Я с удовольствием воткнула бы ей вилку в ребра или сунула ложку прямо в глаз. Я считала серебро, кипя от мстительных мыслей и нервно дрожа. У меня не было намерения ничего красть. По крайней мере, тогда. Тогда мне еще только предстояло узнать, что само это серебро, как и туши коров и бутылки бургундского, льняные скатерти и хрусталь, тоже были украдены, ведь их купили на деньги, похищенные из зарплат шахтеров и поваров. Часы тикали, приближаясь к пяти. Миссис Наджент вернулась в судомойню.
– Все на месте, – заявила я. – По шестьдесят единиц каждого вида, включая кофейные ложечки.
– Значит, вы ошиблись, – она чуть не брызгала слюной от злости, словно у нее под челюстью был мешочек с ядом. – Считайте снова. Альбина прекрасно это знает. Не хватает ножей.
Всего хватало. Я сосчитала трижды по шестьдесят приборов каждого вида, словно перебирала четки. Меня охватило возмущение. Альбина не воровка.
В пять тридцать я прибежала в гардеробную графини. Она стояла там, облаченная в воздушное лавандовое платье, подчеркивавшее цвет ее глаз. При виде такой красоты я начала заикаться.
– Мадам, простите, я опоздала.
– А-а, Сильви. – Кажется, она не злилась на меня. Ее сердила только скользкая застежка браслета, блестевшего у нее на запястье. Она протянула мне руку, чтобы я застегнула ее. Не могла даже одеться самостоятельно. «Как ребенок», – подумала я. Но ее беспомощность была наигранной, частью роли бабочки. «Застегните сами», – чуть не выпалила я.
– Там твое платье, – показала на него Инга. – Уложи волосы, как я тебе советовала. – Она поцеловала меня в лоб, и я влюбилась в нее снова и захотела ей угодить. – Ты будешь сногсшибательна. Он придет в восторг.
– Merci, Инга.
«Кто придет в восторг?» – едва не спросила я.
– В девять вечера, – торопливо добавила она. – Спустись вниз по большой лестнице, медленно, словно настоящая Золушка. Так тебя все заметят. – Она послала мне воздушный поцелуй, словно бросила в фонтан монетку, и убежала к гостям.
Она назвала меня Золушкой. Я ее игрушка, эксперимент или шутка для развлечения гостей. Снежный баран в изящных туфельках. Мне предстоит одной спуститься по парадной лестнице. Юбка может запутаться. Парящий шарф может передавить шею. «Девчонка, юбчонка, собачонка, обреченка», – глупые рифмы пророчили провал. Что за план придумала графиня? «Опасайся гостей», – сказал Джаспер, намекая на Адель. Рассказы Аннелизы о шестнадцатилетней подружке короля-варвара тоже вызывали тревогу. От спазмов корсет стал давить мне на грудь: я догадалась, по какой причине платья Адель стали ей малы.
Пока я стояла в гардеробной мадам, мысли мои метались в беспорядке. Снизу раздавались звуки буйного веселья, доносились раскаты громкого смеха. Шуршание шелка послышалось в коридоре. Кто-то стоял у двери гардеробной? Можно сбежать по черной лестнице. Вырваться в ночь и проскользнуть в картонные бараки, где мне и место. Лето близилось к концу. Я прикрыла глаза при виде элегантных нарядов, напоминавших нежные облачка. Хотелось запечатлеть их в памяти на всю жизнь. Я все еще их вижу и помню аромат чайных роз. Это были последние мгновения последних беспечных деньков. Да простит мне Господь тщеславные желания: я мечтала иметь красивые вещи, вращаться в обществе, завоевывать восхищение дам и полковников, редакторов и богатого американского наследника.
Добродетели из моего прошлого, Кротость и Смирение, никуда не привели бы меня в этом новом дерзком и диком мире. Мое прошлое заставило меня замереть в стенах гардеробной, опасаясь осуждения гостей вечера. «Кем она себя воображает? Кто ты для нее, овца на веревочке?»
Но почему бы не проявить дерзость? Если даже я споткнусь на лестнице, сделаю что-то не то, что мне терять? Свою гордость? По крайней мере, смогу написать отчет для К. Т. Редмонд и «Рекорд» про ледяные скульптуры и сверкающие интерьеры. Про излишества и разгул. Моя юная плоть жаждала звуков музыки, вкуса печенья с белой сахарной глазурью. И Джейс Паджетт все еще не объявился. Он так нежно ворковал со мной у реки, выпивая и давая волю рукам, но не мог не заметить, что я слишком высокая, слишком ревностная католичка и слишком податливая. И совсем не утонченная. Сильвер. Как же я нервничала. Часы тикали: восемь шестнадцать, восемь сорок одна. Иди. Нет, останься. «Да не сиди здесь как размазня, – сказала бы К. Т. – Иди на вечеринку! Делай заметки!»
Я быстро скинула черную форму, содрала с разгоряченных ног чулки, словно сбрасывала старую кожу. Зеленый шелк скользнул по моему телу, шелестя как трава. Я заколола волосы, подкрасила губы, расчесала ресницы, застегнула на шее блестящее колье. Капли сережек подрагивали, вызывая во мне одновременно надежду и страх.
И вот она появилась, другая Сильви. Образ в зеркале заставил меня похолодеть. Она была притворщицей в маскарадном костюме. Было еще не поздно оставить ее здесь, сохранить секрет. Я могла сослаться утром на недомогание. Что мне грозило? Испытать унижение. Но я пропустила бы вечеринку. Les opportunités. Шанс изменить судьбу. Когда еще мне представится случай выпить шампанского? «Putain», – выругалась я вслух и улыбнулась самозванке в зеркале. Она захлопала ресницами, как бабочка крыльями. «Иди же, дурочка, – сказало мне отражение. – Познакомься с королем».
Несомненно, это была лестница Сатаны. Я стояла на верхней ступеньке, прислушиваясь к гулу разгоравшейся внизу вечеринки и пугающим взрывам смеха. Чтобы появиться во всем великолепии, согласно инструкциям, я должна была прыгнуть с утеса. Шагнуть вниз. Я мешкала на верхней ступени пропасти. И не смогла сделать шаг.
Я повернулась и, сняв туфли и подобрав полы платья, спустилась по черной лестнице. Потом надела вновь на ноги изящные балетки и проскользнула в дверь для слуг, спрятавшись за фикусом в парадном зале. Лучшая возможность наблюдать за другими, оставаясь невидимой. В тот момент я стыдилась собственной трусости, но теперь я втайне горжусь тем, что устояла против плана с Золушкой, отвергнув способ Инги возвысить меня.
Дом был полон сиятельных особ: повсюду кружились кисея и сатин, накрахмаленные белые воротнички и манжеты. Пара гостей заметили меня, в глазах их читался вопрос. Кто я такая? Среди толпы я наткнулась на полковника Боулза. Он похлопал меня по скандально оголенному плечу. Наверное, сейчас он развернет меня и вышвырнет вон, подумала я.
– Добрый вечер, мисс Пеллетье, – озадаченно пробормотал он. – Bonsoir.
– Bonsoir. – Я ускользнула от него и нырнула в бурлящее море гостей. С другой стороны холла стоял его величество король, окруженный самыми важными особами. Он возвышался со всеми своими медалями возле парадной лестницы, по которой я не отважилась спуститься. Из дальнего угла зала я наблюдала, как он разговаривал с Ингой: на ее шее, запястьях и волосах сияли бриллианты. Рядом с ней стоял герцог Паджетт, походивший на пухлый шарик в белом галстуке и рубашке с защипами. Он хохотал, король посмеивался. Все веселились, потягивая из высоких бокалов пузырьки. Ту самую Veuve Cliquot, которую я выгружала утром в ледник, чтобы охладить.
Парень-официант прошел мимо с подносом золотистого эликсира.
– Желаете шампанского? – спросил он. И я пожелала.
– Да, благодарю.
Я вооружилась бокалом. Глоток скользнул мне в горло, словно расстегнулась молния. Напиток напоминал газировку. Инга часто поглядывала в сторону лестницы. Потом встала на цыпочки и что-то шепнула на ухо рослому монарху. Тот кивнул. Она вынула из кармана герцога часы и сверила время, окидывая взглядом толпу. Наконец она высмотрела меня в углу зала, и глаза ее округлились от удивления. Она поманила меня легким движением подбородка. Я протиснулась сквозь толчею.
– Мадам, – поприветствовала я ее.
Инга притянула меня поближе и положила теплую руку на мою ледяную кожу.
– Ваше величество, – сказала она по-французски. – Хочу представить вам мою юную подругу Сильви. Ту самую, о которой я рассказывала. Вот эта девушка. La favorite de l’été[89].
Фаворитка этого лета. Я сделала реверанс, низко склонив голову, как она меня учила, и не протягивала руки для рукопожатия. Инга предупреждала, что этого нельзя делать: король боится микробов и еще опасается, что его отравят недруги.
– Enchantée de vous connaître, Majesté[90], – воскликнула я.
Глаза короля блестели на старом изможденном лице, пока он оценивал меня взглядом. Слегка прикрыв веки, я тоже подозрительно изучала его. Встреть я его на горной дороге без всей его свиты, приняла бы за дикого горца: борода закрывала его лицо густой завесой. Я не могла перестать удивленно таращиться на его нос, на длинный его изгиб. Никогда прежде не видела носа таких внушительных размеров.
– Мадемуазель, – обратился он ко мне, глядя с высоты на мое зеленое платье из невесомой ткани. – Вы канадка, верно?
– Мои родители из Квебека, – пояснила я.
Инга с довольным видом разглядывала меня. Потом обратилась к королю:
– Девушка весьма элегантна, правда? Ей всего шестнадцать.
Семнадцать. Но я не стала ее поправлять.
– Шестнадцать? – переспросил король. – Она высокая.
– У нее такой очаровательно американский невинный вид, не правда ли?
– Это лишь вид? – улыбнулся король уголком рта и изогнул брови.
– Нет, ваше величество. Она именно такая, какой кажется.
Леопольд поглядел на меня сверху вниз: глаза его походили на замерзшие горошины. Он что-то шепнул Инге на ухо. Та рассмеялась и сделала реверанс. Сбоку подошла женщина в сияющем серебристом наряде и взяла короля за локоть.
– Моя красавица, – произнес он.
Она вскинула подбородок и посмотрела на него с обожанием.
– Мой старичок, – проворковала она.
– Дорогая Каролина! – воскликнула Инга.
Женщины обменялись поцелуями, потом баронесса Каролина скользнула по мне своими темными глазами.