Макар Миронович, разумеется, возмутился. И сначала решил Настену вышвырнуть с волчьим билетом, а Позднякову прищучить, чтоб та ему неустойку выплатила. За то, что ввела в его семью откровенную мошенницу. Уже было рот открыл, чтоб велеть Анастасии собирать вещички и убираться вон. Но потом вдруг его осенило: а зачем?.. Не лучше ли все оставить как есть?.. А няню использовать? Ведь если он сделает вид, что простил ее, и оставит в своей семье, отказать она ему не сможет! Ни в чем! Что угодно проси! Тем более что есть, о чем попросить. Очень даже есть.
И в голове его быстро родился план. Что именно Настя станет главным козырем в его разводе. Пусть расскажет с красочными примерами, какая гадина его жена. Как та обижает дочь, ввела в дом любовников – текст заявления для няньки он продумает…
Настя, конечно же, заверила хозяина, что сделает все, что тот ей велит. Речь, что он написал для нее, она выучила назубок, перед камерой выступила блестяще – припечатала его супругу по всем статьям… И заверила хозяина, что и на суде, под присягой, все обвинения повторит: «Я ж перед вами кругом виновата, все, что прикажете, сделаю… Только не выгоняйте!»
Макар Миронович благосклонно кивнул. Но про себя решил: глаз с хитрюги Анастасии спускать нельзя. Слишком много та знает…
И камера видеонаблюдения засекла: Настя поздним вечером подошла к его жене… Слов было почти не разобрать, однако кое-что Кривцов расслышал: Настя жаловалась хозяйке, что у нее большие проблемы. И просила у Елены денег. Много. А взамен обещала поведать некую тайну…
Счастье, что Елена была уставшая и от няньки просто отмахнулась. Рявкнула что-то вроде: «Я деньги зарабатываю – не печатаю. А на проблемы твои мне плевать».
Макар Миронович мгновенно принял решение переходить к резервному плану и от Насти избавляться. Немедленно. Тем более что и канва, как это сделать, у него уже сложилась… Резервный план он на всякий случай составил.
«Убьет» няньку один из его охранников. Костя Климов.
Благо на Костю у Кривцова тоже информация имелась. Что приключилась у парня еще в школе любовь с одноклассницей. Эффектная, словно в кино – стихи друг другу посвящали, дня в разлуке прожить не могли. А однажды девушку нашли мертвой. У нее были перерезаны вены. Наискосок – от внешней стороны ладони до внутренней части локтя. А на ноже, который валялся рядом, оказались отпечатки Костиных пальцев.
…Парня всерьез подозревали в убийстве. Однако тому удалось оправдаться: подружка, мол, давно о красивом самоубийстве поговаривала… а что отпечатки на ноже его – так схватил неосознанно…
Однако, если няня в доме, где нынче служит охранник Климов, будет убита точно таким же способом, вопросов, кто убийца, у следствия не возникнет. Особенно если самого подозреваемого допросить не удастся – замучили того угрызения совести, с собой покончил…
Оставалась единственная задача: найти человека, кто сможет исполнить – за Костика! – эту роль.
Ну а такого, решил Кривцов, ему найдет верный адвокат. Нурлан.
Тот, правда, план хозяина не одобрил. И вообще кобениться пытался. Зачем, мол, убивать няньку, если кассета уже записана? Ну и пусть та все его жене расскажет – поздно, признание-то уже есть!
Однако Макар Миронович его и слушать не стал, сразу голос повысил: мол, приказ есть, изволь выполнять.
И Нурланчик все сделал – как ему велели.
Только в последние дни хмурый ходил. А сейчас вообще трубку не снимает.
Кривцов вышел на палубу. Вдохнул сырой осенний воздух. Вокруг расстилалось водохранилище. Совсем стемнело. Давно пора возвращаться в яхт-клуб.
Макар Миронович в очередной безнадежной попытке набрал знакомый номер. Гудки, гудки…
– Нурик, черт, где тебя носит?! – раздраженно пробормотал он.
А через секунду яхта содрогнулась от страшного удара.
После часа изнурительной борьбы с мешком Маша совершенно успокоилась. Приняла душ, кое-как высушила под маломощным феном в раздевалке волосы. Взглянула на часы: только девять. Родители ужинать сели… А ей, хоть и соскучилась она по ним ужасно, по-прежнему совсем не хочется присоединяться к семейной трапезе. Лучше пройтись. Спокойно отдышаться, прийти в себя. Еще раз все обдумать. Тем более что и дождь кончился, и фонари на городских улицах светят празднично – не то что в поместье Кривцова с его одиноким прожектором. Соскучилась она по Москве, по ее шуму, по толчее…
Маша с наслаждением вышла в холодный осенний вечер. По контрасту ли с подмосковными ветрами или просто после нагрузки ей показалось: на улице совсем тепло. Гуляй да размышляй. Вот и побрела медленно в сторону дома, четыре с хвостиком километра.
И занимал ее мысли опять Кривцов. Один и исключительно он. Заботливый отец. Удачливый бизнесмен. Лояльный к своим преданным вассалам – и безжалостный к тем, кто ему неугоден.
И разрозненные кусочки мозаики, подобранные случайно, без всякой системы, сами собою собирались в логичную, стройную картину.
Она теперь точно знала, кто убил и няню Анастасию, и охранника Костю.
Но единственная беда: никаких доказательств у нее не было.
Маша пришла домой в одиннадцать вечера.
Родители ложились спать. Она заглянула в их комнату, улыбнулась, расцеловала, протараторила:
– Мам, пап, я вернулась! Все нормально, только устала дико. Пойду лягу. Завтра поговорим, ладно?..
С удовольствием плюхнулась в собственную постель, забилась под одеяло. И почти мгновенно провалилась в сон.
А проснулась от того, что дико болело горло. В голове – словно молоточки стучат. И по телу пробегает то волна жара, то ледяной холод.
Маша с трудом приподнялась в кровати. Блин, этого и следовало ожидать. Сначала на яхте промерзла, потом, после тренировки и душа, распаренная бродила по городу. Вот и догулялась. Температура явно за тридцать восемь. Прямо скажем: некстати.
И еще пить очень хочется, а идти на кухню за водой нет сил.
Всегда с вечера оставляла на тумбочке бутылку с минералкой, но вчера, конечно, забыла.
Однако питье у кровати оказалось – целый термос. И апельсин, заботливо нарезанный на дольки и укрытый целлофаном. И аспирин… А еще мамина записка:
Машенька! Я утром заглянула к тебе и поняла, что ты заболела. В термосе чай с лимоном и медом, на тумбочке градусник и телефон. Сразу, как проснешься, обязательно измерь температуру и вызови врача. Целую, мама.
Маша благодарно улыбнулась. Открыла термос, пока чай остывал, жадно набросилась на прохладный, освежающий апельсин. Какого ж черта она все это затеяла?! Зачем ей вообще было нужно искать биологическую мать? Причинять боль пусть приемным, но таким замечательным родителям?! Ведь только они ее и любят. По-настоящему любят…
Мысли путались – у нее действительно был жар.
Маша отхлебнула чая, устало откинулась на подушки.
И в этот миг зазвонил телефон. Родители, кто-то из них. Волнуются. Хотят спросить, как она себя чувствует.
– Да… – прохрипела в трубку Маша.
Но, вместо маминого родного, услышала веселый голос подружки. Миленка. Ох, до чего же некстати…
– Машка, ты дома?! Ну, наконец-то! А то мобильник у тебя не отвечает, я совсем с ума схожу!..
– Милен, извини, – пробормотала Мария. – Я заболела, говорить вообще не могу, горло дерет.
Однако ни слова сочувствия в ответ – Миленка лишь затараторила еще громче:
– Слушай, мне твоя мама сказала: ты у Кривцовых няней работаешь? Это что, правда?..
– Уже не работаю, – Маша изо всех сил старалась не сглотнуть, но не вышло, и горло опять обдало волной боли.
– Но работала? – продолжала пытать подруга.
– Да.
– И вчера тоже работала?..
Мария насторожилась.
– Тоже. А что?
– И про Кривцова знаешь?! – триумфально выкрикнула подруга.
– А что с ним?..
– Так нету больше Кривцова! Погиб!
– Как погиб? – растерянно пробормотала Маша.
– На яхте своей взорвался! Взрывное устройство мощнейшее!
Голова совсем пошла кругом.
А Миленка продолжала верещать:
– Слушай, болеешь ты, не болеешь – я к тебе приеду! Прямо сейчас. Будешь мне рассказывать. Все – про него и про его семейку! А то ж отписываться надо, тема ведь моя!
– Подожди, Милен, – Маша тщетно пыталась собраться с мыслями.
И в этот момент услышала, как звонят в дверь. Требовательно. Так звонит тот, кто имеет на это право.
В голове сразу же выстроилась цепочка. Вчерашний день. Яхта. Кривцов – и она. А потом взрыв…
Похоже, ей не придется идти в милицию – за нею уже пришли.
Не открывать?
А звонок разливается все увереннее и громче.
– Извини, Милена, мне надо дверь открыть, – твердо произнесла Мария.
Нажала на «отбой».
Встала с постели, накинула халат. Скрываться и прятаться бессмысленно. Ее все равно достанут. И лучше уж сразу все рассказать. Но поверят ли ей, что она не ведала ни о каком взрывном устройстве?.. И на яхту явилась с одной крошечной дамской сумочкой? Туда одна губная помада с расческой и помещались. Только подтвердит ли это Володин?!
Маша тяжело прошлепала к двери. Распахнула ее. И сделала шаг назад.
Потому что на пороге стояла Елена Анатольевна Кривцова.
Одна.
…Они стояли в коридоре, перед большим зеркалом. Самые близкие друг другу люди. Мать и дочь. Одна – в халате, с распухшим носом, неприбранными волосами. И вторая – безупречно одетая и причесанная, с холодным, тщательно выхоленным лицом. Первой из них было двадцать пять. Второй – сорок три. И виделись они (за вычетом мимолетных встреч в особняке) второй раз в жизни.
В коридоре горела единственная тусклая лампочка, и в полусумраке казалось, что они не похожи. Никаких фамильных черт. Похожих носов или разреза глаз. Объединял женщин лишь одинаково решительный взгляд. И упрямо поджатые губы.
«Мама… – пронеслось у Марии. – И это – моя мать?!»
Елена Анатольевна тоже смотрела на нее, будто не веря.