– О, мой бог, – воскликнула К. Т. – Сифонная трубка. Гениально.
Через щель в стене просунулась резиновая трубочка. К. Т. со смехом согнулась пополам и втянула через нее жидкость.
– На вкус как керосин, – сказала она, проглотив напиток.
Я тоже сделала пару глотков. Сила самогона сбила нас с ног, всех троих.
Наш тюремщик Пфистер устроил себе отдельную вечеринку, со взломом. Пока мы спали, он и его дружки «пинкертоны» вломились в редакцию «Рекорд» и принялись крушить и грабить. Они увезли печатный станок, собрали в ящик шрифты. Позже мы узнали от Дотти Викс, что они всё свалили в огромный сугроб за домом. Наборные кассы, направляющие штифты, виньетки – все, из чего состояли предложения, печатавшиеся в «Мунстоун сити рекорд», потонуло в белой могиле. Возможно, они все еще там.
Ночью в камере было темно, как в брюхе у пса. Примерно в четыре утра нас разбудили вспышки фонаря, светившего прямо в глаза. Вернулся Пфистер со своими приятелями, шерифом Смайли и Быком Бакстером.
– Встаем, – Пфистер отпер нашу клетку и стащил нас с убогих коек.
Миссис Херли хрипло запричитала:
– Вы же не ведете их на виселицу? Освободите женщин.
– Они свободны, – отозвался Бакстер. – И могут свободно сесть на утренний поезд.
Нас повели по Мраморной дороге. Лучи фонарей отбрасывали наши искаженные тени на снежные сугробы, словно по бокам от нас шагали призраки.
– Куда нас ведут? – потребовала ответа К. Т. – На каком основании? Какой закон мы нарушили? Где ордер? Где судебное предписание, согласно habeas corpus[123]?
– Любите латынь? – улыбнулся Смайли. – Как насчет postmortem[124]?
– Вы нарушаете закон, мистер Смайли, – заметила К. Т.
– Военная необходимость не признает закона, – заявил Смайли.
«У нас со Смайли есть оправдания своим преступлениям, хоть и разные», – подумала я, зная, что идея Робин Гуда выше мотивов Смайли. Что за военная необходимость вынуждает бросить в тюрьму трясущуюся в лихорадке женщину и ее помощницу-служащую? Я защищала рабочих лошадок, а Смайли был жополизом, действовавшим лишь в собственных интересах.
– Мисс Редмонд нужен врач, – заметила я.
– Что это, гуси летят? – спросил он, приставив ладонь к уху. – Слышите кряканье, помощник Пфистер?
– Слышу, шериф, – ответил тот. – Кудахчут.
Они весело захохотали и под дулом пистолета затолкали нас в поезд, отъезжавший в 5:35 утра.
– У проводника приказ, – сказал Смайли, – он не выпустит вас раньше Денвера.
– Там мы встретимся с моим адвокатом, – сказала ему К. Т. – Его зовут Крамп. Он знаменит тем, что у него три руки. Третья – длинная рука закона. И она потянется прямо к вам, мистер Смайли, и к остальным наемным шавкам из вашей стаи.
С этими словами мы покинули город. Он растаял в облаках, а мы даже не оглянулись.
Поезд застрял на три дня из-за лавины на перевале Грабстейк, в жутком холоде. Есть было нечего, кроме сухих крекеров. К. Т. сидела, прислонив горящий лоб к моему плечу. Спали мы сидя.
В Денвере извозчик доставил нас к дому сестры К. Т. Дейзи Томас, вдовы с ребенком. Она уложила К. Т. приходить в себя на диване в гостиной. Мне выделили лежак на полу в комнате ее дочери Дженни, веснушчатой десятилетней девчушки с редкими ресницами и ржаво-рыжими волосами. Я забралась под одеяло и продрыхла четырнадцать часов. Когда взошло солнце, вдали за городом я разглядела острые вершины гор, куда никогда не собиралась возвращаться.
Часть шестая. Принцесса воров
Я дерзко вторгнусь в Колорадо. Неужели в этом краю человеческой жадности отсутствует простая человечность? Неужели ее нельзя купить за доллары, как любой другой товар, включая голоса избирателей?
Глава сороковая
Весна пахла талым снегом и зелеными побегами. Птички распевали prin-tems, prin-temps[125]. К. Т. пошла на поправку и повеселела, благодаря заботе своей сестры и общению с племянницей. Я стирала, готовила и обучала Дженни латинским глаголам: dico, dicere, dixi, dictus. Написала письмо маме: «Газета в Мунстоуне закрылась». Объяснять ничего не стала, только сообщила свой новый адрес. «Племянник мисс Редмонд Роберт учится в университете, и мне отдали его комнату. Взамен я обучаю младшую девочку и помогаю по хозяйству». Я отправила ей двадцать долларов и старалась не думать об украденных у Паджеттов деньгах, лежащих в банке. Я не вправе была их тратить. В моих собственных карманах оставалась всего сотня долларов. Еще двести спрятаны в Мунстоуне между страницами книг. А может, их уже украли «пинкертоны».
Возвращаться было небезопасно. Вернуть наше с К. Т. имущество мы не могли, пока начатый по ее заявлению суд не вынесет постановление об истребовании. Дотти Викс написала, что на двери «Рекорд» повесили замок. «Твой кот Билли забрел, мяукая, ко мне в пекарню, – говорилось в письме, – и теперь ловит мышей у меня на кухне».
«Берегись, – написала в ответ К. Т. – Полковник Боулз обвинит тебя в укрывательстве большевистского кота».
Мои мысли были так же далеко от большевизма, как и от самого Мунстоуна: я жила в комфорте под кровом семьи Томас. Я задумывала стать Принцессой воров, но прошла весна, а я так и не предприняла никаких действий. Лишь размышляла и читала у окна гостиной.
– Почему бы тебе не пойти в колледж? – предложила одним майским утром К. Т.
Я испугалась, что на самом деле она имеет в виду «Почему бы тебе не съехать?».
Раньше я не задумывалась о колледже. В университетах учились мужчины или такие женщины, как К. Т. Она получила образование в Оберлинском колледже и знала историю Европы, периодическую таблицу элементов и греческую философию. Читала Спинозу и Декарта. Как женщина вроде меня сможет оплатить обучение? Меня искушали похищенные деньги Анджелы Сильверини. Я также представляла, как приду к Паджеттам и заявлю права наследования как миссис Джаспер Паджетт. Но доказательств не было. Или все же были? Стоило проверить еще раз.
Среди моей скромной кучки личных вещей находился блокнот с надписью «Финансы», книга расходов моего покойного супруга. Я не перечитывала ее с того утра, как она прибыла с посылкой. Слова с ее страниц словно щупальца тянулись ко мне и тащили за собой в глубины океана скорби и вины, напоминая о том, что я украла, и о человеке, женой которого была всего несколько мгновений.
Я сидела у окна в оковах тоски. Оковы – опять pluralia tantum, напомнившее мне о мучительном одиночестве. Джордж. Он был моей оковой, если можно так выразиться. Наконец я открыла обложку дневника Джаспера и побежала пальцем по строчкам. Дорогая Сильви, сердце мое. Слова проникали мне под кожу и кости через кисть руки и наполняли меня печалью и слезами. Я перевернула еще страницу, и из дневника выпали обрывки бумаги. Билеты и квитанции. Среди них была одна, не замеченная мною раньше. Сложенная пополам крохотная полоска. Квитанция от ювелира на «бриллиантовое кольцо, подгонка по размеру». Его лавка находилась в шести остановках трамвая.
В тот день после обеда я села на городской трамвай и поехала вдоль извилистых, как реки, улиц, по которым текли людские ручейки, тащились всевозможные повозки и телеги. Каждый поворот открывал передо мной новые чудеса: театр, ворота кирпичных особняков, университет, фруктовый киоск с яркими лимонами. «Дирижабли Скалистых гор» рекламировали полеты на воздушных шарах. Мне захотелось попробовать, каково это: парить в воздухе над этим фантастическим городом. С каждой стены кричала реклама: «Ковбойские сапоги! Стетсоновские шляпы! Скупаем золото! Серебро! Любые драгоценные камни!» За книжным магазином «Бриллиантовые шпоры» размером с амбар простирался огромный мясной рынок со свиными головами и целыми говяжьими тушами, лежавшими на виду на прилавках. Мужчина в окровавленном фартуке катил тележку с потрохами мимо прохожих, одетых по-городскому. Драматические живые картины разыгрывались каждом углу. Голова моя шла кругом, я пожирала глазами все, что видела. Город зачаровал меня.
Я сошла с трамвая в толпу незнакомцев, которые, без сомнения, признали во мне деревенщину с гор. Я уворачивалась от встречных прохожих, щурилась на вывески и спрашивала дорогу, пока одна женщина не показала мне наконец-то, как пройти к ювелирной лавке. В витринах на черном бархате лежали драгоценности, висели, позвякивая, жемчужные и бриллиантовые кулоны. На белой руке-манекене крупными кровавыми каплями красовался рубиновый браслет. Я стояла у стекла и смотрела сквозь собственное отражение: драгоценные камни, казалось, плыли над моим прозрачным лицом. Владелец поприветствовал меня, не вынимая лупу из глаза.
– Я пришла забрать кольцо, – выудила я квитанцию из сумочки. – Его принес мой муж.
Мне показалось, что слово «муж» прозвучало фальшиво, словно я не имела на него права.
Он взял квитанцию, направился в заднюю комнату и вернулся с небольшим фланелевым мешочком. Из него на поднос выпало кольцо.
– Позвольте? – Он взял мою левую руку и с легкостью надел его на безымянный палец. – Идеально.
– Сколько я вам должна?
Он проверил квитанцию.
– Нисколько. Уплачено заранее.
– Спасибо, сэр.
Не веря происходящему, я вышла из магазина и застыла на тротуаре.
Когда я была маленькой, отец учил нас геологии: рассказывал, что алмазы получаются из угля – углерод долго-долго сжимается под грузом горных пород. Мы с братом брали куски черного антрацита и подкладывали под самые тяжелые булыжники, которые могли поднять, не осознавая, что понадобятся миллионы лет, прежде чем они превратятся в драгоценность. Мы думали, что когда-нибудь, вернувшись, найдем там алмаз.