Марта снова хмыкает.
– Рада, что вам смешно, – ворчит Виви.
– Обещаю вам, Уилла, Карсон и Лео, говорить с вами о матери, пока буду жива. Я стану писать сообщения или звонить, когда вспомню что-нибудь яркое; буду давать такие советы, которые, как мне кажется, дала бы Виви; всегда-всегда буду напоминать вам, что, где бы она сейчас ни находилась, Виви будет по-прежнему вас любить. Любовь никуда не уходит. Ваша мать сейчас наблюдает за вами. Она никогда не оставила бы вас одних.
Виви ахает.
– Она что, знает?
– Нет, конечно, – отвечает Марта.
Раздаются тихие всхлипывания, хлюпанье носом.
Саванна поднимает взгляд на уносящиеся вверх своды церкви.
– Виви, я сейчас обращаюсь к тебе. Последние несколько дней я много думала над тем, чем мы, люди, друг для друга являемся. Можем ли мы настолько преодолеть границы, чтобы полностью понимать другого человека, чтобы стать им? Я пришла к выводу, что нет, не можем. Я здесь, я жива, а ты – где-то еще. Но из всех людей, которых встречала в своей жизни, я чувствовала себя ближе всего к тебе. Ты была, есть и навсегда останешься моей подругой. Лучшей подругой. Навечно. Спасибо.
– Вау, – ахает Виви.
– Самая лучшая речь из всех, что я слышала за последний год, – подтверждает Марта.
«Только за последний год?» – думает Виви. Сама она мысленно прыгает от радости, как будто Саванна только что поймала невозможный пас и выиграла Суперкубок в дополнительное время.
Священник снова поднимается на кафедру, воздевает руки к небу и говорит:
– Помолимся.
Нантакет
Все сошлись на том, что служба получилась замечательная. Саванна Хэмильтон так хорошо постаралась, что мы начали оглядываться по сторонам в поисках друга, который хотя бы вполовину так же мастерски сможет представить нас после нашей смерти.
И, господи боже, уж что Саванна умеет, так это устраивать вечеринки – потому что так называемые «поминки» по Вивиан Хоу в яхт-клубе превратились в самую настоящую вечеринку. По одной стороне просторной зеленой лужайки, ведущей от кирпичного патио ко входу в гавань, стоял шведский стол, по другую – бар. Мы заказывали ром «Маунт Гей» с тоником или бокалы с прохладным «Рислингом» и брали с подносов у проходивших мимо официантов крошечные тартинки с лобстером, кукурузой и капелькой крема из авокадо. Нас манил к себе дымящийся гриль, распространяющий соблазнительные ароматы бараньих ребрышек, сдобренных терпким соусом. В центре шведского стола стояла многоярусная серебряная башня с морепродуктами: королевскими креветками, мясистыми устрицами на половинках раковин, моллюсками и ногами императорских крабов. На деревянной доске, огромной, как колесо от телеги, были искусно разложены спиралью мини-сэндвичи; выглядело так красиво, что нам не хотелось разрушать композицию, но ростбиф c хреном на ржаном хлебе слишком хорош, чтобы сопротивляться искушению.
Шон Ли играл на гитаре, исполняя акустическую версию песен Спрингстина, Клэптона, Билли Джоэла, Кросби, Стиллза и Нэша, которым с таким удовольствием подпевала Виви. И хотя она не играла ни на одном инструменте и совсем не попадала в ноты, зато была преданной поклонницей рок-н-ролла. В ее самой недооцененной книге «И снова лето» название каждой главы – это песня из пятидесятых или шестидесятых.
Воздух искрился, вода сияла, флаг развевался на ветру. Нет на Нантакете вида великолепнее, чем тот, который открывается с лужайки яхт-клуба. Этот клуб, «Весло и поле», был не для всех и ассоциировался со «старыми» деньгами; лист ожидания на получение членства тянулся на двадцать лет вперед, а еще требовалось убедить безжалостную комиссию. Семья Куинборо состояла в клубе с сороковых годов, и Виви автоматически получила членство, выйдя замуж за Джея Пи. Она не всегда следовала правилам: однажды надела красную рубашку-поло для игры в теннис – грубая ошибка, а в другой раз нечаянно заплевала коктейлем синий двубортный блейзер президента клуба, потому что он сказал какую-то, по ее мнению, глупость. Когда Виви с Джеем Пи развелись, комиссия проголосовала «пятеро против четверых» за то, чтобы не восстанавливать ее индивидуальное членство. Некоторые сочли это жестким решением, особенно учитывая, что все знали, почему закончился брак, но Люсинда Куинборо написала комиссии письмо, заявив, что ни при каких обстоятельствах не желает встречаться в клубе со своей бывшей невесткой.
«Даже когда они были женаты, не вызывал сомнений тот факт, что она не вписывается», – писала Люсинда.
Некоторые из членов комиссии считали, что Виви привносила свежую нотку открытости в атмосферу клуба, которая могла показаться затхлой и пуританской, но обладатель решающего голоса, Горди Хэстингс, читал роман Вивиан Хоу «Под углом света», и ему не понравилось, каким в книге предстает клуб, прозрачно замаскированный под названием «Лужайка и якорь». Члены «Лужайки и якоря» были самодовольными, невыносимыми типами, и, хотя жена Горди, Амелия, говорила, что ему стоит расслабиться, это же всего лишь роман, он уловил намек. Если Вивиан Хоу такого невысокого мнения о клубе, то и не стоит звать ее в индивидуальные члены.
И он проголосовал против.
Бывший муж Виви, Джей Пи Куинборо, был потрясен решением комиссии, но его девушка, Эми Ван Пелт, которая быстро заняла место Хоу, разделяла мнение Люсинды Куинборо. Она была счастлива, что не рискует столкнуться с Виви в дамской комнате.
Саванна Хэмильтон, семья которой имела членство в клубе со дня его основания в 1905 году, сказала Виви, что может оформить ей гостевой пропуск по первому требованию.
Люсинда Куинборо и ее лучшая подруга и партнерша по игре в бридж Пенни Роузен тоже приходят на поминки, и, когда бывшая свекровь Виви просит у бармена по имени Маршалл два сухих мартини, он говорит:
– Одну минуту, миссис Куинборо. Записать на ваш счет?
– Мой счет? – переспрашивает Люсинда. – Разве напитки сегодня не бесплатные?
– Миссис Хэмильтон оплачивает еду и напитки только для тех, кто не состоит в клубе, – поясняет Маршалл.
Люсинда окидывает взглядом собравшихся. Из членов клуба здесь только она сама, Пенни, Джей Пи и Бонэмы.
– Как-то это мелочно, – замечает она.
– Ой, да ладно тебе, Люси, – говорит Пенни. Они дружат уже лет пятьдесят, и Пенни осталась единственным живым существом на планете, которое называет ее «Люси». – Тебе никогда не нравилась Вивиан, ты выпихнула ее из клуба, а теперь жалуешься, что тебе приходится платить за выпивку на ее поминках. Не стыдно тебе?
– Да, Маршалл, запиши на мой счет, – говорит Люсинда и сердито смотрит на Пенни. – Видимо, когда будешь произносить речь на моих похоронах, расскажешь всем, какая я была негодяйка.
Пенни удается скрыть улыбку. Эта мысль ее забавляет.
– Надеюсь, за следующие платишь ты? – продолжает Люсинда.
Легко увлечься хорошей едой, музыкой и приятным днем, но многие из нас не забывают поглядывать на детей Виви. Уилла Куинборо Бонэм сидит за столиком в тени зонта между своим мужем Рипом и своей свекровью Тинк. Бонэмы, как и Куинборо, – давнишние члены клуба «Весло и поле»: Тинк играет в теннис, Чес Бонэм – яхтсмен, – но, в отличие от Куинборо, они держатся в стороне от политических интриг.
Тинк волнует только одно: здоровье и безопасность ее невестки, которая снова беременна. Миссис Бонэм, как многие из нас знают, давно мечтает о наследнике – лучше мальчике.
– Принести тебе что-нибудь еще, дорогая? – спрашивает она Уиллу. Перед той на столе стоит стакан имбирного эля. – Может быть, сэндвич с огурцом?
– Я не могу есть.
Рип берет жену за руку.
– Если хочешь, можем уехать, – предлагает он. – Поедем домой, ляжешь под кондиционером.
– Надо убедиться, что с Карсон и Лео все в порядке, – отвечает Уилла.
Бармен Маршалл замечает, что Карсон Куинборо пьет уже пятый «Том Коллинз». Он знает, что она работает за стойкой в «Ойстеркэтчере», и пытается завести разговор на профессиональные темы, но Карсон его прерывает, и Маршалл не может ее за это винить. Все-таки у нее мать умерла. Она сует ему под нос стакан и говорит:
– Чувак, сделай покрепче.
Маршалл считает, что «Том Коллинз» должен быть легким или средней крепости; это освежающий коктейль, такой, чтобы выпить несколько штук за вечер и не опьянеть. Но клиент всегда прав. Он возвращает ей стакан, в котором нет почти ничего, кроме джина.
Карсон избегает своего отца, избегает бабушку и Пенни, избегает Лео, избегает Денниса. Саванну она использует как ориентир, отмечается у нее, а потом снова растворяется в толпе. После четвертого коктейля она идет выпить воды, достает телефон и электронную сигарету. Начинает строчить сообщения одно за другим и быстро делает несколько затяжек, но не успевает даже выдохнуть дым, как к ней через лужайку уже спешит ассистент главного менеджера.
Карсон засовывает телефон и сигарету в клатч своей матери и наклоняется, чтобы расстегнуть «лабутены» – хватит уже полоть шпильками клубную лужайку. Она улыбается ассистенту главного менеджера и, когда он открывает рот, чтобы напомнить, что голые ноги, мобильные телефоны и электронные сигареты запрещены на территории клуба, незаметно показывает ему средний палец. Несмотря на ее возмутительное поведение, ассистент главного менеджера чувствует, что это он совершил бестактность. В конце концов, эта молодая девушка только что потеряла мать.
Лео Куинборо не снимает своего блейзера, несмотря на изматывающую жару и то, что старший в иерархии клуба, Чес Бонэм, уже скинул пиджак. Как и Уилла, Лео всегда следует правилам.
Его школьные друзья, Кристофер и Митч, отводят Лео в сторону, чтобы спросить: неужели Виви правда сбил Круз?
– Марисса так говорит, – сообщает Митч.
– Да, – подтверждает Кристофер, – Алексис рассказала ей, что один офицер видел, как Круз проехал на красный и пронесся с превышением по дороге через несколько минут после того, как сбили твою маму.
– Мариссе надо бы заткнуться, – отрезает Лео, и Кристофер понимает: слухи о том, что они с Мариссой расстались, – правда, хотя в выпускном классе все голосовали за них как за «самую милую пару». Марисса была в церкви, но сидела с матерью и Алексис, а на поминки не пошла.