– Миссис Джонс, – сказала я в порыве вдохновения, – вы говорили, что хотите встретиться с президентом компании.
– Обезьяны в костюмах никогда не разговаривают с такими, как я.
– Я знакома с Джаспером Паджеттом. Он может нас выслушать. Я его попрошу.
– Можете сделать это прямо сейчас? – просияла она. – Покажите, где его найти.
Мы зашагали к конторе компании. Плана у меня не было, только странная решимость обратиться к Джейсу. Проверим его характер. Я покажу ему… что именно? Грязь на платье и немного соломы. Он увидит, что теперь не сможет мне навредить. Я теперь товарищ, автор газетных статей. Я приведу к нему матушку Джонс.
Она, напевая, торопливо семенила впереди. Мы поднялись по ступенькам конторы: мной управляли новые невидимые нити безрассудства, заставляя искать неприятностей.
Передние столы пустовали. Вряд ли Джейс Паджетт бодрствует в такое время. Но тут я заметила человека, изучавшего чертежи, прикрепленные к дальней стене. Торчащие перышками на затылке прядки волос показались знакомыми. Заметив их, я снова испугалась его власти надо мной и того, что собиралась сделать.
– Джейс, – позвала я.
Он обернулся и застыл.
– Сильви! Какой сюрприз! Доброе утро. Кто эта очаровательная особа рядом с тобой?
– Миссис Мэри Джонс, – представила я. – Матушка Мэри Харрис Джонс.
– Вы? – Он удивленно уставился на ее вдовье облачение. – Опасная радикалистка?
– Именно так. Коварная старуха. Но в действительности я безобидна, как котенок.
– Было бы разумно выставить вас, – сказал Джаспер, – но я приму во внимание, что вы пришли сюда с моей подругой Сильви – ее рекомендация многого стоит.
Так я для него лицо, к чьей рекомендации стоит прислушаться. Как же он бесил меня, этот Джейс.
– Молодой человек, – сказала ему миссис Джонс. – У меня есть конкретная просьба.
– Я весь внимание, мадам. – Он говорил с благосклонностью человека, наделенного властью.
– Вы сказали, что знакомы с мисс Пеллетье, – продолжила миссис Джонс. – Значит, вам известно о трагической смерти ее отца.
– Да. – Он не отважился поднять на меня взгляд. – Я ужасно сожалею об этом несчастном случае.
– Это не несчастный случай, – возразила я. – Расследование подтвердило. Отец погиб от умышленного злодеяния – все из-за того, что он организовывал профсоюз.
– Это произойдет снова, с другим рабочим, и потом опять, – сказала миссис Джонс.
– И что ты предпримешь? – спросила я.
Он отвернулся с виноватым видом, словно ребенок, которого бранят за шалости.
– Я… принес извинения, – покраснев и заикаясь, пролепетал Джейс. – От лица…
Миссис Джонс шагнула к нему и с материнским спокойствием произнесла:
– Сынок, я здесь, чтобы предложить тебе верное средство успокоить совесть. И воззвать к твоей доброй воле. Могу я присесть?
Он пригласил нас в свое личное святилище: на двери висела позолоченная табличка с его именем «Джаспер К. Паджетт, президент». Не прошло и минуты, как чары миссис Джонс начали действовать.
– Мистер Паджетт, – сказала она, невинно моргая, – вы ведь образованный человек, не так ли?
– Ну да. Я только что окончил Гарвардский университет.
– Значит, вы читали стоиков и хотя бы вскользь ознакомились с творчеством великого Виктора Гюго и романами Эптона Синклера о рабочем классе.
– В настоящее время я увлечен работами доктора Дю Бойса.
– Ага! – довольно воскликнула она. – Дю Бойс – глас народа. Итак, я смею предположить, что вы человек совести, а не только наследник состояния. Мне говорили, что ваш моральный компас направляет вас в сторону справедливости.
– Надеюсь на это, миссис Джонс.
– Несколько часов назад рабочие в вашем поселке проголосовали за создание профсоюза, решив объединиться в великой гуманистической борьбе за здоровое и благополучное существование. Они истощены до предела. Им не платили жалованье всю зиму.
– Мы получим деньги на выплаты на этой неделе, – ответил Джаспер. – Я намерен все для этого сделать.
– Вы должны понимать, что они не смогут двигаться вперед, не объединившись.
– Так пусть объединяются. Я не вижу в этом проблемы.
– А я думаю, видите, – возразила миссис Джонс. – Иначе зачем нанимать «пинкертонов», посылать этих головорезов к шахтерам и мешать им в организации профсоюза?
Джейс выглядел растерянным.
– Прошлой ночью они осадили Каменоломни с оружием в руках, – сказала я.
– Дамы, вынужден вас поправить, – заметил Джейс. – Полковник Боулз отправил отряд охраны поймать контрабандистов спиртного. Видимо, пьяная потасовка вышла из-под контроля.
– Там не было пьяной потасовки, – возразила я. – Шло мирное собрание.
– С целью организации профсоюза, – сообщила миссис Джонс. – Если не верите моим словам, спросите эту юную леди. Она журналистка.
В ту минуту я была скорее не журналистка, а ревнивая отвергнутая «иезавель», но предпочла называться журналисткой и товарищем. Теперь эти слова начали определять меня, ведь роль бабочки уже мной не рассматривалась. Когда вас кем-то называют, вы порой становитесь этим кем-то, на радость или на беду.
– Сильви? – обратился ко мне Джейс. – Ты хорошо себя чувствуешь? Выглядишь не лучшим образом, Сильвер.
В его озабоченном голосе снова звучали виргинские гласные. Этот приятный сладкий выговор и милое старое прозвище на секунду смягчили меня, но вскоре я опомнилась и гордо выпрямилась.
– Все так, как она сказала, – подтвердила я. – Мужчины всего лишь хотели создать профсоюз. Но «пинкертоны» арестовали организатора, миссис Джонс и меня. И заперли нас в компрессорной.
Мой бывший возлюбленный недоверчиво выслушал эту новость.
– Вас арестовали?
– Без всяких оснований. – Я произнесла это с гордостью, словно арест был знаком почета.
Миссис Джонс наклонилась к нему.
– Я всего лишь выступаю за возрождение уз братства между классами. За царство справедливости на земле, которое сотрет из памяти вражду и ненависть, разделяющие нас ныне.
– Я тоже выступаю за это, – воскликнул Джаспер. – Но позвольте спросить. Разве вы не из большевиков?
– Кое-кто называет нас большевиками, – ответила она. – Другие зовут красными. Что с того? Если мы красные, то и Томас Джефферсон был красным, как и многие люди, перевернувшие этот мир. Что такое социализм? Что такое большевизм? Кем были повстанцы американской революции? И что есть профсоюз? Я скажу вам: за всеми движениями стоит дух общественных волнений.
– Меня предупреждали, – сказал Джейс, – что общественные волнения несовместимы с прибылью.
– Профсоюз создается, чтобы отпала необходимость в революции. Я не на стороне радикалов, я на стороне рабочих.
– Я вижу это, мадам, – сказал Джейс, – и поскольку отец уполномочил меня управлять этим бизнесом самостоятельно и идти своим путем…
– Надеюсь, ваш путь не разойдется с дорогой справедливости, – заметила миссис Джонс.
– Мой отец, – тихо добавила я, – которым ты, по твоим словам, восхищался…
– Это так, – сказал Джейс. – Все любили Жака Пеллетье.
– Он боролся за профсоюз, – заметила я, пытаясь воззвать к его былым чувствам ко мне и доброте и чести, которыми, как я надеялась, он был наделен.
Выражение вины на лице Джаспера сменилось грустью. А потом его, кажется, озарила какая-то мысль. Он просиял, словно это его собственная идея и его не натолкнули на нее старушка и юная девушка. Он с философским видом поднял вверх палец.
– Я безусловно выступаю за справедливость, – сказал он. – И у меня есть все полномочия начать переговоры с профсоюзом рабочих. И будь я проклят, если этого не сделаю.
Услышав эти слова, миссис Джонс вся рассыпалась в комплиментах.
– Вы, несомненно, чудесный юноша. Будущее нашей страны за такими лидерами, как вы. Вы образцовый американец. Лонаган и Объединенные горнорабочие свяжутся с вами немедленно, вместе с Дэном Керриганом, президентом местного отдела профсоюза. И тогда, мой новый друг, – сказала она как строгая учительница, – вы добросовестно проведете переговоры.
– Даю вам слово.
– Слова – начало любого дела, – сказала я, цитируя Джорджа Лонагана.
– Верно, – согласился Джаспер. – Я намерен действовать.
– Я здесь не для того, чтобы препятствовать вашему бизнесу, – заверила миссис Джонс. – Напротив, мы все молимся за ваш успех. Что ж, думаю, мы обсудили все, что нужно.
Она направилась к двери, и я последовала за ней.
– Сильви, – остановил меня Джаспер. – Можешь уделить мне минутку?
– Оставайся. – Слово миссис Джонс прозвучало почти как приказ. – А я побегу, пока «пинкертоны» не пришли и не швырнули меня за решетку.
Я осталась одна.
– Мне не терпится кое-что тебе показать, – сказал Джейс. Он с воодушевлением подвел меня к задней стене. Там висели чертежи, эскизы и диаграммы. Он указал на изображение солдата, стоявшего на высокой колонне. – Помнишь Дочерей Конфедерации? Мы выиграли большой контракт на памятник верному рабу. Ты же не забыла?
Я не забыла.
– Верному! – фыркнул он и указал на пьедестал, где значилось слово «Верность».
Там виднелся рельеф из человеческих фигур: рабыня с белым ребенком, привязанным к ее бедру, мускулистый мужчина с голым торсом, пашущий плугом землю. На спинах они держали возвышавшегося в вышине солдата Конфедерации с орлами и предательским диагональным крестом на флаге.
– Я пытался отменить заказ на эту пародию, – сказал Джейс. – Но поздно. Камень уже отправили. Но смотри, Сильви, вот противоядие…
Он показал мне другой рисунок, большого нарядного храма. На архитраве над главным входом было выгравировано: БЛАГОДАРНАЯ НАЦИЯ. Фонтаны и лабиринт садовых дорожек украшали территорию. Я подошла ближе, стараясь понять, что это за мифическое царство жареных жаворонков и справедливости, место воздаяния и гармонии.
– Мне пора идти, – заметила я, стараясь задеть его пренебрежением.
Джейс не заметил и заговорил быстрее, спеша объяснить свою задумку: