– Я могу его увидеть?
– Пока нет. Но через пару дней мы и его выпишем.
– С графом Оболиным все будет в порядке, – опять заговорил мужчина, и в голосе его появилась жесткость. – Иван Кириллович, стряслась страшная беда: из вашего музея похищен сервиз «Золотая братина».
– Что?! – Любин резко сел в кровати, и тяжелая боль, рвущая на части голову, вспыхнула в затылке. Потемнело в глазах, Ивану Кирилловичу показалось, что он теряет сознание.
– Вам нельзя делать резких движений! – ринулась к нему врач.
– Что?… Как?… – простонал Иван Кириллович.
– Сначала разрешите представиться: Вениамин Георгиевич Миров, следователь по особо важным делам Федеральной службы безопасности. Уже через час после происшествия дело, которое теперь называется «Золотая братина», было передано из Министерства внутренних дел к нам, в ФСБ, и вести его поручено мне. Моя группа уже работает…
– Вы найдете сервиз? – прошептал Любин, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.
Вениамин Георгиевич еле заметно улыбнулся.
– Мы для этого сделаем все, что в наших силах. Дорога каждая минута. И первое, что необходимо, – немедленно задержать главного организатора ограбления.
– Вам он известен?
– Известен. Это работник вашей охраны Никодим Иванович Воротаев.
– Что?… – Директору показалось, что он ослышался. – Иваныч?
– Да. Ограблением руководил он, а его сообщниками были два телохранителя графа Оболина. К сожалению, с Александром Петровичем врачи не разрешают поговорить. Сейчас мы усиленно занимаемся Воротаевым. Я бы не беспокоил вас сегодня… Но дело в том, что ни в телефонных справочниках, ни в адресных книгах жителей столицы за разные годы – а они у нас есть – не присутствует Никодим Иванович Воротаев.
– Не может быть… – прошептал Иван Кириллович. – Ведь он живет в Москве давно. Лет двадцать.
– Однако пока все выглядит так, как я вам говорю. И поэтому первое, что мне нужно от вас, – это телефон и домашний адрес так называемого Воротаева.
– Вы думаете, у него другая фамилия?
– Не сомневаюсь. Организовать и блестяще провести такое ограбление… И скорее всего, у вашего охранника не одна другая фамилия. Второе, Иван Кириллович, что мне необходимо у вас узнать: каким образом появился у вас граф Оболин с блюдом из сервиза…
– Вы знаете про блюдо? – крайне удивился Любин. – Ведь я никому…
– Вы сказали о графе, о цели его визита в Москву своей жене. А что «никому» – это ваша большая ошибка. Но на эту тему мы позже поговорим отдельно. Итак, граф Оболин вам позвонил? Написал?
– Написал. Потом прислал телеграмму, что вылетает.
– Письмо – это уже хорошо. – Впервые за время разговора Вениамин Георгиевич Миров улыбнулся. – Координаты Воротаева, а также письмо и телеграмма графа у вас на работе?
– Естественно, на работе.
– Тогда, Иван Кириллович, необходимо ехать. Моя машина ждет нас у дверей клиники.
В салоне просторного «вольво» было прохладно, еле слышно играла музыка: симфонический оркестр исполнял Пятую симфонию Чайковского. Управлял машиной пожилой шофер, и в зеркальце Иван Кириллович видел его бесстрастное лицо. Рядом с ним сидел молодой человек в легком спортивном костюме, с кавказскими чертами лица.
– Знакомьтесь, мой первый помощник Арчил Табадзе, – представил молодого человека Миров. – Или, если желаете, заместитель.
– Вы, Иван Кириллович, – начал следователь, когда машина тронулась, – сейчас успокойтесь, сосредоточьтесь. Вам еще предстоит узнать некоторые подробности ограбления, весьма трагические…
– Господи! Что еще?
– Потом, потом! – Вениамин Георгиевич вздохнул – Кстати, министр культуры в курсе происшедшего. И он, как и я, крайне удивлен, что вы о предстоящем дарении никого не поставили в известность.
– Понимаете, Вениамин Георгиевич, хотел всем сюрприз сделать. И министру культуры тоже. Рассуждал: никакого риска. Во-первых, я знал о том, что много лет назад граф Оболин… не этот, а его дед… пообещал вернуть музею блюдо, которое оказалось у него. Это длинная история…
– Хотелось бы ее узнать, – перебил следователь.
– Я вам предоставлю такую возможность. Так вот… Письмо Александра Петровича для меня не было полной неожиданностью. Правда, за давностью лет, не скрою, я забыл, когда это должно произойти. Во-вторых, у нас, по крайней мере до вчерашнего дня, была мощная, проверенная охрана. Нет, в голове не укладывается!.. Ведь я их всех хорошо знаю! А Никодим Иванович работает у нас, как минимум, лет двадцать…
– Это надо уточнить, – снова перебил следователь.
– Сейчас и уточним, как приедем. Представляете, Воротаева мы все считали образцовым работником! Да так оно и было. Поэтому я был абсолютно спокоен, договорившись с графом Оболиным о вчерашней встрече.
– Я не знаю всех ваших правил, – сказал Вениамин Георгиевич, – но, по-моему, поступив так, вы совершили должностной э-э… проступок?
– Совершил, – тяжело вздохнул Любин.
Музей народного искусства России был закрыт. Для посетителей на воротах висело объявление: по техническим причинам, просим извинить и так далее… В кабинете директора музея Любин, Миров и Арчил Табадзе расположились в креслах и некоторое время молчали.
– Говорите, Вениамин Георгиевич, – нарушил затянувшуюся паузу Любин. – Я ко всему готов.
– Ну хорошо… – Было видно, что следователю очень трудно сказать то, что сказать необходимо. – Дело в том… Дело в том, Иван Кириллович, что похищение сервиза не обошлось без жертв. Убит ваш охранник Николай Якименко.
– Боже мой!.. Ведь он у нас всего второй месяц…
– Его застрелил, – резко ворвался в бормотание директора музея следователь Миров, – ваш Воротаев.
Иван Кириллович замолчал.
– Есть два свидетеля, местные бродяги. Благодаря им наряд милиции был здесь, по предварительным данным, минут через десять – пятнадцать после ограбления. Так вот, эти бомжи услышали выстрел и потом видели, как убийца затаскивал труп Якименко в калитку музея. Ведь этот Никодим Иванович пожилой, даже старый, плотного телосложения, лыс. Как сказал один из свидетелей, «очень лыс». Так?
– Да, это так, – кивнул Любин.
– Вот с него и начнем. Домашний телефон, адрес, личное дело.
– Один момент! – Иван Кириллович стал четким и собранным. Он поднял трубку внутреннего телефона, набрал номер из трех цифр: – Лидия Павловна, немедленно ко мне личное дело Воротаева.
– Здесь у вас со вчерашнего вечера работают наши люди, – спокойно пояснил следователь Миров. Арчил Табадзе молчал, внимательно слушая, и на его большом смуглом лбу резко проступали морщины. – Двух других охранников, – продолжил Миров, – Федора Рябушкина и Остапа Цугейко, преступник усыпил сильным и мгновенно действующим снотворным, подмешав его в водку.
Вениамин Георгиевич не договорил: в кабинет вошла молодая взволнованная женщина, щеки ее цвели красными маками.
– Здравствуйте! Вот… личное дело Воротаева.
Иван Кириллович быстро листал папку.
– Так… Работает у нас… Работал с тысяча девятьсот шестьдесят третьего года… Ничего себе! Получается, тридцать три года! Мне почему-то казалось, не больше двадцати лет…
Фотографию Воротаева, представленную в личном деле, Вениамин Георгиевич рассматривал долго.
– Да здесь он совсем молодой! Лысины и в помине нет. А лицо запоминающееся.
– Разрешите? – нарушил молчание Табадзе и тоже достаточно долго рассматривал фотографию более чем тридцатилетней давности.
– Никаких ассоциаций? – спросил Вениамин Георгиевич.
– Вроде никаких… – последовал задумчивый ответ. – Надо по картотеке проверить.
– И немедленно! – В голосе следователя прорвались нетерпение и азарт. – Значит, так… Корчной тут?
– Конечно. Ждет команды, застоялся.
– Группу Корчного по домашнему адресу клиента. Николай все сделает в лучшем виде – не первый раз. Телефон проверить, совпадает ли с адресом. Естественно, не звонить. Фотографию размножить и поискать этот портрет в картотеке. Все! Пока по Воротаеву все. Давай команды, Арчил.
Табадзе взял папку с личным делом Воротаева и быстро вышел из кабинета.
– Иван Кириллович, а вы бывали у Никодима Ивановича дома? – спросил Миров.
– Да нет, знаете ли… Как-то не приходилось. Уж больно далеки наши интересы. Иногда спрашивал, как семья, дети…
– У Воротаева есть дети?
– Да вроде двое – сын и дочь, уже взрослые. Иногда звонили ему по необходимости…
– И всегда трубку брал Воротаев? – опять перебил Миров.
– Нет. Иногда отвечала его жена, Ксения Тарасовна, по голосу, по разговору симпатичная женщина. Ну… дача у них есть. Любил Никодим Иванович о всяких огородно-садовых проблемах поговорить.
Вошел Арчил Табадзе, явно чем-то возбужденный, сказал с порога:
– Все команды отдал, Вениамин Георгиевич. Корчной полетел со своими ребятами пулей. И… Привезли Валентина Николаевича Великанова.
– Отлично! – Миров энергично потер руки. – Давайте его сюда.
– Откуда вам известно?… – начал было Иван Кириллович. Но Вениамин Георгиевич перебил его:
– Да сумели нам Рябушкин и Цугейко сказать, хоть и в полусне, как дело было, почему в их смену подмена командира произошла. Особенно Федор помог. Весьма сообразительный и четкий молодой человек: засыпает, а нить разговора держит.
Открылась дверь, и в кабинет первым вошел Валентин Николаевич Великанов, за ним – Арчил Табадзе. Великанов соответствовал своей фамилии: гигант лет сорока, с открытым, простодушным русским лицом – блондин, веснушки на щеках, широкий, немного приплюснутый нос, прямой внимательный взгляд.
– Здравствуйте, товарищи! – Голос у него оказался густой, басовитый, сейчас в нем звучали сердитые, даже злые нотки. – Это что же за хреновина такая?
– Что у вас-то дома приключилось? – спросил Любин. – Почему понадобилась замена?
– Блин! – Великанов от возбуждения запустил пятерню левой руки в свои густые светлые волосы. – Да ничего у меня не приключилось! Это Иваныч, Воротаев то есть, мне лапшу на уши навесил: вчера звонит – а до работы часа два, не более. Звонит: так, мол, и так, выручай, Валентин. Мне завтра, говорит, со своими хлопцами на смену заступать. А моей Ксении назначили операцию… Только что день определили. Назвал болезнь какую-то против