– Компания Паджеттов ожидает большого контракта, – сказала я. – На сотню тысяч долларов, для монумента в Вашингтоне.
Она присвистнула.
– Святые угодники. Что за монумент?
– Солдатам Конфедерации, – ответила я.
Она недоверчиво отшатнулась.
– Монумент вероломным предателям, это ты хочешь сказать?
– И их верным рабам.
– Верным рабам? Разрази меня гром, если хоть один такой найдется. Камня на сто тысяч долларов, говоришь? Что ж, эта история мне по вкусу.
Итак, для меня еще не все пропало.
Она предложила два доллара в неделю, и я согласилась с благодарностью. Я жаждала и денег, и работы, хотела вновь стать печатным дьяволом.
К. Т. уставилась куда-то вдаль и качала головой.
– Верные рабы. Господи! Ну и дерьмо.
Она принялась печатать, произнося вслух: «Уважаемая миссис Рэндольф Шерри. Буду весьма признательна, если позволите расспросить вас о ваших планах…» Несколько дней она повсюду напевала саркастично старую песенку: «О, я хотел бы очутиться в стране хлопка, где не забыты прежние времена. Отвернись, отвернись, отвернись, Диксиленд…»[93]
Может, в Дикси кто-то и хотел отвернуться, но только не мисс Редмонд.
– Никогда, – сказала она.
Я решила стать такой, как она. Ведь я с треском провалила роль бабочки.
Воздух становился прохладнее с приближением осени. Осины сменили цвет, на горных склонах появились яркие желтые кляксы. Листва шелестела на ветру, напоминая звук шумящей воды. От резких порывов они трепетали и разлетались яркими брызгами: золотой дождь листьев струился в прозрачном воздухе. Я ездила на новой вагонетке вниз в город каждое прохладное утро вместе с братом и еще несколькими школьниками. Мы садились в задней части вагона с камнем, опираясь головами на блоки мрамора, вытащенного нашими отцами из горы. Моей обязанностью было присматривать за малышами и следить, чтобы они не свалились. Генри любил стоять рядом со сцепщиком Томом Поттсом и смотреть на провода над головой. Машинист Хили разрешал ему погудеть в свисток на пике Шпилька. Утром 30 сентября мы сели на поезд пораньше. Нам просто повезло, что не поехали на следующем. К. Т. попросила меня описать трагедию для «Рекорд».
ФАТАЛЬНОЕ КРУШЕНИЕ ВАГОНЕТКИ
Четыре человека встретили смерть в результате аварии на новой линии: машинист Патрик Хили, тормозной кондуктор Роберт Литл, мексиканец Атансио Негрете и Мери Тонко, польская девочка, 8 лет. Они погибли, когда Хили потерял управление сильно нагруженным поездом возле двора шлифовальной фабрики. Без сомнения, причиной стал отказ тормозов – поезд развил опасную скорость. Прямо перед мостом разогнавшиеся вагоны слетели с путей и разбились вдребезги. Том Поттс успел спрыгнуть и спастись.
Раш Литл, шестнадцатилетний сын погибшего тормозного кондуктора, работал на берегу реки в тот момент, когда вагоны ударились об утес. Он прибежал как раз вовремя, чтобы обнять напоследок отца. Мальчик сказал, что отец передал ему последние слова для миссис Литл, перед тем как наступил конец.
Пэт Маккэн, юноша, работающий на колее, увидел руку Хили, торчавшую из-под блока мрамора, и сжал ее. Он рассказал, что ладонь Хили сначала крепко обхватила его руку, но потом ослабла, и он понял, что для бедняги Хили все кончено. Коронера уведомили о происшествии, и, возможно, будет проведено расследование. Компания поможет семьям, взяв на себя расходы на погребение.
В Каменоломнях миссис Тонко захлопнула дверь у меня перед носом. Трудно было винить ее за это. Я поговорила с мистером Маккэном, перепуганным рабочим с колеи, и с беднягой Рашем Литлом, чей отец погиб. У Атансио Негретте не было родных в городке. Я скопировала записи из блокнота и печатала, заливаясь слезами. Кто мог остаться равнодушным к такому событию! После этого я сходила к месту происшествия и перекрестилась в память о погибших.
Как-то днем в начале октября я опоздала на последний поезд, и мне пришлось карабкаться в гору пешком. На дальнем пике горы Соприс уже лежала белая шапка снега. В любой день буря могла похоронить дорогу, по которой я шагала в своих тесных ботиночках. На пике Шпилька я остановилась передохнуть и посмотрела вниз на город. Башни «Лосиного рога» высились над скелетами деревьев. Из труб не валил дым. Алмазная река блестела серебристой нитью, огибая лужайку на склоне и плоский камень, на котором Джаспер Паджетт целовал меня под летней луной. Созерцание этих пейзажей причиняло мне боль. Меня сгубили ананасы и электричество, шампанское в высоких бокалах и хмельное беспамятство у реки. Поэтому приготовьте свой ум к действию. Храните самообладание, полностью надейтесь на благодать, которая будет вам дана, когда явится Иисус Христос (1 Петр. 1: 13). Этот библейский совет был бесполезен. Я потеряла сон из-за смятения в мыслях и терзавшего меня жара. Ни письма, ни весточки, ни следов на пятнистых склонах гор на всем бесконечном их протяжении. Джаспер Паджетт даже не попрощался. В своем блокноте я писала ему письма, которые так и не отправила. Не стану одной из жалких брошенок. Мне казалось бессмысленным писать юноше-студенту из далекого мифического университета, недосягаемого, как сказочная страна, где бежали винные реки, а на ужин с неба падали прямо в пирог жаренные в масле жаворонки.
Хвойные деревья скрипели на холодном ветру. Мраморная пыль кружилась, как дервиши, в одном водовороте с бурыми листьями. Внутренности мои ныли от тоски, не по жаренным в масле жаворонкам и богатству, но по имени, которое я не произносила вслух.
– Принесла молоко? – спросила мама, когда я появилась в дверях.
– Прости, мама, я забыла.
– Ты забываешь обо всем, – сказала она. – Что с тобой происходит?
– Ничего, просто устала после работы.
– Работа, – она фыркнула, давая понять, что то, чем я занималась целый день в газете, вряд ли считается работой. Вот она кипятила одежду и развешивала на ветру, складывала камни стопками снаружи вдоль стен хижины, на всю высоту своего роста, чтобы утеплить ее к зиме. Таскала уголь и воду с силой, достойной быка. Она брила отцу подбородок, стригла ему волосы, готовила бобы и чинила штаны. Гонялась за Кусакой, когда тот пытался убежать за Генри в школу. Весь день малыш сражался с ней за свободу. Как и я. Под ее глазами залегли темные полумесяцы. Волосы непокорно курчавились от пара, поднимавшегося от кастрюль. Воздух был густо пропитан запахом капусты и холодом, предвещавшим снег.
– Отдохни, мама.
– Мы отдохнем после смерти. – Она направила на меня спицы для штопки. – Праздные руки – орудие дьявола.
Мои руки не оставались праздными, но дьявол вскоре нашел другие способы добраться до меня. Я покончила с домашними делами в Каменоломнях и села на вагонетку, чтобы ехать в газету, где занималась печатью и отправкой газет на почту. И я держала ухо востро, как советовала К. Т. Шла я обычным маршрутом доставки газеты, боролась с октябрьским ветром и приветствовала клиентов:
– Добрый день, миссис Викс. Вот ваша газета, мистер Кобл. Доброе утро, полковник. – Я радостно протягивала всем газеты, не подозревая, что на одной из страниц напечатана история, которая раздует пламя. Пламя, которое разожгла я сама.
МУНСТОУН СИТИ РЕКОРДС
Любят многие, хулят некоторые, читают все
Компания «Паджетт» выиграла выгодный контракт стоимостью 100 000 долларов на поставку камня для памятника конфедератам в национальном Капитолии в честь солдат Дикси и рабов, «сохранивших верность» из «любви к своим хозяевам».
Миссис Рэндольф Шерри, президент Объединенных дочерей Конфедерации, предоставила этот заказ. В своем заявлении газете «Рекорд» она написала:
«Многие рабы мечтали о возвращении тех счастливых и беззаботных дней. Памятник напомнит им, что они служили великому делу». Газета «Балтимор ньюс американ» предложила более подходящий вариант выразить признательность: «Почему не изобразить памятник в виде семьи негров с подписью: “На благодарную память с искренним извинением тем, кому мы не заплатили ни цента зарплаты за всю их жизнь, проведенную в служении во имя создания нашего государства”?»
Я подумала об Истер и о том, что она скажет об идее «верных рабов», если когда-нибудь услышит об этом. Вероятно, она погремит кастрюлями и оставит свои мысли при себе, не делясь ими с нами, белыми людьми. Статья на этом не заканчивалась:
НАГРАДА:
«Мунстоун сити рекорд» предлагает приз в размере 100 долларов тому, кто предъявит бывшего раба, готового свидетельствовать в пользу тех «счастливых и беззаботных дней», которые Дочери Конфедерации мечтают увековечить, обеляя правду.
Полковник Боулз ворвался в редакторскую, усы его нервно дрожали.
– Редмонд! – завопил он.
– Полковник? – она вышла из-за пресса, сложив руки на груди.
– Хотите награду? – спросил он. – Вы ее получите, обещаю.
– Совершенство – вот наша награда, – ответила она с провокационной улыбкой. – «Рекорд» – доказательство тому. Наш тираж удвоился. Вот моя награда.
Полковник прошипел:
– Если вам… нечего… сказать… приятного! Тогда молчите!
– Тогда молчу, – дерзко повторила она.
Мне это понравилось. Возможно, я тоже сумею развить в себе эту дерзость.
Боулз погрозил ей дрожащим пальцем.
– Слушайте, Редмонд. Наша компания занимается честным бизнесом, и мы делаем черт знает сколько в тяжелейших условиях. Компания совершила удивительные подвиги. Приложила героические усилия! Вы, мадам, понятия не имеете, какие навыки и мужество требуются, чтобы добывать тонны камня в этих горах. Когда на дорогах лежат четырнадцать футов снега. И вокруг леденящий холод. Почему вы не способны поддерживать нас и наши усилия и действовать на благо жителей Мунстоуна и штата Колорадо, всей нашей страны, в конце концов?
– Моя работа не в том, чтобы способствовать чьим-то продажам, – ответила она. – А в том, чтобы рассказывать о событиях.