Раздался новый крик:
– Джаспер!
Услышав его, я похолодела. Прибыл сам герцог. Толстая пачка купюр жгла мне грудь. Нельзя было брать их. Все происходящее было неправильным. Сунь деньги в ящик комода, подумала я. Спрячь под раковиной. Почему я этого не сделала? Вот почему: «Тебе должны», – прошептал дьявол. Или это была истина. Кровавые деньги. Джаспер сам сказал, что Паджетты должны Пеллетье. А кому они не задолжали? У Калеба шла кровь.
Не прошло и минуты, как я приняла решение. С пачкой денег, все еще спрятанных в моем корсете, и с бутылкой виски на подносе пошла назад к дивану, на котором сидел Кэл с окровавленным полотенцем, прижатым к глазу.
Герцог Паджетт стоял над ним и кричал:
– Какого черта! Вставай, Калеб! Что ты делаешь здесь, парень? Вставай!
Кэл поднялся.
– Здравствуйте, сэр.
– Пусть отдохнет. Он ранен, – Джейс встал перед отцом.
Трое мужчин стояли в ряд. Как барельеф. Паджетт и сыновья.
– Отведи Калеба в заднюю часть дома, – велел герцог. – Взгляни, какой беспорядок.
Герцог разглядывал кровь на ковре. Джейс смотрел на Кэла, который стоически держался на ногах, его здоровый глаз смотрел куда-то прочь, в лучшее будущее вдали от этих людей. Я искала сходство и нашла его. Совершенно явное. Уши. У Кэла были паджеттовские оттопыренные уши, в точности как у дедушки, бригадного генерала Паджетта, на портрете в библиотеке. И как у самого герцога. Три поколения торчащих ушей.
Дыхание Кэла было затрудненным, и Джейс протянул руку, чтобы его успокоить.
– Выведи его отсюда, – велел герцог.
– Он ранен, отец, оставь его в покое. – Спиртное жгло Джейса изнутри, окрашивая в цвет пламени его щеки. – Я о нем позабочусь.
– Здесь ему не место, – заметил герцог.
– Значит, и мне не место тоже.
Герцог Паджетт воззрился на сына с изумлением.
– Ты болен, Джейс. У тебя с головой плохо. Помнишь, что говорил врач? Тебе нельзя волноваться. Из-за такой… ерунды.
– Это не ерунда. Это правда.
– Прошу тебя, сын, – герцог запнулся. – Я чуть рассудок не потерял из-за тебя. Эти анархисты перекрыли пути. Нам пришлось повернуть. Когда девчонка позвонила, я испугался, что тебя убили. Она сказала, – он не глядя махнул в мою сторону и процитировал неверно мои слова из телефонного разговора, – что мой сын сильно пострадал.
Его сын. Калеб Грейди улыбнулся, в выражении лица появилось напряжение. Он мельком взглянул на меня, словно понял, что я все знаю. Что я видела, как его отвергли.
Герцог все еще смотрел на Джейса обвиняющим взглядом. В чем же он виноват? Я не хотела играть роль в этой драме, и при этом я ведь согласилась – неужели? – выйти замуж, стать частью семьи. Калеб Грейди станет моим деверем, хоть и незаконным.
– Я уже ухожу, мистер Паджетт, – сказала я.
– Ты останешься, – возразил Джаспер. – Сильви, прошу, останься.
– Мой сын выпил слишком много спиртного, – извиняющимся тоном сказал герцог. – Ему нездоровится.
– Это Калебу! Кэлу нездоровится! – зарычал Джейс. – Боже правый! Посмотри на него, отец. Его пытались убить. Бросили умирать.
– Он не умер, не так ли? – прокричал герцог. – Разве я не говорил тебе не иметь дело с профсоюзом? Бандиты. Я говорил тебе! Но ты не слушал, и вот результат!
– Я просил Боулза не привозить туда наверх штрейкбрехеров…
– Не читай мне нотаций, – прервал его герцог. – Ты устроил здесь бардак и захотел уйти. И ты теперь свободен.
– Пойдем со мной, Кэл, – позвал Джаспер. – Приведем тебя в порядок.
– С Кэлом все нормально, – возразил герцог. – Так ведь, парень? Ты в порядке.
Кэл состроил гримасу, давая понять, что все прекрасно, хотя он, очевидно, сильно пострадал. Калеб Грейди был мастер защитной тактики, знакомой и мне: прикрываться щитом молчания.
– Да, сэр, – ответил он.
Посмотрев внимательно, можно было заметить ледяное презрение в его кривой усмешке.
– Молодчина, – похвалил его герцог Паджетт. – Иди теперь к себе, Калеб.
– Я отведу его наверх, – предложил Джаспер. – Положу спать в моей комнате.
– Даже не думай, – заявил герцог. – Это мой дом. Не позволю, чтобы мальчишка заляпал кровью все комнаты. Посмотри, какой беспорядок он уже устроил.
– Он устроил? – воскликнул Джаспер. Они стояли, ощетинившись друг на друга.
– Джейс, – резко произнес Калеб. Он пошел к кухонной двери, поддерживая вывихнутый локоть, тот торчал под ужасающим углом. – Выпусти меня отсюда.
Герцог наблюдал за обоими, прищурив глаза.
– Ладно, Кэл, ты молодчина, – подбодрил Джейс. – Все будет в порядке. Доктор в пути.
В голосе его звучало беспокойство, он мягко положил руку Калебу на плечо.
В тот момент он мне очень нравился.
Герцог подошел к шкафчику налить виски, бутылка в его руке тряслась. Интересно, от раскаяния? Или от страха, что его могут разоблачить и осудить за то, что он сделал с Истер? Он винил Джейса, Калеба Грейди, профсоюзную шваль. Всех, кроме себя.
– Какое безрассудство, – сказал герцог. – Привести этого парня сюда.
Он осушил стакан. Зазвенел колокольчик у парадного входа.
– Откройте, если не трудно.
«Иди к черту», – хотелось мне сказать. Но я не Истер, у меня не хватило духу.
У двери стоял доктор Батлер со своей черной сумкой.
– А, юная леди, что пишет «Больничные заметки». Где пациент?
В кухне Калеб Грейди положил искалеченную руку на стол. Я поспешно убрала тарелки, надела поверх платья передник и, стоя у раковины, наблюдала, как врач его осматривает. Кэл порывисто вдохнул в приступе боли и осушил до дна второй стакан виски. Врач разрезал окровавленную рубашку и отодрал прилипшие куски. Обнаженные ребра Кэла были испещрены фиолетовыми синяками и кровоточащими порезами. Батлер прижал пальцы к ранам. Потом наклонил голову Кэла к свету и приоткрыл веки распухшего глаза.
– Плохи дела, – сказал он.
– А что с локтем? Этой рукой он бросает мяч. Никто не может поймать бросок Кэла Грейди.
– Я вправлю ее, – сказал врач. – Будет больно. Потом придется носить перевязь. И дать покой ребрам. Ты сломал несколько.
– Не он сломал, – возразил Джейс. – Чертова толпа линчевателей это сделала. Ему повезло, что его не повесили.
– Двое из них побежали за веревкой, но я удрал от них, – пояснил Кэл. – Мчался со всех ног.
Доктор закатал ему рукав.
– Сейчас я хорошенько дерну. Придержи его, Джаспер.
– Сделайте ему укол морфина, – попросил Джейс. – Ради бога.
– Он выпил достаточно виски, – заявил Батлер. – Они не так чувствительны к боли, как мы.
– Какого черта, – Джейс побагровел. – Сделайте ему этот треклятый укол.
– Док, пожалуйста, – взмолилась я. – Дайте ему что-нибудь.
Доктор достал из сумки пузырек и шприц, бормоча:
– Только зря лекарство переводить, но как скажете.
– Это притупит боль, Кэл, – сказал Джаспер. – Ты ничего не почувствуешь.
– Как же, это ты ничего не почувствуешь, – Калеб рассмеялся с горькой иронией.
– Мне лучше вам не мешать, – заметила я. – Пора идти…
Джейс меня не останавливал. Он стоял возле брата. Положив руку ему на плечо. И я поняла, что все правда. Любой это понял бы, взглянув на них обоих. Он послал мне рассеянно воздушный поцелуй.
– Приду за тобой завтра, – сказал он. – Я приду за тобой.
Придет ли? Я вышла через заднюю дверь, терзаясь сомнениями, голова шла кругом, и две сотни долларов оттопыривали лиф моего платья.
Глава тридцать первая
Оказавшись в безопасности в глубине своего чулана, вдыхая родной запах бумаги и чернил, я перебирала в голове катаклизмы минувшего вечера и боролась с дьяволом за душу Сильви Пеллетье. От комка прижатых к груди купюр на коже остались красные следы. Я сняла с пачки бумажную полоску и разложила купюры веером, наслаждаясь хрустом новых денежных знаков. Каждая двадцатка была ковром Аладдина, на котором я могла улететь прочь. Вместе с Джейсом Паджеттом? Или без него. Я могла взять деньги и сбежать одна. Мои мысли представляли собой хаотичное сплетение воспоминаний: кровь, виски и дикое, безумное предложение.
Если ты не испытываешь ко мне ненависти.
Не слишком прочное основание для брачных уз, не так ли? Отсутствие ненависти. И подкуп. Это может стать твоим. Он предлагал мне замужество, словно оплату долга, словно спасение. Может, я наказание, которое он должен понести? Ни слова о любви. Может, люди его круга о ней не говорят. Или не знают, что это такое.
Ворочаясь в темноте, я размышляла о Паджеттах. О чудовищном уравнении, в котором Калеб Грейди становился одним из них и при этом нет. Я проводила подсчеты, вычисляя даты и отматывая события назад в то время, когда это случилось. Год тысяча восемьсот восемьдесят третий. Истер была тогда совсем молодой, герцог постарше. И ни она, ни он еще не состояли в браке. После рождения Калеба герцог женился на Опал, а Истер вышла замуж за Джона Грейди, вырастившего Калеба как собственного сына. Потом родился Маркус Грейди и несколько месяцев спустя Джейс. После смерти Опал Истер нянчила обоих малышей, своего сына и сына умершей белой женщины.
«Все знают», – сказал Джейс. Но сам Джейс раньше не знал.
Мои мысли запинались и замирали, когда я представляла себе его потрясение, ведь он узнал… постыдный секрет семьи. Те слухи… разговоры о его отце и Истер. И вот она наконец уехала. Послав того к черту.
Преступление герцога стало источником, питающим гнев Джаспера. Грех его отца проистекал из первородного греха: так профессор Дю Бойс назвал рабство. До того момента Конфедерация Юга была для меня запылившейся историей скучных битв в краю болот со змеями и девушек, носивших букли. Экзотический край, словно совсем другая страна. А Джаспер пригласил меня жить в этой стране, рядом с памятниками его одержимости. Его называли помешанным только за то, что он хотел заботиться о брате и о семействе Грейди. В этом видели признаки сумасшествия, а не того чувства, какое он испытывал на самом деле. Любви.