колесики, когда я вижу этого мужчину.
Не знала, что в человеческом сердце есть колесики. Но как только она это сказала, я почувствовала, как в моем собственном сердце тоже завертелись колесики.
Когда гости расселись, сестры-хорватки принесли в столовую ужин. Мистер Наджент в своем наряде дворецкого стоял на изготовку: ему предстояло наполнять три разных вида бокалов кларетом, шампанским и водой со льдом, взятой из Алмазной реки. Когда открывалась двустворчатая дверь, раздавался звон серебра и фарфора и обрывки громких разговоров.
– Тиф!
– Только не за этим столом, пожалуйста.
– Мы схватили этого мула за уши.
– Перестань, Джером, mon amour, – раздался голос Инги и звонкий смех.
На десерт мы разложили на тарелочки tartes au citron[85] с веточками мяты. Я отрезала листочки от стебля, а Истер втыкала их как флажки и выкладывала замороженные розетки размером с незабудки на слепленные ею шоколадные конфеты. Она была художником, творившим из теста и сахара и погруженным в свои творения. Не успели мы закончить десерт, как дверь кухни распахнулась и вошел Джейс Паджетт во фраке, кипя от возмущения. Джейс ослабил галстук, дергая его из стороны в сторону.
– Оставь это, – сказала Истер, возясь с подносами. – Ступай назад и садись за стол.
– Не могу это выносить! Всех этих людишек, болтающих про фьючерсы на медь и портфели ценных бумаг. Стоит мне сказать хоть слово про происшествие в Ричмонде на прошлой неделе, они тут же меняют тему и говорят про рынки…
– Попробуй лимонное пирожное, – Истер попыталась отвлечь его, как ребенка.
Джейс подцепил пирожное с подноса и оперся о столешницу, на которой я нарезала листья мяты.
– Еще раз здравствуйте, Сильви. Сильвер, – он ухмыльнулся, словно бросал мне вызов. – Сильвер – твое новое прозвище.
– А вы тогда попугай Флинт, – пошутила я.
– Попугай Флинт! Мне нравится, – рассмеялся он. – Но вы слышали, что случилось?
– Не сейчас, – оборвала его Истер, стукнув ложкой по столу.
Джейс вздохнул и посмотрел на меня с косой ухмылкой.