– Они пропали! – кричала миссис Наджент. – Истер сказала, выйдет на часок попрощаться с сыном. Никто не видел супругов Грейди после отъезда королевской свиты. Куда, боже правый, они могли запропаститься?
Хороший вопрос, как я теперь понимаю. Где они могли рассчитывать на безопасность в мире носившего белые колпаки сброда, множившегося, как заразная болезнь. Дирфилд, так назывался этот городок. Я не промолвила ни слова про письмо Маркуса и про подслушанный мной разговор. C’n’est pas mon affaire – не мое дело, как сказала бы моя мать. Я их не выдам.
Наджент заставила меня прислуживать вместо уехавших горничных: натягивать чехлы на мебель и закрывать ставни верхнего этажа в гостевых комнатах. Я сняла с кроватей постельное белье и отнесла целые груды его в прачечную, потом развесила мокрое белье на веревках. Вместо Истер на кухне хозяйничала миссис Квирк из пансиона Каменоломен. Эта жизнерадостная веснушчатая женщина лучше всего умела готовить большие порции тушеного мяса, блюда с чили и бобы.
– Твоя мама Шери будет пока стряпать вместо меня в Каменоломнях, – сказала она. – А вдруг парням ее харчи придутся по вкусу? – Она помахала ножом. – Тогда придется, пожалуй, откромсать ей нос.
Паджетты поехали в Мунстоун ужинать в «Ласточкин хвост», чтобы не пробовать стряпню миссис Квирк. Джон Грейди отсутствовал, поэтому их доставил домой в своей повозке Хоки Дженкинс. Джаспера с ними не было.
Инга вызвала меня только на следующее утро. Она нервно ерзала за туалетным столиком и расчесывала волосы.
– Вечеринка, Сильви. Ты приятно провела время? Потанцевала с джентльменами? Повеселилась?
– Было чудесно.
– Я не помню совсем ничего! – сказала она. – Ничего. Голова все еще гудит. А нам надо собирать вещи.
Она указала на целую вереницу сундуков. Графиня возвращалась осенью в Ричмонд, а зимой уезжала в Европу. Она протягивала мне платья, шляпы и накидки, белье и блузки. Я сворачивала их, прокладывая папиросной бумагой.
– Это, – говорила она, сортируя вещи на вешалках, – и это. – Время от времени она бросала что-то в кучу на полу. – Выбросить.
«Выбросить?» Все лето я спасала из мусорных ведер «Лосиного рога» разные сокровища: огрызки карандашей, журналы, ленты, булавки, наполовину использованную стеклянную баночку с румянами. Все слуги рылись в отбросах, как крысы. Инга выбросила журналы «Модное общество», не подозревая, что страницы со статьями о платьях с заниженной талией, фотографиями дам, играющих в крикет, и джентльменов, плавающих на яхтах в Каннах, поедут со мной в Каменоломни и будут использоваться в качестве туалетной бумаги. Она не могла представить, что ее порванные чулки обретут новую жизнь после починки и обтянут мои ноги: я буду надевать их для тепла, прогуливаясь по горе Землекопов.
В груду отбросов попали блузка с кружевной отделкой, жакет для верховой езды из твида «гусиная лапка», малиновая нижняя юбка, небесно-голубой кардиган. Пальто из овечьей шерсти с меховым воротником.
– Хочешь взять их? Это прошлый сезон, так что… – Она махнула рукой на груду вещей, где уже удобно устроился Бизу.
– Вы уверены, мадам? Это…
– Это ерунда, пф-ф. – Она туфелькой подтолкнула пальто в мою сторону. – Тебе, ange.
Она взмахнула рукой и снова стала перебирать вещи в гардеробной. Вынула зеленое платье, которое я повесила туда после вечеринки.
– Похоже, на подоле немного грязи? – Она подняла брови, словно говоря, что догадывается о причинах.
Мое лицо вспыхнуло, выдавая меня с головой.
– Жаль, что ты не воспользовалась преимуществом королевского визита, – проворковала она. – Пришлось сказать Лео, что ты подхватила какой-то вирус. Он был разочарован, но… возможно, все к лучшему. Бедняжка Сильви, – вздохнула она. – Я надеялась, ты найдешь себе джентльмена. Нам – дамам – только так можно выбраться наверх из нищеты.
Шарф в ее руках порхнул на пол.
Я подняла его, свернула и развернула, восхищаясь его невесомостью.
– Впрочем, для тебя не все потеряно, – поддразнила меня Инга. – Я кое-что заметила: Джаспер.
Услышав его имя, я улыбнулась. Всю зиму он проведет здесь, работая на компанию, и – кто знает? Не уверена, чего именно я ждала – просто продолжения нашего общения? Вырежем наши инициалы на стволе дерева, покатаемся на коньках на Дивном озере. Научу его трюку глотания огня.
– Какая жалость, – добавила Инга, – что он так скоро вернулся в университет.
Новость придавила меня, как каменная глыба, сорвавшаяся с крана.
– Уехал? – сдавленным голосом переспросила я. – Но Джейс говорил, что останется на зиму здесь.
– Так хотел его отец, но я заставила герцога передумать. Дать мальчику второй шанс. – Она задумчиво трепала пальцами локоны. – Для него будет лучше вернуться и закончить образование, чем оставаться здесь и сражаться со своим отцом.
Я отвернулась и уставилась на наклейку на одном из сундуков. Фессалоники. Я мечтала оказаться там или в любом другом месте на свете.
– Я думала, ты знаешь, – мягко добавила Инга. – Джейс не сказал тебе утром? – Она сердито фыркнула. – Невыносимо! Он делает, что захочет. За ужином оскорбил короля. Намеренно! Чтобы вызвать смущение. Ему наплевать на отца и на меня. На всех. Может быть, герцог так и не простит его. Может, и я не прощу. Но мы постараемся, и ты тоже, правда, chérie? У мальчика проблемы. Он страдает душевным расстройством.
Она сменила тему, чтобы отвлечь меня.
– Еще одно письмо. – Она протянула мне ручку и бумагу и изобразила гримасу отвращения. – Клубу Объединенных дочерей Конфедерации в Ричмонде, в благодарность за оказанную честь.
– Какую честь, мадам? – спросила я отстраненно.
– Компания выиграла контракт на возведение мемориала преданным солдатам и рабам, и все такое, понимаешь?
Мне не было дела до чертовой статуи. Но меня сразила новость об отъезде Джейса. Инга продолжала говорить о миссис Рэндольф Шерри и памятнике для Национальной аллеи Вашингтона, том самом, который вызывал у Джейса глупые терзания. Статуя. Я взяла в руку ручку и стала записывать лестные хвалы Инги в адрес миссис Шерри.
– Моя дорогая Корали, – начала Инга, потом прервалась. – Merde. Не выношу эту женщину.
Затем она продолжила диктовать:
Мы скучали по вас на этой неделе в «Лосином роге».
Вам бы понравились пейзажи и изысканная компания!
В качестве почетных гостей присутствовали Его Величество король Бельгии Леопольд и другие выдающиеся личности из Европы и Нью-Йорка. Возможно, следующим летом вы почтите нас своим присутствием. А пока хочу лично поблагодарить вас за то, что выбрали мрамор Мунстоуна для возведения памятника в Вашингтоне. Мистер Паджетт был очень рад! И скажу вам по секрету, он надеется, что, увидев красоту нашего камня, вы и Объединенные дочери Конфедерации выберете его и для монументов во Флориде и Алабаме. Это самый чистый мрамор в мире. Следующим летом прошу вас приехать и посмотреть своими глазами. Мы вернемся домой в Бель-Глейд на следующей неделе!
– Герцог полагает, что мне следует завоевать дружбу Корали Шерри, – она изобразила тошноту. – Эти Дочери планируют установить мемориалы по всей стране в честь старых солдат-повстанцев. Понимаешь, Сильви? Нам надо заполучить контракты. Прошу тебя, напиши письмо как можно лучше.
– Oui, мадам, – сказала я равнодушно. И закрыла блокнот, записав в нем последние слова этого лета.
Мы заполнили пять сундуков модной одеждой Инги и аксессуарами. В тот, на котором значилась надпись «Фессалоники», сложили стопку ненужных вещей.
– Это тебе, – сказала она. – все эти вещи, и еще… – Она достала небольшой мешочек на шнурках и помахала им у меня перед носом. – Voilà. Это тоже тебе. Поможет пережить жуткую зиму. Бедный крольчонок Сильви. Жаль, что я не могу взять тебя с собой.
«Можешь, ты можешь взять меня с собой, – сказала я про себя. – Можешь пригласить всех жителей Каменоломен в свой пустой château на зиму». Мне предстояло снова стать покинутым крольчонком, голодным и мечтающим избежать зимовки у вершины горы. Со всей ее социологией она не представляла, каково это – существовать там.
– Если вам нужен человек присматривать за «Лосиным рогом», – произнесла я, поправ свою гордость, – я могла бы работать здесь. Я и, возможно, моя мама могли бы жить в бараке для слуг.
– В этом нет необходимости, дорогая, – ответила она. – Мы закрываем дом.
Это было настоящее преступление: дом, в котором сорок две комнаты, будет пустовать, пока люди мерзнут в палатках. Утешение для меня свисало с ее пальцев: фланелевый мешочек мышиного цвета, стянутый золотистым шнурком. А внутри пятьдесят серебряных долларов. Позже вечером миссис Наджент заплатила мне еще сорок хрустящими зелеными бумажками.
– Это не ошибка? – спросила я. – Десять недель по пять долларов в неделю.
Она замигала.
– Десять долларов стоит одежда.
– Я думала, одежда дается бесплатно.
– Ничего не бывает бесплатно, – ответила она. – Ты этому научишься.
Я научилась. Ничто не давалось просто так, особенно деньги. Их надо было зарабатывать тяжким, утомительным трудом, но был и другой способ: брать.
В моем рюкзаке лежала сумма почти такая же, какую платили в каменоломнях за три месяца изнуряющей работы в холоде. Но я ощущала горечь. Я чувствовала ее вкус на губах и понимала, что могу вскоре стать такой же злобной, как миссис Наджент, если не сумею никак себя проявить. Стать кем-то еще, а не жалким кроликом.
В ту ночь в Картонном дворце оставалась ночевать я одна. Разделочным ножом, прихваченным в кухне, я вырезала на доске в углу над своей кроватью свои инициалы. Конечно, это не монумент в камне, но хоть какой-то знак, доказательство моего существования. С. П. была здесь. Не следующее утро я забрала свой сундук с ненужным Инге добром и отвезла на новенькой вагонетке в Каменоломни. Притащила его домой вместе с обветшалыми иллюзиями.